Лик пожал плечами и неспешно вернулся в дом, придерживаясь рукой за деревянные стены.

[1] Пострельщики — то же, что и браконьеры.

У волколюдов есть прочная связь с территорией, которая им принадлежит. Она носит скорее эмоциональный характер, однако, как известно, эмоции — это та же эсна, колеблющаяся на частоте от 5,3 до 5,8 frq. Есть гипотеза, что связь подкрепляется тем же источником, который позволяет им трансформироваться, и имеет магические свойства. Таким образом, можно объяснить, почему волколюды, находясь вдали от своей территории, постепенно слабеют, а лишение таковой приводит их к состоянию, близкому к магическому истощению.

Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Тайре было плевать, что подумают люди о ее пребывании в деревне. Ровно как и на то, что она доставляет охотнику Гидеру неудобства. Для нее самым важным было видеть Лика живым и здоровым… ну, или почти здоровым. Человеческое тело не позволяло ей ощутить все, что чувствовал брат — волчье справлялось намного лучше, — но одного вида хватало, чтобы понять, насколько ему было плохо.

До полатей Лик добрался с трудом и облегченно выдохнул, когда наконец смог сесть. Его кожа побледнела, а лицо покрылось испариной. Тайра даже представить не могла, как сейчас скручивало его мышцы и ломило кости и, если честно, испытывать на себе не хотела.

Когда у печи раздались тихие шаги, волколюдка едва не подскочила. Всевидящая… она не заметила, что в подклети был кто-то еще.

— Устроили же вы… — проворчал охотник, прошагав к кадке с водой.

Тайра хотела была огрызнуться, но брат ее опередил.

— Они беспокоились просто. — Он поморщился. — Мне нравится, что наш клан такой сплоченный, но иногда от этого только хуже.

— Не говори так, — обиженно пробормотала Тайра.

Охотник хмыкнул и зачерпнул глиняным ковшиком воду. Волколюдка заметила, что он опирался на трость, но спрашивать, а тем более жалеть, у нее желания не было.

— Схожу к Казиру, — предупредил Гидер и поковылял к двери. — Пусть он или Зера к Дирку сбегают, расскажут. Ты ж, поди, на ночь остаться хочешь? — обратился он к Тайре.

Та опешила от такой наглой прямоты, но быстро опомнилась.

— Естественно, я не оставлю Лика одного!

Охотник пожал плечами и вышел.

— Не создавай еще больше проблем! — прошипел Лик, вцепившись в подол ее безрукавки. — Гидеру и Мите и так вчера досталось.

— А мне какое дело? — фыркнула Тайра в ответ.

— Должен же быть предел!.. — Лик осекся и шумно выдохнул через нос. — Тайра, пойми, то, что ты сегодня выкинула, совсем не помогает наладить с людьми отношения.

— Вот объясни мне, — перебила она, — почему вы с отцом так цепляетесь за этот мир с людьми?

— А ты хочешь, чтобы была война? Чтобы лес спалили дотла? Чтобы наши волчата гибли из-за глупостей взрослых?

— С чего бы это? Защитить мы их, что ли, не сможем? — В ее голосе засквозило сомнение.

— С того. Эти люди, может, и не способны перебить нас, но на деревню уже обратили внимание извне. Стоит слухам дойти до князя — и резни не миновать. И тогда не пожалеют ни нас, ни наших детей. Ты правда этого хочешь?

— Думаешь, воины князя в силах одолеть клан волколюдов?

Тайра переплела вмиг вспотевшие пальцы.

— Мы сильнее, но нас задавят числом, возьмут огнем и оружием. А если мы лишимся леса, сама знаешь, что будет… Мы ослабнем духом настолько, что избавиться от нас будет легче легкого.

После этих слов в доме повисла такая гнетущая тишина, что даже кудахтанье кур за окном показалось Тайре испуганным. Она сгорбилась и опустилась на лавку.

— Я знаю, что сглупила, — произнесла она тихо. — Но я все равно это сделала. Знаешь, почему? Разозлилась. Я устала, Лик. Устала бесконечно ходить, втянув когти, чтобы не дай бог не потревожить людей.

— Люди тоже от этого устали, — заметил Лик. — И что нам теперь, сорваться друг на друге?

— Если мы так и будем ходить вокруг друг друга, ничего не поменяется. — Она вздохнула и потерла руками лицо. — Ничего. Меня это бесит. Иногда мне так и хочется перекусать всех, чтобы хоть как-то расшевелить болото, в котором мы все погрязли.

— И что ты сделаешь дальше, когда мир между нами рухнет?

— Да кому нужен этот мир, если он такой? — Тайра вскочила с места. — Сейчас мы убеждаем себя, что мир между нами возможен, что рядом с людьми мы сможем жить нормально. Но нет, не сможем, Лик. Мы слишком разные. Много сотен лет вражды говорят нам, что мы на это не способны. Так зачем себя обманывать?

— Считаешь, надо сдаться?

Слова сорвались с губ Лика раньше, чем он их осознал. Его лицо стало растерянным; он поспешил прикрыть глаза и откинулся на подушку, пытаясь спрятать свое смятение.

— Сдаться… — повторил он шепотом. — Мне страшно от одной только мысли, но почему-то сейчас больше всего хочется это сделать.

Тайра снова присела на лавку и взяла руку брата в свою. Пальцы волколюда были ледяными.

— Возможно, именно это и надо сделать, — сказала она. — Мне самой о таком тошно думать. Но это какой-то тупик. Как там люди говорят? Нашла коса на камень?

— Не верю, что слышу это от тебя, Тайра. Ты всегда была против того, чтобы сдать бой.

— Я по твоим глазам вижу: вчера произошло что-то, от чего ты окончательно потерял веру в людей. — Она сжала его ладонь сильнее. — В тебе всегда горела уверенность, а теперь ты сломлен. Я не хочу видеть тебя таким. Если даже ты сломался, то ни у кого из нас нет шансов.

— С момента как проснулся, я не перестаю думать о том, что наши с людьми пути окончательно разойдутся. — Лик высвободил руку и прикрыл ей глаза. — Кто-то не выдержит первым. Либо люди уйдут с этих мест, либо мы.

— Возможно, — усмехнулась Тайра невесело, — если бы я иначе завела сегодня с ними разговор, до потасовки бы не дошло. Но я не умею сдерживаться. От одной мысли, что они ранят наших волчат, убивают сородичей, а потом еще вопят о том, что их ущемляют, меня бросает в яростную дрожь. А когда я вижу их, то перестаю думать, что говорю.

— Я заметил, — хмыкнул Лик. — Поэтому отец никогда не брал тебя на переговоры с людьми.

— Я и не напрашивалась.

Тайра поднялась на ноги и едва заметно улыбнулась.

— Отдохни немного. Извини, что навела тут шуму.

— Только не выходи из дома, прошу, — напомнил брат. — Не дразни деревенских.

— Я во двор. Не могу оставаться в этих стенах, тесно и дышать трудно.

— Во внутренний двор, — настоял он.

— Ладно…

Тайра напоследок сжала его ладонь напоследок и быстро вышла, потупив взгляд.

Солнце щедро заливало двор, и Тайре пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы видеть хоть что-то после полутемного подклета. Она прислонилась к стене, там, где край крыши отбрасывал небольшую тень, и огляделась. На небольшом пятачке земли за домом приютились скромные грядки с аккуратными лохматыми кустиками, похожими на листья лесного купыря. Землю кое-где прикрывала солома, а местами наружу пробивались длинные сорняки с тонкими стеблями, которые среди сочных кустов выглядели как поганки на поляне с боровиками. С краю ютился сарай, рядом с которым прямо на пожелтевшей от жары траве лежали ведра, тазы и какие-то инструменты. Даже здесь было довольно тесно: Тайре хватило бы десяти шагов, чтобы дойти до забора, за которым протянулись неглубокий овраг и заросшее бурьяном поле.

Решив, что это все равно лучше, чем быть запертой в четырех стенах, Тайра присела прямо на траву и вытянула ноги. В тени земля была еще прохладной, но воздух уже постепенно наливался полуденным зноем.

В сарае раздался шум, и волколюдка вцепилась взглядом в дверь, сколоченную из неровных досок. Через некоторое время она приоткрылась, выпуская наружу травницу. В руках девушки было пустое ведро, которое тут же отправилось к остальным. Митьяна взяла грабли, отбросила за спину длинную косу и только потом заметила сидящую у дома Тайру.