Волколюдка даже не попыталась выдавить из себя дружелюбную улыбку. Митьяна побледнела, перехватила грабли и поспешила за угол дома, стараясь не смотреть на незваную гостью.

Некоторое время Тайра слушала возню травницы за углом, прикрыв глаза. Язык чесался сказать какую-нибудь колкость, но стоило ей задуматься, что именно сказать, как все слова вылетали из головы. В сущности, говорить Тайре было нечего. Все причины говорить Митьяне гадости сводились к простой неприязни.

За углом раздался грохот, от которого Тайра едва не подскочила. Встревоженные куры подняли шум, и теперь причитания травницы мешались с кудахтаньем. Когда голос травницы затих, волколюдка, наконец, рискнула подняться и заглянуть за угол.

Митьяна сидела у стены курятника на корточках. Льняное платье, испачканное землей, задралось, обнажая худые колени. Травница зарылась пальцами в волосы, отчего лохматая коса растрепалась еще сильнее, и закрыла ладонями глаза. Вокруг было рассыпано зерно, валялись ведра, те самые грабли и прочая людская дребедень.

— Ты там живая? — как можно равнодушнее поинтересовалась волколюдка.

Митьяна вскинула голову и поспешно натянула рукав платья на предплечье, но Тайра успела разглядеть огромный синяк.

— Не обращай внимания. Все в порядке.

— Дело твое, — хмыкнула Тайра.

Митьяна поднялась, подхватила с земли корзинку и стала собирать зерно. Из курятника донеслось беспокойные кудахтанье. Волколюдка подошла ближе и поддела носком ботинка грабли.

— Все хозяйство на тебе, значит.

— Можно и так сказать, — бросила Митьяна, не оборачиваясь.

— И не лень тебе? Изо дня в день такой рутиной заниматься…

— У вас что, никакого своего хозяйства нет?

Тайра ухмыльнулась.

— Зачем оно нам? Весь лес наш, его даров нам вполне достаточно.

— И правда…

Травница украдкой потерла глаза, и Тайра нахмурилась. Она не любила, когда кто-то плачет, — это для слабых. Потому и не хотела брать никого в ученики — детям истерику можно было простить, но она не представляла, что делать со слезами.

Некоторое время Митьяна молча собирала зерна. Корзинка медленно наполнялась. Тайра отошла к стене и села на полено, потемневшее от времени. Хотелось завязать разговор, высказать ей все, что думается, но Тайра никак не могла открыть рот, а потому безмолвно следила за монотонными движениями травницы.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — наконец, нарушила тишину Митьяна и перехватила корзинку. — Я с самого начала понимала, что все это из-за меня.

Тайра оказалась застигнута врасплох и первые несколько мгновений растерянно молчала. А потом неожиданно хохотнула.

— Знаешь, я вот думаю, что это даже неплохо.

Митьяна оторвалась от сбора зерен и впервые за все утро посмотрела прямо на Тайру.

— Что?

— Ты ходячее несчастье, это так. Никто не знает, как с тобой быть — убить или дать шанс стать одной из нас. Знаешь, именно такие случаи показывают нам, кто мы есть, как бы больно и неприятно это ни было.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Травница отвернулась.

— Раз уж ты такая нескладная, хотя бы знай, что происходит. — Тайра скривила губы. — Мы уже много лет старательно делаем вид, что у нас все чинно и гладко. Идеальные отношения внутри клана, «лучшие традиции культа сильнейшего», как любит говорить Тир… И именно от культе сильнейшего половина всех бед. Вторая половина от людей.

Тайра пнула черенок грабли.

— Знаешь, это как язва на лапе. Время от времени она ноет, ты чувствуешь, как скапливается в ней гной, но наружу он вылезать не торопится. И сам ты не можешь его вытащить — слишком глубоко, боишься что-нибудь зацепить, кого-то поранить.

Руки Митьяны замерли рядом с корзинкой.

— Хочешь сказать, в клане раскол?

— Ну, раскол — громко сказано. Просто все давно знают, что клан как бы разбился на два лагеря. Одни преданы нашему отцу и ждут, что Лик в будущем займет его место. Они поддерживают стремление отца сохранить мир между нами и вами, людьми. Другие же считают, что единственным правильным решением будет война. До недавнего времени я и сама в это верила. Но сегодня, глядя на Лика, впервые усомнилась. И как бы сильно мне ни хотелось этого говорить, видит Всевидящая, ты — ключ к решению.

Тайра откинулась на спину и прикрыла глаза.

— Смешно, конечно. Сама не верю, что говорю такое. Как же меня раздражает человеческое тело, слов нет…

— Я? Ключ? — Митьяна не удержалась от смешка. — Кажется, слишком много надежд вы возлагаете на простую знахарку из захолустной деревеньки.

— Знаешь, тебе стоит показаться клану, — перебила ее Тайра.

Травница удивленно замычала.

— Шутишь?

— Давно пора было это сделать. Лучше пусть Лик сам о тебе расскажет, чем это сделает какой-нибудь Мигир или Филлат. Я не сомневаюсь, что они будут держать язык за зубами, но мало ли… Новость о человеке, ставшем волколюдом, клан примет гораздо спокойнее из уст вождя или его сына, чем кого-то другого, пусть он хоть трижды первый охотник или старший воин.

Митьяна подняла с земли несколько зерен и небрежно бросила в корзинку.

— Не уверена, что клан меня примет…

— А ты постарайся сделать так, чтобы приняли, — возразила Тайра. Она подперла рукой подбородок и прищурилась. — Знаешь, я почти уверена, что Лик уже предлагал тебе уйти к нам. Не оправдывайся, — она остановила открывшую было рот травницу, — если не предлагал, то я его совсем не знаю.

— С чего ты вообще так решила? — Корзинка переместилась ближе к курятнику, а сама Митьяна встала и отряхнула колени.

— Не каждую девушку волколюд будет защищать ценой своего положения и жизни. Без понятия, в курсе ли отец о ваших… отношениях.

Она довольно улыбнулась, когда Митьяна едва не выронила только что наполненную корзинку.

— Скажу сразу: я не в восторге от того, что мой брат положил на тебя глаз. Но уважаю его выбор, как бы противно мне не было.

— А я только понадеялась, что мы сможем поладить…

Тайра расхохоталась.

— Сомневаюсь.

Всевидящая — великий воин, храбрейший из Изначальных. Тот, кто следует Ее пути, достоин вести клан за собой и стоять по правую сторону от вождя.

Из волколюдских преданий

Роль в клане — охотник или воин — волколюд может получить дважды. Первый раз — когда из яслей его принимают в ученики. Второй — непосредственно перед посвящением. После того, как волколюда нарекают младшим воином, он уже не может стать охотником, и наоборот.

История некоторых кланов содержит случаи смены роли волколюда после посвящения, но все они были следствием переворота.

Капан Гайрих. «Обычаи народов Фиэдеса». Раздел «Зверолюды», глава «Общественное устройство кланов».

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Хоть Лику и нужен был отдых, надолго уснуть ему никак не удавалось. Никогда еще Зверь не затихал так надолго, и волколюд чувствовал внутри пустоту, которую страшно хотелось чем-то заполнить. Будь его воля, он бы провел все время рядом с Митой, но боль не отпустила тело даже к вечеру, а отвлекать травницу от дел ему не хотелось. Успехом уже было то, что Лик смог передвигаться по подклети, не сжимая зубы в попытках сдержать стон.

Больше всего Лик переживал за Тайру. Та даже не пыталась скрыть неприязнь к Митьяне, и неизвестно, чем могла кончиться их стычка во дворе. Лик был удивлен, когда девушки вошли в дом, мирно беседуя: Тайра несла кадку с бельем, рассказывая что-то о травах, растущих в западной части леса Лииш, Мита кротко улыбалась и на ходу складывала небольшие льняные полотенца. Волколюд облегченно вздохнул: кажется, буря миновала.

Но расслабился он рано. Буря грянула вечером. Гидер, отказавшись от ужина, ушел в дом старосты — обсудить какое-то важное дело. В доме остались лишь Лик, Тайра и Митьяна. И тогда-то в гости к ним наведался Тир.