— Нет, конечно. Подробностей я не знаю, — развел я руками. — И не смотрите, что Даллас с виду тихий. Он шотландец, это во-первых. Во-вторых… на самом деле Луизе не так уж требовалась помощь с детьми, проще было взять няньку, чем звать матушку. Но мне порой кажется, что Далласу просто нравится дергать тигра за усы, прикрываясь христианским смирением.

— А самой Луизе это по душе?

— Она матушку по-своему любит, внуки тоже. Ну а та под благовидным предлогом удалилась от блумтаунского света, так что ее тоже устраивает такое положение вещей.

— Были причины? — подмигнул Блумберри.

— Скажем так: не могу назвать ни одного человека, с которым бы матушка не поссорилась после смерти отца, — вздохнул я. — Не на публике, конечно же, но… Все нынешние визиты вежливости — лишь способ показать, что она нашла свое истинное призвание и ничуть не жалеет о прошлом.

— Надо думать, иногда ей эта роль надоедает, отсюда и визит, и замашки вдовствующей императрицы?

— Конечно.

Я подумал и добавил:

— Как интересно: я всё это понимаю, но, тем не менее, чувствую себя перед матушкой, как кролик перед удавом!

— Зато у вас перед глазами отличный пример того, как не надо воспитывать детей, — ухмыльнулся лорд. — Кстати о детях! Айвору очень понравилась ваша племянница.

— Которая? — удивился я.

Честно говоря, я опасался, что он скажет — «та красивая блондинка». Элиза весь вечер строила глазки обоим юношам, но…

— Я не запомнил, как ее зовут, — сокрушенно ответил Блумберри. — Она все время молчала. Ну, худенькая, темноволосая, на вас чем-то похожа! Не мышка с книжкой, а постарше! Рядом с ней еще такая белобрысая дылда сидела…

— Лаура? — изумился я. — Я племянницу имею в виду, не дылду.

— Точно, Лаура! Память стала совсем никудышная, — вздохнул он. — Я надеюсь, ее еще не просватали?

— Да что вы, ей только четырнадцать.

— Ну тогда имейте в виду, что Айвор первым будет засылать сватов, — сказал лорд.

— Он же с ней словом не перемолвился!

— А ему не надо, — совершенно серьезно ответил Блумберри. — У него чутье звериное, как у Миллисент. Только та через раз им пользуется, боится на себя положиться, что ли? А вот Айвор не оплошает. Так и знайте: глаз он на вашу племянницу положил, а я только рад буду. Хорошая девочка, сразу видно.

— Но… — заикнулся я.

— Подрастет девочка — видно будет, — отрезал он. — Может, ей кто другой приглянется. Но в виду все же имейте и зятю скажите, а сестре не надо лучше. Проговорится матери, представляете, что начнется?

— Нет, у меня не настолько богатое воображение, — честно признался я.

— Ну-с… что-то мы заговорились, — Блумберри встал. — Нам действительно пора ехать.

— Макс, вы меня выручили, — я встал следом, — не знаю, как и благодарить!

— Не надо, — ответил он. — Вы меня уже отблагодарили, век не забуду. Если что, звоните, выручу, чем сумею.

Мы напоследок пожали друг другу руки, я проводил лорда и остался в полнейшей прострации. Ну почему все люди не те, кем кажутся? Несколько лет назад я убедился в этом на примере тетушки Мейбл и кузена. Теперь вот и лорд Блумберри показал себя с совершенно незнакомой стороны, не замечал я в нем авантюризма… Впрочем, я много чего не замечал!

Интересно, а что на этот счет скажут руны? Совет был мне жизненно необходим, вот только…

Отила — все, что связано с родом или семьей, эта руна способствует налаживанию и укреплению взаимоотношений между членами семьи… Как это прикажете понимать? Что именно крепить и налаживать и с кем? С Блумберри? Мы ведь вполне можем считаться родственниками!

А еще эта руна означает традиции с их ограничениями и свободу в гармоничном соединении. Вот это уже интереснее… Традиции в их лучшем значении — это основа, опираясь на которую, ты всегда получишь поддержку. А если правильно к ним относиться, они дадут и свободу, и покровительство, и благословение. Ну и как же без мистики? Понять жизнь предков и простить их… Нет, к развалинам я точно не пойду, призраки меня не поймут. Но матушка ведь тоже предок, так может, всё дело в ней? Простить ее? Но за что, собственно?

Увы, совет рун часто еще более расплывчат, чем пророчества Дельфийского оракула!

К сожалению, поразмыслить мне не дали: матушка и сестра накинулись на меня с вопросами, пришлось объяснять, что лорда Блумберри я знаю очень давно, что мы с Сирилом — крестные отцы его самого младшего сына, а за какие-такие заслуги удостоились такой чести, я понятия не имею. Не иначе, за порядочность или еще какие-то глубоко скрытые добродетели.

Я бы еще долго отбивался от дамских атак, но тут, на мое счастье, принесли телеграмму. Было в ней всего одно слово, но его мне хватило, чтобы с небывалой ясностью осознать: всё, что творилось в этом доме до сей поры, — сущая ерунда, не стоящая выеденного яйца!

Разумеется, я ничего никому не сказал. Мне решили устроить сюрприз? Прекрасно! Только не нужно жаловаться, если я отвечу тем же…

Утро началось с чинного завтрака и вялого обсуждения, чем бы заняться. Я бы предложил съездить полюбоваться заснеженными рощами, благо день выдался ясный, но, боюсь, гости насмотрелись на них в Шотландии до тошноты. Увы, других развлечений я предложить не мог, разве что посетить рождественскую ярмарку… А что, племянники вполне могли бы выиграть там гуся, чем плохо?

И тут раздался оглушительный звонок в дверь. Не успел Сэм коснуться ручки, как дверь эта отворилась с треском, и…

— Виктор! — грянуло на весь дом, и я широко улыбнулся.

Сюрприз заказывали? Пожалуйста!

— Что… кто это? — прошелестела матушка.

Племянники облепили перила лестницы, Мэри уронила поднос, Сэм открыл рот.

— Хуанита! — я распахнул объятия, и меня едва не сшибли с ног и смачно расцеловали в обе щеки.

— Ты как будто не рад меня видеть, — холодно сказала Иоанна-Мария-Альба Диггори, когда я снял ее с шеи. Гордо подбоченившись, она окинула орлиным взором мое семейство и добавила: — Я полагаю, наши родственники тоже?

— Как ты могла подумать? — оскорбился я. — Кто же не обрадуется прекрасному цветку пустыни посреди снежной зимы?

— О, Виктор, ты научился делать комплименты? — кокетливо произнесла она и безошибочно уставилась на Витольда. — Ага, вот он! А ну, иди сюда, маленький негодяй!

Витольд не успел увернуться — у Хуаниты был богатый опыт.

— Сколько у меня братишек, — приговаривала она, тиская его, — а такого славного я еще не видала! Ну так, — тут она сверкнула на меня ярко-голубыми глазами, — и папаша у них другой.

Родственники изображали скульптурную группу. Один только Даллас смотрел на разворачивающуюся сцену с искренним восторгом и явно готовился аплодировать.

— Очень рад, — сказал Витольд, отстранился и с интересом посмотрел на Хуаниту. — Вы моя кузина? У меня их так много…

— Нет, малыш, я твоя старшая сестра! — засмеялась она и потрепала его по плечу. Подумала и добавила: — Сводная.

Тишина сделалась гробовой. Будь сейчас лето, можно было бы услышать, как сидящая на потолке муха потирает лапки, но по зимнему времени мух не водилось.

— Виктор, — повелительно сказала Хуанита. Впрочем, она всегда так разговаривает: наличие дедушки-губернатора и осознание собственной финансовой независимости (и безнаказанности) очень развращает. — Снаружи ждут носильщики. Прикажи, чтобы показали, где разместить вещи.

— А Фрэнк приехал? — спросил я, сделав знак Сэму.

— Который? — жизнерадостно улыбнулась она. — Мой или твой?

— Ну же, будет тебе дразнить отца, — прозвучал глубокий низкий голос, — и посторонись, дай и мне поздороваться.

День сегодня был не просто ясным, а солнечным, и именно сейчас холл оказался залит светом… из которого и выступила высокая фигура в неизменном черном платье. Трость с набалдашником в виде головы пумы касалась каменного пола с особенно громким, вызывающим даже звуком, когда Франческа шла ко мне.

— Какое счастье видеть вас… — выговорил я после первого приветственного поцелуя.