И от легкого страха.

Все предыдущие разы Лик был осторожен и нежен. Сейчас он больше походил на зверя, чье желание обладать брало верх. Он догнал ее здесь, на берегу озера, и заявил на нее свои права. Его ладони теперь исследовали тело травницы, оглаживая изгибы, сжимая грудь, бедра, ягодицы, словно подчеркивали: мое. Близость пьянила, от нее у Миты кружилась голова и перехватывало горло. Когда Лик оторвался от поцелуя и провел языком по ее ключицам, она коротко вздохнула. Когда коснулся ложбинки, обхватил губами сосок и слегка прикусил — застонала, прогнувшись в спине. Это раззадорило волколюда еще больше: он перехватил ее запястья, не давая возможности двинуться, и продолжил играться с грудью языком.

— Ли-ик… — всхлипнула Мита.

На мгновение происходящее показалось ей преступлением. Согласно людским законам, она не должна отдавать свое тело мужчине до замужества, и богиня-матерь Иина, вероятно, не подарит ей более своего благословения. В ответ Зверь внутри нее возмущенно зарычал. С чего бы ей теперь подчиняться этим нелепым правилам? И зачем ей теперь людские боги? Всевидящей все равно на подобные предрассудки.

Лик, наконец, отпустил ее руки, и Митьяна тут же обхватила шею Лика. Осмелев, она притянула его ближе, чувствуя, как обнаженный торс касается ее живота. Внутри все сжалось от сладостного предвкушения. Зарычав, Лик снова впился в ее губы поцелуем, а когда отстранился, его глаза были темными, как безлунная ночь.

— Не отпущу, — вкрадчиво пообещал он.

Лик приподнялся, дав Мите возможность осмотреть его подтянутую мускулистую фигуру, и девушка впервые пожалела, что от узкого месяца было так мало света. Она провела руками по груди, нащупала перекатывающиеся под кожей мышцы. Издав глухой рык, Лик обхватил ее ягодицы и резким рывком вошел в нее. Мита вскрикнула, почувствовав, как на ресницах набухли слезы.

Боги, никто не говорил, что это больно!

Однако боль вскоре сменилась острым наслаждением. Оно билось в груди, тянулось в низу живота и было так велико, что, казалось, пыталось вырваться наружу. Впившись ногтями в спину Лика, Митьяна кусала свои губы, стонала, сходя с ума от растекавшегося по всему телу жара. Она то чувствовала Лика внутри себя, то, наоборот, растворялась в этом ощущении, иногда пыталась отстраниться, чтобы найти взгляд волколюда, но его сильные руки не позволяли. Она не знала, сколько выдержит еще, но мысленно — а может и вслух — умоляла его не останавливаться.

В эти долгие сладостные мгновения они были одним целым, и теперь Митьяна не хотела терять частичку себя, что отныне навеки осталась в нем. Разве что в обмен на его собственную.

Перед тем, как завершить, Лик шепнул ей в губы ' моя ' и напоследок сжал бедра. А затем повалился на траву рядом. Мита тяжело дышала, прижав руки к груди. Все тело дрожало.

— Никогда не получал такого удовольствия, — проурчал волколюд ей на ухо. Его рука легла на живот, вторая проскользнула под ним, заключая девушку в объятия.

Митьяна прикрыла глаза, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Близость с мужчиной всегда казалась ей чем-то далеким: она не знала никакой любви, кроме отцовской, а матери, которая могла бы таким поделиться, лишилась рано. Впрочем, вряд ли мать смогла бы рассказать ей о том, каково это — любить волколюда. Занятно, но именно сейчас, будучи нагой и незащищенной, Митьяна чувствовала себя в тепле и безопасности — как будто кольцо рук Лика давало ей все. Грудь распирало от нахлынувших чувств, и она не знала, что с ними делать. Сохранить внутри? Закричать, выплеснуть их наружу? Ничто из этого теперь не казалось ей правильным.

Поэтому Мита продолжала тихонько лежать в объятиях Лика, слушая его дыхание и грохот собственного сердца. Он был сейчас с ней и ни с кем больше. Дарил любовь и заботу ей одной. Зверь внутри довольно урчал, и от этого урчания по всему телу шли мурашки.

Внезапно Мита подумала, что однажды Лику придется выбирать. Охота уже завтра, но она не была к ней готова. Едва ли у нее получится поймать какую-то добычу. Конечно, они с Ликом тренировались, но разве трех дней погони за зайцами и перепелками достаточно?

Волколюд заметил ее смятение и сильнее прижал к себе. Травница прикрыла глаза и вслушалась в ровное биение его сердца, надеясь, что сможет унять свое.

— Лик… — окликнула она тихо. — А что будет, если я провалюсь?

Она настолько не верила в свои силы, что чуть не ляпнула «когда» вместо «если». Руки волколюда напряглись.

— Что значит, если ты провалишься? — переспросил он недовольно. — Все у тебя получится.

Митьяна помотала головой, не открывая глаз. Одной щекой она чувствовала горячую кожу у него на груди, а другой — мягкую прохладную траву.

— Ты знаешь сам, как мало у меня шансов. Что ты будешь делать, если боги… если Всевидящая не будет ко мне благосклонна? Ты ведь не сможешь одновременно следовать интересам клана и своим собственным.

Лик не отвечал. Его сердце, казалось, забилось чаще, но виду, что его взволновал вопрос, он не подал.

— Я не хочу, чтобы из-за меня ты отказывался от семьи и сородичей.

— Я не брошу тебя, — уверенно отозвался Лик.

— Разве ты пойдешь против отца? Против клана?

Кольцо рук ослабло, и Мита съежилась.

— Почему ты вообще об этом заговорила? — пробормотал Лик. В его голосе слышалось разочарование… или тоска? А может, и вовсе отчаяние, хотя Мита подумала, что ей наверняка почудилось. — Не о том ты думаешь.

— Знаю… Но я боюсь. Мне страшно, как никогда не бывало. И больше всего я боюсь неизвестности, которая скрывается за провалом.

— Поэтому ты спрашиваешь меня о выборе?

— Мне очень хочется, — она стиснула кулаки, — чтобы ты остался со мной. Но я не могу просить тебя о таком. Я не могу просить тебя предать клан, ведь по моей вине уже и так развалилось слишком многое.

— Ты снова о своей вине… — поморщился Лик.

— Прости. Как бы я ни пыталась, не могу от нее отмахнуться.

— Я не хочу выбирать… — Он стиснул зубы. — И надеюсь, что мне не придется.

— Лик…

— И буду верить, что Всевидящая слышит мою просьбу.

Он прижал ее к себе так сильно, что на мгновение Мите стало нечем дышать. Она зажмурилась и уткнулась носом в его грудь. Спокойнее не стало, но решимость разгорелась с новой силой. Она должна сделать все возможное, чтобы не видеть больше Лика таким нерешительным. Никто не должен был это видеть. Пусть это останется их маленькой тайной.

— Я тоже буду верить… и сделаю все, что в моих силах.

Лик промычал что-то в ответ, а затем резко отстранился и сел. Испуганная Мита прижала руки к груди, прикрываясь.

— Я уж гадал, сколько придется тут проторчать в ожидании, когда меня заметят, —раздался откуда-то сверху насмешливый голос.

Митьяна взвизгнула и съежилась.

— Знаешь, что бывает с теми, кто слишком много подсматривает? — проворчал Лик.

— Ха-ха, — рассмеялся голос, и по тому, как он походил на карканье, травница моментально догадалась, кому он принадлежал. — Скажи еще, что клюв оторвешь.

— Ты подкинул мне заманчивую идею.

— Допрыгни сначала, мохнатый.

— Нарываешься.

— Напугал.

Черная тень упала с одного из деревьев, приняв очертания большого ворона. Его глаза-бусины блестели, отражая неяркий свет звезд и узкого полумесяца. Мита испугалась, что Лик бросится на него, но ворон знал друга лучше. Волколюд раздраженно выдохнул и поинтересовался:

— Есть новости?

— Еще какие! — Ворон встопорщил перья и довольно заурчал. — Теперь за тобой должок, мохнатый.

В безлунные ночи будьте особенно бдительны. Ни в коем случае не продолжайте движение по трактам и не ночуйте вне постоялых дворов — воры и бандиты пользуются непроглядной темнотой для своих нечистых дел, скрываясь от взора богов.

Из памятки торговцу гильдии Калсанганского удела

Х514 год, 27 день месяца Зреяния