— Опасаешься развития сценария по господину Уэллсу? Борьба миров и прочее…

— Во всяком случае, не могу исключить такую возможность, — не принял его сарказма госбезопасник. — Даже если намерения у них сугубо мирные, а на борту нет никакого вооружения, сам факт, что пришельцы способны преодолеть как минимум несколько парсек, несет в себе немалую угрозу для нас.

— Какую же? Поясни!

— Я не знаю, какой тип двигателя они используют, но, допустим, фотонный, о котором сейчас много пишут. Представь, что мы им чем-то не понравились и они решили нас наказать, а оружия у них, как мы условились, нет. Так вот, разворачиваются они к нам фотонным своим отражателем и стартуют прямехонько с круговой орбиты. Что тогда произойдет, товарищ астрофизик?

— Сказать трудно, но в лучшем случае мы получим чрезвычайно опасное радиоактивное загрязнение атмосферы…

— А в худшем?

— А в худшем — атмосферу нашу попросту сдует…

— Вот видишь!

— А вас, я погляжу, неплохо готовят в школе КГБ…

— Школа здесь ни при чем, — отмахнулся Старыгин. — Это я сам готовлюсь, коль уж работаю с вами, академиками.

— Я пока даже — не членкор.

— Не о тебе речь… И потом, шутками не отделаешься.

— Я и не думал. Понимаешь, вряд ли они используют фотонный двигатель, который, скорее всего, нерентабелен, слишком энергозатратная штука. По-настоящему для межзвездной навигации пригоден только гравитационный, если он в принципе возможен.

— Ну пусть — гравитационный… — проговорил Старыгин. — Дело не в конкретном типе двигателя. Представь себе, что царь Дарий пустил бы на македонцев бульдозер. Помогла бы тогда Александру вся его хваленая фаланга?

— Да откуда у тебя эта презумпция агрессивности пришельцев?! — возмутился Берестов. — Высокоразвитая цивилизация не может не изжить в себе все эти пещерные инстинкты, иначе, она просто не дорастет до межзвездных полетов.

— Цивилизация — может быть, но мы-то будем иметь место не со всей цивилизацией сразу, а с отдельными ее представителями.

— Не вижу разницы.

— Тогда вот тебе еще один пример. Вообрази… В ночь на девятое мая сорок пятого года, когда представители вермахта подписали акт о безоговорочной капитуляции, командиру немецкой субмарины, отправленной на свободную охоту куда-нибудь в Северное море, об этом забыли сообщить, и вот его гидроакустик слышит шум винтов мирного транспорта, на борту которого уже празднуют победу, и отдает команды: «Товсь» и «Пли»…

— М-да, пример, конечно, мрачноватый…

— Так вот, дружище, — продолжал Старыгин. — В том и разница между подходом к этой самой пресловутой проблеме Контакта у вас, ученых, и у нас, отвечающих за безопасность страны, да и всей планеты в целом. Вы допускаете, что будете иметь дело с представителями высокоразвитой цивилизации, этакими космическими Эйнштейнами, а мы просто обязаны допустить, что придется столкнуться с капитаном боевой субмарины, лишенного, скажем, радиосвязи с базой.

— Рациональное зерно в твоих рассуждениях есть, — нехотя согласился Берестов. — Я только одного не пойму: зачем тогда ты мне помогаешь в этой авантюре? Перед генералом заступился. Сидишь тут со мною сутки напролет… Не проще ли было все взять и запретить?

— Нет, не проще. — покачал головой Старыгин. — Прятать голову в песок — страусовая политика. Это во-первых. Во-вторых, если уж они вступят с землянами в Контакт, то уж пусть лучше с нами, чем — с американцами.

— Пришельцы — это шило, которое в мешке не утаишь, — быстро вставил сэнээс.

— Верно, но если мы успеем первыми, у нас будет весомое преимущество. Руководить процессом Контакта будете вы, наши советские ученые, ну и мы, государственная безопасность. А коли уж придется выносить сор из избы на международную арену, мы успеем дать рекомендации нашим дипломатам.

— Ох, и красноречив же ты, Борька! — восхитился Берестов. — И раз уж ты заговорил о рекомендациях, что мы будем делать, если они все же откликнутся?

— Прежде всего возьмем за жабры этого твоего знакомца, учителя из Малых Пихт. Уж коли он знает частоту и код, то, следовательно, знает многое другое. Например, язык, пригодный для общения с пришельцами.

— "Я мог бы помочь вам обрести речь…" — пробормотал Берестов, вспомнив слова своего ночного собеседника. — Да, это было бы колоссальным подспорьем. Думаешь, он все-таки пришелец?

— Или — человек, страдающий чрезвычайно редким психическим заболеванием.

— Хм… Не таким уж и редким. Знаешь, сколько таких отиралось в кулуарах Бюраканского симпозиума? Мы их «тарелочниками» называем.

— И что, все они умели читать мысли и размазываться в пространстве? — насмешливо уточнил госбезопасник.

— Нет, но вдруг Скоробогатов чрезвычайно одаренный гипнотизер? Способность к гипнозу вполне укладывается в образ редкого психа.

— Не хотелось бы тебя огорчать, товарищ пока не членкор, но о способностях гражданина Скоробогатова у меня имеются дополнительные сведения.

— И ты молчал! — не на шутку возмутился Берестов. — А ведь я тебе выложил все как на духу.

— Ну так это ваша гражданская обязанность, товарищ старший научный сотрудник…

— А вот я тебя сейчас вздую, товарищ капитан государственной безопасности! Тем паче что вы сейчас не в форме…

— Но-но, полегче, гражданин! Я не в форме, но при исполнении.

Они расхохотались. Буфетчица Клава посмотрела на них с интересом.

— Ладно, Борька, колись, раз уж начал.

— Заглянем ко мне в номер, я тебе кое-что покажу…

Допив кофе, дожевав бутерброды, они оставили Клаве щедрые чаевые и двинули прочь из буфета. Прежде чем отправиться в гостиницу, где останавливались командированные сотрудники, Берестов позвонил в радио-обсерваторию.

— Ну что, новости есть?

«Все по-прежнему, Гелий Аркадьевич!» — ответили ему.

— Ладно, — разочарованно буркнул он. — Чуть что — звоните! Я в «Пульсаре» у Старыгина.

Идти было недалеко. В научном городке Сырые Ключи все было рядом. Поднялись в номер Старыгина. Он спешно собрал раскиданные вещи, освободив единственное кресло, усадил гостя. Задумчиво посмотрел на него и предложил:

— Холодненькой минералки хочешь?

— Не откажусь.

— Тогда возьми сам. Там, на кухоньке, маленький холодильник.

— Да у тебя почти люкс — кухонька, холодильник…

— Почти.

Пока Берестов на «кухоньке» копался в холодильнике, звенел стаканами, булькал минералкой, Старыгин открыл замаскированный репродукцией «Утро в сосновом лесу» небольшой встроенный сейф, извлек из него кожаную папку и компактный импортный кинопроектор. Когда астрофизик вернулся в единственную комнату номера с бутылкой «Боржоми» и полным стаканом, Старыгин уже пристраивал проектор на тумбочке.

— Ого, кино смотреть будем?

— Что-то вроде этого, — откликнулся госбезопасник. — Пока я вожусь с этим чудом вражеской техники, ты полюбопытствуй вот этой папочкой…

Берестов отхлебнул минералки, положил папку на колени, расстегнул клапан. Полистал.

— Что это?

— Рисунки твоего знакомого пришельца. Фотокопии, конечно. Оригиналы в управлении. Кстати, пришлось изъять их у ментов. Прыткие оказались…

— У ментов? — переспросил не сведущий в уголовной терминологии сэнээс. — У милиционеров, что ли?

— Угу. Ты смотри, смотри…

— Знатно рисует, — отозвался Берестов. — Американские фантастические журналы с руками оторвали бы.

— Им только дай… Ты обрати внимание, там еще расчеты какие-то, формулы, чертежи. Сдается мне, это по твоей части.

Астрофизик отыскал нужные фотокопии. Всмотрелся, задумчиво поскреб в подбородке с трехдневной щетиной.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Старыгин. — Эти почеркушки имеют какой-нибудь научный смысл? Учти, я тебя привлекаю как ученого эксперта, иначе ты бы ничего этого не увидел.

— Учту-учту, — пробурчал Берестов. — Что касается твоего вопроса… Мне кажется, я уже видел где-то эти расчеты… Вернее, не сами расчеты, а математическую логику, положенную в их основу. Пока могу только сказать, что выглядит это все очень любопытно, но чтобы ответить более развернуто, мне нужно будет посидеть с этими, как ты выражаешься, почеркушками, денек-другой.