– Да уж могу представить! – ответил Чарим. – Если в костер воды плеснуть, и то чада не оберешься, а тут…

– Ну да. И костер-то потухнет, а гора – нет. Может и взорваться, а уж какие тогда волны пойдут… Говорили, целые острова исчезали, города с побережий смывало, а сколько кораблей пропало – не счесть!

– Да, на суше как-то спокойнее, – проворчал он. – И удрать можно, если успеешь, и забраться повыше, авось уцелеешь. А в море… Я вот всего два раза на корабле был и больше не хочу! Не мое это: вода кругом, почти как степь, только степные-то приметы я все наперечет знаю, а тут поди пойми, с чего вдруг птицы раскричались: землю видят, рыбу какую-нибудь не поделили или шторм идет? И того… качает сильно.

– Где родился, там и пригодился, так моя кормилица говорила, – сказала я. – Но ведь вы с дядей Вителом где только не бывали!

– Оно так. Любопытно же, как в других краях люди живут… Только все равно домой тянет, – серьезно сказал Чарим. – Да что я тебе-то говорю! Ты будто в эти горы не рвалась! Для меня вот тут только скалы, а ты, надо думать, побольше видишь?

– Конечно, – ответила я и огляделась. – Видишь ту скалу?

– Вижу, еще и думаю, как бы она на нас не обвалилась, когда мимо поедем.

– Это не скала. Это горномогучий окаменел. Он, наверно, был совсем уже старый и не успел уйти от рассвета, а может, нарочно его дождался, чтобы не рассыпаться в прах, а остаться здесь. Кто его знает, вдруг он любил именно это место?

– Ишь ты… – Чарим подъехал ближе. – И впрямь, на великана похоже, только от времени уже камень выкрошился, не разберешь толком… Я такие статуи видел, огромные, старые-престарые, никто не знает, кто и зачем их у нас в степи поставил. Вот у них тоже лиц не разобрать, так их ветром выгладило… Может, это тоже… как ты его назвала?

– Горномогучие, – напомнила я. – Кто знает, вдруг в незапамятные времена, когда эти горы еще были молодыми, а вашей степи вовсе не было, какой-то клан решил переселиться в другие края? Но, видишь, не все дошли, так и стоят теперь…

– Знаешь, Ленни, – сказал он, помолчав, – жутко это звучит. Особенно потому, что ты говоришь этак спокойно, будто всякие каменные великаны и разумные звери – дело самое обычное. Ну все равно как дикие лошади и хищные птицы у нас в степи: вон их сколько, не счесть! А чужак беркута от коршуна не отличит…

– Но ведь так и есть. Я, наверно, в степи тоже бы растерялась и не знала, куда смотреть, какие звери опасные, а с какими можно иметь дело, – улыбнулась я. – И ты бы не за один раз мне это рассказал, дядя Чарим, потому что ты рядом с ними вырос, а я первый раз увидела, поди пойми и запомни! Так и ты в горах: хоть и ходишь через перевал не один год, но… то перевал, а то сами горы.

– Угу, перевал-то, считай, ручной, – произнес Чарим, подумав. – Хоть и покоряется только вам, Сайторам. А горы… ох и дикие же они!

– Эти? Да что ты, дядя Чарим! Эти, говорю же, старые уже и к людям привычные, а вот те, о которых рассказывал отец… – Я вздохнула. – Там и я растеряюсь, потому что не бывала никогда. Но побываю. Обязательно…

– Только уж провожатых возьми!

– Да неужто одна пойду? – Я приподнялась на стременах и посмотрела вдаль. – До замка Раве рукой подать, во-он он, видишь?

– Нет, – честно ответил Чарим, сощурившись. – Только скалы.

– Ну как же, а вон… вон стена и ворота, присмотрись получше!

– И правда… – после долгой паузы ответил он. – А со стороны – камни и камни. Сайтор не такой был.

– Сайтор не для того строился, чтобы спрятаться, – пояснила я. – А Раве когда-то воевали с Завиорами, вот и…

– Слушай, Ленни, а почему тот замок называют Завиор-Гулящий?

– Ну… потому что он иногда прогуливается. Раве вот наполовину внутри скалы, он с этого места никуда не денется, а Завиор потихоньку бродит туда-сюда.

– Что-то не могу я такого представить, – пробормотал Чарим. – Это как же он, встает на ноги и идет, что ли? Вител говорил, в его краях, где реки сильно разливаются, дома ставят на сваях, чтоб не подтопило по весне, и это на ноги похоже. Но то крестьянские домики, а не целый замок! Я ж видел Завиор, он не меньше Сайтора!

– М-м-м… правду сказать, я сама не знаю, как он это делает, – созналась я. – И до перевала он, конечно, не дойдет, но есть у него несколько известных дорожек, по ним он и бродит. Может, скучно ему, может, хозяева велят… Раньше, когда воевали, Завиоры так прятались: подходит чужой отряд к нужному месту, а там ничегошеньки! Замок всего-то за соседней скалой, но сразу никто не сообразит, а когда дойдет, уже поздно будет…

– Навыдумывают же! – в сердцах произнес он. – Чтоб замки по горам бродили – такого я даже в сказках не слышал! А хотя…

– Что?

– Слышал, – сознался Чарим и ухмыльнулся в усы. – У нас тоже есть одно местечко, которое… гуляет. Говорят, наткнуться на него можно случайно или если очень нужно скрыться от погони. Там, я слышал, старый курган, рядом те самые каменные истуканы стоят, а как раз внутри этого кургана можно укрыться. И вроде бы даже еда и питье найдется и для тебя, и для твоего коня. Переждешь опасность – и иди с миром. Но во второй раз ты этого места уже не найдешь, как ни старайся, каких меток по пути не оставляй. Истуканы, к примеру, на месте окажутся, а кургана нет. Или курган есть, но их по степи столько раскидано, что не поймешь, тот или другой. А даже если тот, то войти он не позволит…

– А у нас похожая история про пещеру среброликих есть! – обрадовалась я. – Вообще-то люди с ними жить не могут, но если будет очень нужно, человека впустят в такую пещеру где-то очень высоко в горах, где он сможет переждать опасность. И просто так ее не найдешь: многие пытались, никто не вернулся. А кто спасся – те рассказывали, какое это странное место.

– А это кто – среброликие? – опасливо спросил Чарим.

Вместо ответа я показала ему маску и надела ее, кстати, замок был уже совсем близко.

– Равнинные называют их снежными оборотнями. Но они не оборотни, а кто… не представляю даже. Но они не злые, – заверила я, – только очень странные. С ними надо держать ухо востро: нарочно они человека не обидят, но вот если их чем-то задеть… Но вряд ли ты их увидишь, дядя Чарим. Они редко спускаются к людям, а живут на ледниках, во-о-он там, например!

Я указала вверх, на заснеженные пики.

– Да уж, ни один человек в своем уме туда не полезет… – передернулся он и подогнал коня. – Давай-ка пошевеливаться, хочется под крышей заночевать… если пустят, конечно.

– Странника в горах никогда не оставят без крова, – серьезно ответила я. – Хотя в сам замок могут и не впустить, я ведь рассказывала, как было в Сайторе.

– Да хоть в сарае переночевать, холодно уже ночами-то, – вздохнул Чарим, – хотя в степи и холоднее бывает – такие уж там ветра… Едем, Ленни!

– Умер старый хозяин, – сказал нам слуга, когда я спросила, можно ли увидеть рыцаря Эдора Раве. – Уж полгода, как умер… Вы, юный господин, видно, издалека?

– Да… потому и не слыхали, – тяжело вздохнула я. – Что же, любезный, теперь тут Аридор Раве хозяйничает?

– Именно так. Прикажете доложить?

– Доложи, будь добр. Скажи, гости с перевала. Поймет, надеюсь…

– Сей момент, господин, – кивнул тот. – Лошадей-то вон Эльжбете отдайте, пускай обиходит.

Чарим посмотрел, куда указывает слуга, и попятился.

– Это еще кто?.. – прошептал он мне на ухо.

– Не бойся, я Эльжбету помню, – ответила я таким же шепотом. – И не надо так таращиться, она смущается… Гм, любезная, осторожнее с моим жеребцом, он чужих недолюбливает!

– Будьте спокойны, господин, – ответила та густым басом и ловко перехватила поводья сразу обоих коней. – Видала я уж этого коня, знаю его подлый норов… Ну, не балуй!

– Как она его узнала-то? – снова зашептал Чарим. – Покрашен на совесть, я ж сам делал… А если старый князь тут и бывал, то сколько лет минуло?

– Не больше, чем Эльжбета на конюшне служит, – сказала я, глядя вслед огромного роста женщине. – Коня она, должно быть, по запаху узнала. И он ее – видишь, не упирается, даже полез нюхать, нет ли у нее чего вкусного…