— А?

— Просто интересно. Прошло не так много времени, но что-то… изменилось. Весь вечер вчера я думал об этом и наконец понял, что именно.

Лик прикрыл глаза, и Мите показалось, что он нервничает.

— Я с первой нашей встречи невзлюбил тебя. Честно говоря, ты меня раздражала.

— Я заметила, — буркнула травница.

— Я злился, — продолжил он, пропустив ее слова мимо ушей. — Меня бесило, что ты нарушила уговор. Бесило, что ты стала одной из нас — ты, обычный человек. Потом я стал испытывать злость к самому себе. Именно я ранил тебя, я превратил тебя в зверолюдку. Пускай я сделал это неосознанно, но ответственность лежит на мне. И этой ответственности я хотел меньше всего.

— Зачем ты мне все это говоришь? — перебила его Мита.

Он открыл глаза и посмотрел на нее в упор.

— Потому что считаю нужным, чтобы ты это знала.

— Зачем?

— Все это время я пытался обмануть самого себя, подавить чувства, которые меня раздражали, заткнуть Зверя, который, как я думал, диктовал их мне… Я понял это вчера, когда не смог… ну, ты понимаешь, о чем я. Все это время я думал, что ты мне нравишься, но боялся в этом признаться. И злился на себя за то, что испытываю к тебе какие-то чувства.

Митьяну бросило в жар.

— И скрывать их больше я не хочу, — продолжил волколюд. — Не сегодня. Не здесь.

Он сел, протянул к ней руку и осторожно провел пальцами по щеке. Сердце Миты заколотилось, как сумасшедшее. Она сглотнула и открыла было рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле.

— То есть, — она облизнула пересохшие губы, — ты привел меня сюда, чтобы признаться?..

— Если честно, я хотел подождать. Но услышав твои истории про смотрины и свадьбу, подумал, что могу опоздать.

— Никто не выдаст меня замуж. — Она поковыряла пальцем землю. — Все думают, что я какая-то особенная, храню целомудрие, чтобы быть знахаркой и все такое…

Глаза Лика лукаво блеснули.

— А это так?

— Никаких обетов я не давала. Люди все сами выдумали.

— Это хорошие новости. — Его рука опустилась ей на шею, и от прикосновения по телу Миты побежали мурашки. Одна ее часть требовала немедленно прекратить это, а вторая жаждала, чтобы он запустил пальцы ей в волосы, притянул к себе и повторил тот поцелуй, которым вчера лишил ее разума.

— И почему же хорошие?

— Потому что могу не бояться, что… м-м, по неосторожности изменю твою жизнь.

— Ты уже это сделал.

Лик прищурился и склонился над ее лицом.

— Ты точно не жалеешь об этом?

— Нисколько, — выдохнула она ему в губы и почувствовала себя гораздо легче, словно бы груз сомнений упал с ее плеч.

Он улыбнулся и поцеловал ее, нежно и осторожно. Мита закрыла глаза и моментально в растворилась в этом поцелуе. Пальцы Лика перехватили ее подбородок, заставив запрокинуть голову. В ответ она обвила руками его сильную шею и прижалась к парню всем телом.

Движения волколюда стали резче, а поцелуй — настойчивей. Его руки уже не ласкали, а крепко держали девушку, не позволяя ей вырваться. Она и не пыталась. Все это было настолько ново для нее, что она не понимала, как вести себя, и всецело доверилась ему. Все, что она хотела — чтобы этот поцелуй не кончался.

Когда пальцы Лика потянули за воротник рубахи, оголяя плечо, Мита вздрогнула. Губы волколюда оторвались от ее губ, дав ей возможность, наконец, сделать глоток воздуха, и опустились на шею и оголенную ключицу. В низу живота у Миты появилось странное тянущее чувство, и от него ей стало неспокойно.

— Лик… — прошептала она.

Волколюд отстранился и заглянул ей в лицо. Глаза его были темными, почти черными, и травница разглядела в них плохо скрытое желание овладеть ей прямо сейчас.

— Прости… — Мита зажмурилась и спрятала лицо у него на груди. — Я немного… растерялась.

— Я не настаиваю, — хрипло отозвался Лик.

Ладонями девушка чувствовала биение сердца волколюда и думала, что будь ее воля — никогда бы не выбиралась из его объятий. Его дыхание было неровным: он старался вдохнуть поглубже и выдыхать помедленнее, чтобы унять возбуждение.

— Знаешь, я сегодня думала, что была бы не прочь принять твое предложение перебраться в клан, — прошептала Мита. — Но не могу бросить Зеру. И отца не могу оставить, он не поймет. Остальные… как-нибудь переживут и без меня.

— Рад это слышать. — Он погладил ее по распущенным волосам. — Но сначала нужно дождаться решения отца. Я не вправе принимать его в одиночку, все-таки глава клана — отец, а не я. Да и тебе нужно помочь подруге, я ведь прав?

Мита кивнула.

— Я думаю, надо рассказать обо всем отцу. О том, что теперь я зверолюдка. Я боюсь, ведь не знаю, как он воспримет эту новость. Но мне не нравится, что я от него это скрываю. И от Зеры тоже.

— Понимаю и не буду тебя отговаривать. Но поостерегись, — попросил Лик. — Я и правда не представляю, что случится с деревней, если там обо всем узнают.

— Думаю, мне уже пора возвращаться. — Она отстранилась. — Отец часто встает рано, надо вернуться до этого времени, а идти далеко. Еще одного обращения за ночь я не выдержу.

— Я довезу тебя, — пообещал Лик и поднялся на ноги.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 15 день месяца Зреяния

Катар уже не в первый раз сбегал на равнину.

Раньше няни-волчицы выводили детей на опушку на юге леса, и человеческая деревня была достаточно далеко, чтобы не пересекаться с пастухами и стадом коров. Но несколько дней назад двое особенно смелых сыновей первой охотницы клана — Катар считал их особенно глупыми — решили поиграться со стадом коров и убежали от остальных на равнину. Доигрались. Переполошили всю скотину. На шум прибежал молодой пастух — совсем еще мальчишка — размахивая тонкой хворостиной. А потом появился еще один, постарше. На визги и крики примчались няни-волчицы, и безобидные игры превратились в серьезную заварушку.

После этой истории глава клана настрого запретил появляться на равнине. Теперь волчата либо дурачились рядом с поселением, либо уходили с нянями на запад. Север был небезопасен из-за стычек с большими кошками, а к реке их не пускали — боялись, что унесет быстрым потоком. Все волчата с нетерпением ждали того момента, когда их выпустят из яслей и позволят как следует порезвиться. Катар же ненавидел это время и старался схорониться где-нибудь в укромном месте.

Катар никогда не выделялся силой или ловкостью. Он даже бегал медленно. Из-за этого ему частенько перепадало от своих сверстников — он был слишком слаб и годился только на то, чтобы подчиняться. Волчицы закрывали на это глаза, а когда Катар просил о помощи, говорили: ' Ты же будущий воин клана. Не жалуйся и отстаивай себя '.

Малыш был бы рад прислушаться к их совету. Вот только отстаивать было уже нечего. Катару исполнилось шесть лет и пошел седьмой, а его все еще держали за щенка для битья и забав.

Сегодня все начиналось точно так же. Сверстники, как всегда, собрали небольшую стаю и стали дразнить Катара. Потом кто-то предложил поиграть в охотника и добычу, и идею поддержали. Кто был охотником и кому оставалась роль добычи, было очевидно. Катар понял, что чтобы защитить себя, ему нужно убежать как можно дальше, а лучше — туда, куда они побоятся сунуться.

Таким местом была только равнина.