— Нет, еще у учеников есть, но к тем я и соваться не стал, потому как даже такое существование мне дорого.

— В смысле?

— Ну так это же шиарлийские зеркала! — возопил Триан. — Что, если они решат, будто мы шпионить станем? Нет, хозяйка, если вы с их хозяевами сами договоритесь, так я всегда рад, но сам не полезу, и не просите… С зеркалами подземников тоже, кстати, не хочу дела иметь. Их, вдобавок, пока дозовешься, от натуги треснуть можно… Ну да что с них взять, с бронзовых?

— С этим мы позже разберемся. А ректор, значит, на связи?

— А как же. Уже пытался убедить меня показать вашу спаленку, хозяйка. Ну и вас, ясное дело… Но шиш ему, ничегошеньки он не увидит, даже если золотую оправу в бриллиантах мне посулит, — гордо сказал Триан.

— Какая безвкусица… — поморщилась Вера, занеся в мысленный список ректора-вуайериста. — Вдобавок такая оправа выйдет тяжелой и непрочной.

— Именно так я и рассуждаю, хозяйка! — обрадовался он. — С моей-то, конечно, позолота давно облезла, зато лапы устойчивые. Ну да что с него взять? Ему даже невдомек, что я не обычное зеркало, а очень даже… хм-хм… душевное.

— А ты и рад стараться… Кстати, чем он объяснил желание на меня посмотреть?

— Разве тут нужны объяснения? — поразился Триан. — Но в целом… Сказал, желает взглянуть, как гостья расположилась после долгой дороги, удобно ли устроилась. А я заявил, что без вашего приказа, хозяйка, показать ничего не могу. Только вас позвать, но лучше этого не делать, потому как вы спросонок дюже злы бываете…

— Молодец, — искренне сказала Вера. — Здесь, значит, ты еще не все рассмотрел?

— Говорю же, хозяйка, зеркал вроде меня здесь мало, да и обычных не так чтоб много. Где удалось побывать, там удалось. Прямо скажу, не императорский дворец!

— Это и так ясно, а конкретнее?

— Обычный приграничный замок, каких мы десятки повидали, — ответил Триан. — Разве что вместо чад с домочадцами эти вот все… ученики. Ну и прислуга, куда ж без нее? Немного, правда.

— А охрана? — зачем-то спросила Вера.

— Насчет этого ничего сказать не могу, хозяйка. Если кто и есть, то снаружи. Это вам виднее: меня укутанным везли, я даже не слыхал ничего! А вы бежать собрались?

— Пока нет, — вздохнула она. — Только что приехали, надо хоть дух перевести… А теперь вернись-ка к своей истории, а то до полудня ведь не закончишь!

— Как прикажете, хозяйка, — отозвался Триан. — Стало быть, в Тинувере я тоже был проездом, если это можно так назвать: на своих двоих шагал. И как раз в Таговер — там на ярмарке шестой недели всегда подзаработать можно.

«Так, не за пугайся в здешнем календаре, — сказала себе Вера. — В неделе шесть дней, в месяце шесть недель, в году — о чудо! — двенадцать месяцев. Год у них, выходит, длиннее нашего? Не поймешь, сравнивать не с чем… А, это как раз не важно!»

Триан, получалось, говорил о ежемесячной ярмарке. Были побольше, раз в три месяца, еще крупнее — раз в полгода, но не о них речь.

— Работник из тебя… — вздохнула она. — Только языком молоть и горазд.

— Ну так за то мне и платили, — ответил Триан. — Я всяких небылиц столько знаю, что если каждую в золотой превратить, столько на себе и не унесу. Да что там — и на двуконной телеге не свезу! Еще петь могу, но это лучше когда все уже упьются: тогда похабные песенки хорошо идут, а за то, что фальшивлю, бить не станут. Ну и плясал когда-то недурно…

— И, конечно, в Тинувере мы не могли не встретиться, — перебила Вера.

— О да, хозяйка! — из зеркала донесся смешок. — Брел я, стало быть, по обочине — по дороге не пройти было: такую грязь развезло, что в колее хоть топись… И вдруг откуда ни возьмись вылетает карета, а за ней вторая, обе угвазданы по самую крышу, и лошади тоже, а уж на что возницы похожи, лучше и не представлять! Останавливаются они возле постоялого двора, а я тут как тут: думаю, вдруг пригожусь? Кареты резные, золоченые, такие отмывать — мука! А здешние и так с ног сбиваются перед ярмаркой. Значит, лишние руки наверняка пригодятся, вот я малость и заработаю…

— И что дальше? — подбодрила Вера.

— Что-что… Дверца первой кареты открывается, и выходите вы, хозяйка, — Триан протяжно вздохнул. — Я такой красоты вельможной сроду не видывал, так что дара речи лишился и стоял, будто столб придорожный.

— Почему сразу вельможной-то?

— А будто я герб на дверце даже под грязью не разглядел, — фыркнул он. — Да и по вам сразу видать, что вы из старой знати. Такие лица только у них и бывают.

— Какие это — такие? — насторожилась Вера.

— Ну… — Будь Триан человеком, он наверняка почесал бы в затылке или пожал плечами. Увы, зеркало не могло даже притопнуть львиной лапой. — Необычные. Красивых много, среди Созвездия я и покрасивее потом девиц видал, уж простите, хозяйка… Да только таких, как вы, издали заметишь! Что вас, что сестер ваших с братьями, что отца… Ой. Ой… Я не хотел, хозяйка!..

— Продолжай, — велела она как могла более зловеще. — Увидел ты мою красоту неземную, а потом что?

— Вы, хозяйка, огляделись, посмотрели, во что кареты превратились, плюнули себе под ноги и рукой махнули. Я даже глаза протер: все блестит, ни грязинки, ни пылинки, у лошадей гривы волосок к волоску…

— Пропал твой заработок?

— Ага, я так и подумал. Потом сообразил: когда еще колдунью встретишь? Да и пошел с вами знакомиться.

— Ну ты и нахал! — покачала головой Вера.

— Нахал, не нахал, однако же вы меня с ходу в жабу не превратили, — ответил Триан, — потому как вел я себя со всем обхождением и на си… в вырез вам не пялился. Старался, во всяком случае.

— Зачем же я тебе понадобилась?

— Как это зачем, хозяйка? Я же сказал: сразу герб узнал, это раз. А два — вся Империя знает, что дочь Правого полумесяца — знаменитая колдунья, которая уже полмира объездила и другую объездит, потому как до знаний очень уж охоча.

— Вот, значит, как это преподносилось… — протянула Вера.

— Ну да, и я вашего батюшку очень даже понимаю, хозяйка, — осмелел Триан, — потому как на одном месте вы со скуки взбеситесь, а чего тогда натворите, я даже представлять не хочу! А так попутешествовали, развеялись, новое что-нибудь узнали — и хорошо. Не так, что ли?

«Понятно, Ханна Соль направлял энергию дочери в мирное русло, как умел, — подумала она. — А ей это казалось попытками сослать ее с глаз долой. Впрочем, одно другому не мешает».

— Вот я и подумал: вдруг благородной госпоже скучно в этом захолустье? Вдруг она не прогонит простого бродягу-сказочника и угостит ужином? Вдруг даже сама что-нибудь расскажет о своих странствиях?

— Так есть хочется, что переночевать негде? А переспать тебе с собой не завернуть? — не выдержала Вера.

— Вот-вот, именно так вы и ответили, хозяйка, когда я попытался к вам подобраться, — вздохнул Триан. — Только… гхм… чуточку грубее. Я даже покраснел, а такого, скажу я вам, со мной с детских лет не случалось. Но уверил, что не возражаю…

— Бедняга, как же ты жив остался? — искренне спросила она.

— Сам не знаю, не иначе, чудом… Вы наутро сказали, хозяйка, что давно не встречали такой потрясающей наглости вкупе с полным отсутствием чувства самосохранения.

— Вот как… — протянула Вера. Похоже, покойная Соль Вэра не гнушалась простых радостей жизни.

— Да, хозяйка, это была лучшая ночь в моей жизни, — печально произнес Триан. — И последняя, что характерно. На следующий день я увязался за вами в Таговер, и вот по пути-то все и случилось…

— Верно… Помню.

Действительно, это нашлось в воспоминаниях Соль Вэры: веселый сказочник чем-то ей приглянулся, так почему не приветить его ненадолго? После Таговера их дороги разошлись бы раз и навсегда, если бы не случайность: кто-то прознал о том, куда направляется дочь Правого полумесяца — почти без охраны, — и решил попытаться захватить ее. А может, и убить. Соль Вэра так и не поняла, а разбирательства не было — сама же и отказалась.

Сперва они приняли перегородивших дорогу за обычных грабителей, и Соль Вэра посмеялась — они что, ослепли? Не видят герба на каретах?