– А-а-а… – выдохнул тот с облегчением.

– Я такое в степи встречал, – сказал Чарим, – но уж позабыл. И здесь прежде такого не бывало, точно.

– Если ты не видал, это не значит, что такого не было. Может, ты в другую сторону смотрел или вообще спал, – серьезно ответил Вител.

Его гигантская тень покачала головой. Я попыталась найти себя, но увы, моя фигура терялась на фоне остальных.

– Ну, что замерли? Впрок насмотреться хотите?

Возы покатились дальше, а я подумала: скорее бы подняться на перевал. Там и не такое увидишь…

Я не ошиблась: заморозки начались на третью ночь, когда мы уже поднимались в горы, и сразу такие, что трава будто остекленела – тронешь, стебли ломаются с хрустом.

– Пора вола резать, – решил Вител, с жалостью посмотрев на бурого.

Тот хромал уже очень сильно, шел с трудом, хотя его давно выпрягли из воза (сам воз пустили на дрова, и сейчас они очень пригодились!). Да и от копыта скверно пахло, как ни обмазывал его Бурин дегтем и не ставил на ночь припарки.

– Не на ночь же глядя, – возразил Чарим. – С утра пораньше, а пока чуть повыше поднимемся, там ручей побольше есть, и это как раз на границе. А то ведь уделаемся, как пить дать!

– Будь по-твоему, – согласился Вител, и мы двинулись дальше.

А поздно вечером, стоило нам устроиться на привал, совсем неподалеку послышался вой. Многократно усиленный каменными склонами, он дробился и множился, и не так-то просто было сосчитать, сколько глоток исполняет эту песню! Чарим, однако, справился.

– Раз, два… семеро, – сказал он, прислушавшись. – И не слыхать, чтобы кто-то подтягивал. Что за странная стая?

– Это не стая, – не выдержала я, тоже вслушавшись внимательнее, – это семиголосица. Плохо дело.

– Ты о чем, парень? – нахмурился Вител.

– Это намного хуже даже большой стаи, – пояснила я, как мне казалось, вполне понятно. – Слышите? Заводит Тот-кто-старше, он в центре круга, а ему подпевают Шестеро сильных. А их стаи молчат. Пока молчат. Им не положено петь, пока вожаки не завершат… Вот сейчас…

Когда семиголосица затихла на самой высокой ноте, дрожащей и прозрачной, уходящей к луне, грянул хор семи главенствующих стай Грозовых гор, а это очень много. Горы отозвались созвучным эхом, и наши животные не на шутку забеспокоились.

А еще я услышала, как чутконосым подпевают легколапые – их тонкое тявканье и подвывание ни с чем не перепутаешь! И если все собрались в Большой круг, значит…

– Ленни, ты что такое несешь? – почему-то шепотом спросил Мак, перебив мои мысли.

– Я б лучше другое спросил: откуда ты это взял? – добавил Вител.

– Альена рассказывала, – нашлась я. – Она же знала, что я поеду к перевалу, вот и объяснила кое-что, чтобы я в беду не попал.

– Угу, только ты и до перевала много раз чуть в нее не угодил… И почему ты сказал, что этот хор хуже обычной стаи?

– Потому что Семерка собирается, только если перевалу грозит опасность. Что-то страшное грядет…

«Почему же они не пели перед тем пожаром? – мелькнуло у меня в голове. – Мы не могли этого не заметить! Да и кто-нибудь примчался бы предупредить… Или я просто не помню этого?»

– Что именно? Обвал? Потоп? Или еще что?

– Не знаю, – ответила я. – В последний раз они собирались в Большой круг перед тем, как земля разверзлась, а это было полвека назад. Тогда случилось большое трясение земли, не у нас, где-то в далеких краях, но по хребтам гор волна докатилась и сюда.

Я посмотрела на них, увидела, что они не понимают, и пояснила:

– Ну, как собака встряхивается от холки до кончика хвоста, так и горы… В тот раз получилось Поющее ущелье, и пришлось временно пустить дорогу в обход, потому что мост через эту пропасть даже горномогучие наводили добрых пять лет.

– Ущелье? Мост? Это где Гремучий водопад? – нахмурился Чарим.

– Он самый. Сперва его не было, но потом из-за того, что горы сдвинулись с места, изменилось русло подземной реки, и она начала затапливать пещеры. Тогда ее и отвели в ущелье, – припомнила я рассказы отца. – Теперь там не только ветер поет, но и водопад гремит, а еще в ущелье всегда множество радуг, иногда даже лунные видно…

Я поняла, что наговорила много лишнего, и прикусила язык.

– Ну, так Альена говорила, – добавила я на всякий случай. – Она очень любила рассказывать про родные края.

К счастью, спутникам моим было не до лунных радуг.

– Сдается мне, одного вола этой ораве будет мало, – пробормотал Марон. – Что делать-то? Костры жечь? Так не из чего, дров разве что на одну ночь хватит, даже если все возы порубить!

– Давайте возы в круг, волов и лошадей в центр, – велел Чарим, – хоть так…

– Да толку-то, если их там десятки?!

Пока они перебранивались, я отошла в сторону и вслушалась.

Похоже, Семерка пела не только о грядущей беде, было еще кое-что…

«Потеряли-и-и… – низким гудящим басом выводил Тот-кто-старше. – Не верну-у-у-уть…»

«Где? Где? Где?» – взлаивали легколапые.

«Не верну-у-у-уть, – тоскливо повторяли за вожаками чутконосые. – Не найти-и-и-и…»

«Нужна! Нужна! Нужна!»

– Я иду-у-у! – не выдержала я. Подумала еще: услышат ли они меня? Узнают ли мой голос, искаженный маской, да и вообще изменившийся за несколько лет, но повторила, приложив ладони раковиной ко рту: – Иду-у-у! Возвращаю-у-у-усь!

Хор смолк, как отрезало, а я только хотела добавить «Ждите!», как Чарим с размаху закрыл мне рот ладонью.

– Ты сдурел?! Ты что творишь?..

А я только теперь сообразила: я же не по-людски отвечала, и что мог подумать Чарим? Что я дразню диких зверей?

Он вдруг отпрянул, глядя на меня с недоумением и даже испугом.

– Вы что, с ума посходили? – присоединился к нему Вител. – Ленни! Нашел время баловаться!

– Я не баловался, – мрачно сказала я, и словно в ответ на мои слова хор грянул с новой силой, но на этот раз не тоскливо.

«Верну-у-улась!» – во всю глотку выли старшие, уже не соблюдая очередности.

«Идем! Идем! Жди! Жди! Жди!» – завывал и лаял на разные голоса молодняк.

– Вот за каким лешим ты их растревожил? – зло спросил Вител и повернулся к напарнику, не дожидаясь моего ответа. – А ты что скачешь, как лягушка?

– Да я ему рот зажал… – Чарим посмотрел на свою ладонь, – и будто обжегся, до того лицо холодное!

– Так морозит же, вот и холодное, – буркнула я, – как еще уши не отвалились…

– Нет, я сперва за нормальную физиономию схватился – нос, усишки эти, кожа как кожа… А под ней будто бы что-то твердое, гладкое и ледяное!

– Хватит выдумывать, – мрачно ответил Вител. – А тебе, Ленни, я б всыпал за такие шуточки, да только…

– Они уже здесь, – каким-то странным тоном выговорил Чарим и потянулся за ножом. Нож у него был знатный, в моей руке сошел бы за настоящий меч. – Когда успели? Ведь были далеко…

Я могла бы сказать, что чутконосые знают такие тропы, какие людям и не снились, но это было явно не к месту и не ко времени.

Из темноты соткались серые тени – одна, две, десяток… Потом я бросила считать: похоже, навстречу мне явились все.

– Мама… – вдруг тоненько и жалобно произнес Мак и схватился за пегого вола, который вовсе остолбенел от ужаса.

– Ну все, – прошептал Вител, осеняя себя знаком Создателя. – Повидал дочек…

Чутконосые стояли неподвижно, только глаза сверкали, как сотни маленьких лун, а под ногами у них вились легколапые, в темноте похожие на языки серебристого пламени – уже перелиняли на зиму, летом-то они бурые, а по осени огненно-рыжие.

– Я вернулась, – повторила я, когда вперед выступил громадный снежно-седой зверь (прочие посторонились, давая дорогу), и шагнула ему навстречу.

Чарим дернулся было удержать меня за плечо, но не успел.

Снять маску или нет? Узнают они меня в облике Ленни Тора?

«Лучше снять, – подумала я, – из уважения к зверям. А с людьми потом так и так объясняться! Хотя, может, не заметят? Я же спиной к ним стою, а костер… что там того костра, теней больше, чем света!»