— Какая же?

— Сожитель Казаровой еще неделю назад уехал в Нижнеярск.

— А он не мог вернуться?

— Если только тайком, товарищ следователь, — отозвался Марьин. — Из района к нам можно приехать лишь на рейсовом автобусе, водитель которого местный житель. Я говорил с ним, он утверждает, что не видел Скоробогатова с того самого дня, когда сам его доставил в Мирный.

— Однако он мог приехать на такси или частнике. Верно? — сказал Болотников. — Следовательно, надежного алиби у сожителя нет. Значит, придется с ним познакомиться.

Участковый только кивнул. Он вспомнил, что около года назад Миша Скоробогатов, аналогичным путем прибыл в Малые Пихты. По крайней мере, у него, Марьина, сложилось такое впечатление. Так что предположение следователя прокуратуры не было лишено рационального зерна. Однако… Трудно представить Мишу в роли убийцы.

— А это не могло быть попыткой ограбления? — спросил Серегин. — Допустим, грабители пытались проникнуть в дом, полагая, что хозяйка одна, и обнаружили, что она коротает время с Безугловым.

Участковый поморщился.

— Полагаю, что нет, товарищ эксперт, — сказал он, стараясь не выдать раздражения. — Брать в этом доме нечего. Да и не коротала Казарова время с Безугловым.

— Откуда вам это известно? — недовольно спросил Болотников. — Насколько я знаю, гражданка Казарова еще не пришла в себя и рассказать о том, что случилось, не могла.

— Извините, товарищ следователь, — сказал Марьин. — Я знаю Алевтину… Гражданку Казарову с младых ногтей, не из тех она женщин, что принимают ухажеров, едва муж за порог. Да и убитого я тоже хорошо знаю… Знал. Он у нас славился по женской части, никому проходу не давал.

— В свою очередь хочу заметить, — встрял в разговор эксперт. — Следы коньяка, бутылка из-под которого лежала рядом с перевернутым столом, обнаружились только в одном стакане. Опять же пока рано делать окончательные выводы, но скорее всего — пил гость.

— Возможно, вы и правы, — сдержанно отозвался Болотников. — Убийство из ревности, скажем так, пока маловероятно. Попытка ограбления — тоже под вопросом… Могла иметь место месть? Раз уж вы, товарищ Марьин, утверждаете, что убитый был ходок по женской части.

Участковый не успел ответить. В дверях появился дружинник Нечепуренко.

— Есть свидетель! — доложил он, сияя будто масленый блин.

— Замечательно, — отозвался Болотников. — Старший лейтенант, побеседуйте с гражданином… Да не здесь, а где-нибудь в другом месте. Протокол потом привезете в прокуратуру.

— Слушаюсь! — буркнул старший лейтенант.

Он обогнул опрокинутый стол, стараясь не наступать на пятна крови, и вышел наружу.

— А вы, Нечепуренко, помогите эксперту… — донесся до него голос следователя.

На улице было хорошо. Дневная жара уже отступила. С Заовражья потягивало холодком. В палисаднике дома, некогда построенного доктором физматнаук Казаровым, шелестели листвой березы, то приоткрывая, то пряча голубые угольки звезд. Невозможно было представить, что почти сутки назад здесь произошло преступление. Эксперт прав — странное преступление. Не вписывается оно ни в какие рамки. В самом деле, зачем нужно было врываться на кухню, выволакивать тело через окно, тащить его несколько километров, чтобы потом просто бросить? А мотивы? Ну некоторые мужики в Малых Пихтах могли иметь на физрука зуб, но не до зверского же убийства, в самом деле… Нет, это не местные. Тогда кто же? Беглые зэки? В последнее время не было ориентировки на побег. Тогда какие же изверги и за что могли так растерзать тело молодого, физически крепкого мужчины?..

Марьин невольно поежился, спешно потянул из кармана мятую пачку «Явы». От ствола ближайшей к крыльцу березы отлепился силуэт коренастого мужичка.

— Это я, Кузьмин, — произнес он. — Здорово, Валерьян Петрович…

Участковый спустился с крыльца, поздоровался с Кузьминым за руку.

— Я так понимаю, Егор Никодимыч, что ты и есть свидетель?

— Да уж, — протянул Кузьмин. — Почитай, тридцать лет бок о бок с Казаровыми живу. И всегда у них тихо. А тут на тебе…

— Знаешь что, Никодимыч, пойдем к тебе в хату! — предложил участковый. — Неудобно здесь разговаривать, да и темно, протокол не составишь… Если не помешаем твоим домашним, конечно.

— Что ты, Петрович, — горячо возразил Кузьмин. — Некому там мешать. Моя Аграфена, как услыхала про убийство-то, внучку в охапку — и в район, к дочке с зятем…

Только паники мне здесь не хватало, подумал старший лейтенант.

Они вышли со двора казаровского дома, сопровождаемые любопытными взглядами зевак. Появление Кузьмина в обществе милиционера малопихтинцы истолковали по-своему. Какая-то бабуся ахнула жалостливо: «Никодимыча-то за что, господи!» Словно подстегнутый поднявшимся в толпе ропотом, Марьин поравнялся со свидетелем, чтобы идти рядом, а не конвоировать. Они не успели сделать и десятка шагов, как послышалось натужное подвывание автомобильного мотора, и из-за ближнего палисадника вырвался свет фар. Это прибыл милицейский газик. Пропустив его, свидетель и участковый поднялись на крыльцо кузьминского дома. Хозяин зажег на кухне свет, подвинул табурет милиционеру, многозначительно щелкнул черным, обгрызенным ногтем по четвертинке первача, но Марьин решительно помотал головой. Выложил на стол сумку-планшет, достал чистый бланк протокола и шариковую ручку.

— Ну давай, Никодимыч, рассказывай, — поощрил он хозяина дома. — Время дорого…

— А ты не спеши, Валерьян Петрович, — отмахнулся тот. — Время дорого, да уж дело больно важное.

— Кто спорит… — отозвался старший лейтенант, прислушиваясь к завыванию мотора — прокурорское начальство отбыло в район. — Такое дело, что голова кругом. Я вот думаю, неужто беглые зэки, а?

— Может, и беглые, да только не знаю — зэки ли… — загадочно откликнулся свидетель. — Зря ты не хочешь выпить, Петрович… Что я щас расскажу, на трезвую голову не переваришь…

Не открывая глаз, Аля пыталась понять, почему она до сих пор валяется в постели, когда с минуты на минуту может появиться Миша, а у нее ничего еще не готово?.. Полы не вымыты, пироги в печь не поставлены. А муж так любит пироги с рыбой, мясом, грибами, малиной, яблоками… Нет, так не годится. Вот сейчас встанет и займется делом. Приедет любимый, а у нее, как у заправской Бабы Яги, для добра молодца и банька истоплена, и… что еще там полагается делать… Нет, Мишу она на лопату сажать не станет, у нее на него другие планы.

Аля хихикнула. Получилось как-то нерадостно. Наверное, из-за физрука… Вломился, нажрался, наговорил мерзостей. Да еще окно на кухне высадил, пьянь этакая. Надо бы полиэтиленом залатать, покуда Миша не вернется. Где-то у нее был целый рулон… еще прошлым летом для парника купленный… Вот им и залатает. А то стыдно с прорехой-то. Вернется Миша — починит как следует… Что-то долго он не возвращается. Но и она хороша тоже — валяется, вместо того чтобы встать и за работу…

Она честно попыталась пошевелиться, но в теле ее была такая тяжесть, такая истома, что ни ногой, ни рукой. Надо хотя бы глаза открыть… Боже мой, как неподъемны веки… Из свинца они, что ли? То-то удивится Миша, когда обнаружит, что Алечка его все еще изволит дрыхнуть. И странно как-то пахнет в ее доме. Не пирогами — явно. А чем? Карболкой… Отвратительный запах. Так пахло в больничной палате, в которой умирал папа… Неужели она тоже умирает? Не похоже что-то. Легкие дышат, сердце бьется… Только вставать не хочется.

Скрипнула дверь. Кто-то вошел. Твердой мужской походкой. Сознание Али уже покидала сонная одурь — она явственно слышала: не Мишины это шаги, но не испугалась. Веки вдруг стали невесомыми, и она легко распахнула их. Солнечный свет резанул по нервам. Аля зажмурилась, а когда снова открыла глаза, увидела склонившееся над ней мужское лицо. Следовало признать — хорошее лицо. Открытое, честное. Взгляд слегка встревоженный, но прямой, внимательный. На незнакомце был белый халат, но Аля почему-то сразу поняла — не врач. В руках кожаная папка. Выходит, по делу пришел. Она уже смутно догадывалась — по какому, и сердце у нее заныло от тоскливого предчувствия.