Никто не осмелился что-либо возразить, и сталь во взгляде главы превратилась с удовлетворение.

— Хорошо. Вы можете идти, — разрешил он. — А, хотя… Филлат. Останься. Мне нужно с тобой поговорить. И ты, Лик, тоже.

Первый охотник покорно склонил голову.

— Как пожелает мой вождь.

Когда все вышли — Тайра выскочила из дома первой — и в комнате остались лишь Лик, Филлат и сам Рууман, Маар сообщил, что у него дела и вылетел в окно.

— Я хотел бы обсудить с вами человеческую девушку, которая стала волколюдом, — начал глава. — Это больше касается тебя, Филлат.

— Я молчал, как и просил Лик, — отозвался он. — Никто в клане не знает о ее существовании.

— И никто не должен узнать. Передай это Мигиру и Лари. Тайра, думаю, и сама понимает.

— Как скажешь, мой вождь. Но ты уверен, что стоит скрывать это?

— Клан узнает о ней тогда, когда я решу, — отрезал Рууман. — Она еще слишком молода, чтобы показываться всем на глаза. Молода как волколюд.

Филлат кивнул.

— Твоя на то воля, мой вождь.

Кивком головы Рууман разрешил ему идти. Когда же они с Ликом остались вдвоем, он позволил себе выдохнуть, сесть на один из стульев и закрыть глаза.

— Не будь таким строгим к Тайре, — тихо попросил его Лик.

— Пускать учится сдерживать эмоции, — не открывая глаз, отозвался отец. — До добра ее это не доведет.

— Ты ведь знаешь, как тяжело она принимает любую мысль об уступке Кира-Талун. Она чаще всех с ними сталкивается. Отчаяннее всех защищает наши земли. Для нее отдать плато — все равно что признать, что ее усилия были напрасными.

— В жизни нередко приходится чем-то жертвовать.

— Так объясни ей это. Поговори наедине, а не макай мордой в грязь при всех.

Рууман поморщился.

— Лик, — предупредил он, — ты лезешь куда не просят. Я сделаю вид, что не слышал этого.

Лик едва сдержался, чтобы не зарычать.

— Всевидящая, как же я устал, — протянул Рууман. — Пора возвращаться домой. Впервые за долгое время я хочу вздремнуть ночью. Расскажешь мне завтра о своем новом подопечном — я слышал запах того волчонка в доме.

Людские сердца подвержены искушениям и могут стать пристанищем порока, оставленного миру темными богами. Порок этот — сила, способная подчинить себе чужую волю, отречь от корней прошлого и исказить судьбу, и только милостью Светлого можно излечить от порока сего; лишь вера убережет от влияния его и очистит разум и тело.

Из Светлого писания, священных текстов культа единого Бога Солнца

Х514 год, 19 день месяца Зреяния

Утро выдалось пасмурным, но настроения Митьяны это нисколько не портило. Выглянув с утра в окно и заметив низко ползущие дождевые тучи, она спустилась во двор с корзиной и стала собирать белье, которое вывесила вчера. Просохнуть полностью оно не успело, но лучше так, чем промочить его снова.

Сложив все в корзину, травница с наслаждением размяла руки и спину, радуясь, что кости не ломило, а мышцы не отдавали тянущей болью. Последние обращения давались Митьяне особенно тяжело, словно тело противилось. Заметив это, Лик предложил на время прекратить ночные пробежки — и после этого, как по велению волчьей богини Всевидящей, Зверь перестал просыпаться по ночам. Травница даже обрадовалась. Наконец у нее появилась передышка!

Отец встал рано и собирал вещи для похода в лес. Сам он не горел желанием отправляться туда, но Дирку нужно было как-то оповестить клан Лииш о том, что у них гости и те задержались: две ночи назад берега реки Рилир размыло дождем и мост обвалился. Варлам с Миленом пока не могли вернуться домой, и столяр сетовал, что в мастерской дело встанет, однако, сильно расстроенным не казался. Было у Гидера подозрение, что он всерьез намеревался навести в их деревне свои порядки.

С тех пор, как одного волчонка заметили на равнине несколько дней назад, Варлам требовал от Дирка решительных действий. «Они не боятся заходить на земли, которые считаются вашими по праву, — говорил он. — Кто знает, когда они войдут в деревню. И ты будешь молча сидеть и ждать?» Дирк держался, но долго это продолжаться не могло.

У Варлама было гораздо больше влияния: он был уважаемым человеком не только в своей деревне, но и во всем Калсанганском уделе. Его мастерская принимала заказы от самой княжеской семьи, что невольно придавало ей вес. Сам Варлам нередко бывал в стольном граде, так что ему ничего не стоило шепнуть о происходящем куда следует, чтобы вмешалась княжеская дружина. Не то чтобы за их скромную деревеньку Альрикан сильно переживали — кого волнуют двадцать с лишком домов, не приносящих уделу большого дохода? По словам Варлама, он опасался, что одной деревней волколюды не ограничатся и пойдут дальше, на восток, к Кайсуге, а у князя были свои счеты с существами, обладавшими магией.

Поход Гидера в лес был спланирован так, чтобы Варлам ничего не заподозрил — тот настаивал, чтобы Дирк перестал вести с волколюдами переговоры, а на охотника и вовсе ругался, мол, зверье есть зверье и нужно его отстреливать. Гидер в ответ на это качал головой. Митьяна же, тайком слушая их разговоры, все больше злилась и проникалась к гостям все большей ненавистью. И все больше боялась собственных мыслей.

Милен постепенно завоевывал доверие жителей деревни. Начал с деревенских парней — пастуха Пилара, сына кожевника Баала и Талана, старшего сына старосты. Затем расположил к себе их семьи — всех, кроме Дирка. У Милена было особое обаяние, с этим нельзя было поспорить. В присутствии отца он молчал, предоставляя слово ему, но с другой компанией охотно болтал о всяком, шутил, смеялся, был чутким собеседником и, казалось, мог расположить к себе любого. Молодых это подкупало. А поколение постарше — то, что руки у парня были на месте и любое дело в них спорилось.

Наладив отношения с половиной жителей деревни, Милен постепенно внушал им, что зверолюдам надо дать отпор и отобрать у тех лес. Также он пытался расположить к себе Зеру, но девушка всячески избегала его и продолжала твердить деду Казиру, что замуж за него не выйдет. Когда ухаживания Милена стали настойчивей, Зера стала сбегать к Мите. Сын столяра и так недолюбливал травницу, а теперь у него появился еще один повод.

— Так ты уже не спишь, Мит? — было первым, что Мита услышала сегодня утром от подруги. Она уже была готова нести корзину домой, когда осторожный стук в калитку остановил ее.

— Не сплю, как видишь. Опять от Милена прячешься?

— Прячусь… — Калитка открылась, и Зера, закутанная в шерстяной платок, шмыгнула во двор. — Холодно-то как, вообще бы из постели не вылезала. Но если останусь, эта деревянная рожа опять будет околачиваться у дома…

— И деда Казир не прогоняет его?

— А чего ему прогонять? Он все еще надеется, что я передумаю и пойду за него…

Мита заправила выбившуюся прядь за ухо и вздохнула. О скандале, который разразился после смотрин в их доме, знали немногие, но Мита отчетливо слышала каждое слово. С того дня Казир перестал вмешиваться в отношения Милена и Зеры: не подталкивал их друг к другу, но и не препятствовал попыткам сына столяра.

— Ты прости, что я к тебе постоянно, — пробормотала Зера себе под нос и еще сильнее закуталась в платок. — Из-за этого Милен и к тебе лезет, гадости говорит…

— Брось. Мне его дружба не нужна. И пусть что угодно говорит, мне то что?

Мита отвернулась и закусила губу. Она лукавила. На самом деле травница переживала, что Милен станет разнюхивать и, не приведи боги, начнет следить за ее домом. После истории с волчонком ей стало казаться, что он подозревает ее в связях с волколюдами и ищет способ разоблачить. А свои обращения по ночам она не контролировала до сих пор.

— Ты в последнее время изменилась, — заметила Зера. Мита похолодела. — Раньше тебя так волновало чужое мнение, а теперь ты отмахиваешься от него так просто…

— Правда? — Травница натянула улыбку.