— Кто знает.

— А если это не так?

— Тогда я постараюсь призвать их обратно. Они должны услышать меня, увидеть открытую дверь… Но без ключа я не могу сделать этого. — Фея снова встала вполоборота, и мне показалось, будто я рассмотрела длинные опущенные ресницы. — Он… он звучит, как звонкий горн в утренней тиши, в густом тумане, способном заглушить или исказить все прочие звуки! Этот же ни с чем не спутаешь, и если они услышат его, то вернутся обратно, придут по его струне… Рано или поздно они непременно вернутся!

— Папе ты совсем другое говорила, — встряла Ири. — Ты сказала, что должна запереть дверь, чтобы из пустоты сюда не пробрались всякие чудовища! Или твоя родня и есть те самые чудовища?

— Для кого как… — пробормотала я, прижав ее к себе. — Кто знает, какие твари водятся в этой самой пустоте, может, кто-нибудь пострашнее фей?

«По струне», сказала фея. Должно быть, они слышат волшебство так же, как Ири, то есть Ири — как они… Ох, не время сейчас думать об этом!

— Ключ ты не получишь, — сказал Ирранкэ. — Мы здесь по другому делу.

— Какому же?

— Я, видишь ли, дал слово избавиться от тебя. Не важно как, но в этом мире тебя быть не должно, Владычица вод.

— Ты ведь понимаешь, что убить фею, даже полукровку, тебе не под силу, алий? — прошептала она.

Рука ее с веретеном бессильно упала, но его острие взблескивало красным, и казалось — оно вот-вот ужалит.

— Понимаю.

— На что же ты рассчитывал?

— Признаюсь, я собирался открыть дверь и вышвырнуть тебя в ничто, — совершенно серьезно ответил Ирранкэ и улыбнулся, будто оскалился. — И планы мои не изменились. Другого выхода все равно нет: или ты призовешь обратно свою родню… и что они, оголодав за столько лет, сделают с этим миром, я и представлять не желаю, или ты отправишься к ним.

— И тебе не жаль меня? После всего, что ты говорил…

В воду капнула слеза, вторая…

— Нет, не жаль, — сказал он. — Алии жестоки, неужели ты не знала? Нам чуждо милосердие.

— Но ты ведь умеешь любить!

— Не тебя, — обронил Ирранкэ.

— Я же могу вернуть тебе утраченное, — прошептала Владычица вод. — Взгляни… Просто взгляни, не бойся! И вы смотрите, смертные, чего он лишился из-за вас!

— Не из-за нас, а ради нас, — поправила Ири. — Это совсем разные вещи, правда, папа?

— Да. Это абсолютно разные вещи, — серьезно ответил он. — Но пускай покажет, чего же я лишился, по ее мнению… Ну? Мы ждем!

Рука с веретеном вновь поднялась, описав полукруг, — его очертили алые капли, застывшие в воздухе, как мухи в золотистом камне. Струи водопада словно замедлили движение, переплелись, и в водяной пыли возникло видение: это был непостижимой красоты дворец, герцогский замок рядом с ним казался жалкой лачугой! Такие дворцы рисуют в книжках с картинками — с высокими белыми башнями, трепещущими на них стягами, с воздушными галереями и стрельчатыми окнами, прекрасными скульптурами и фонтанами в цветущих парках… А уж церемониальный зал — хоть весь город в нем танцуй, еще место останется!

Там собрались алии — множество алиев, а я никогда больше десятка разом не видела, и то половина были слуги. Женщины и мужчины в праздничных нарядах, сам алийский князь — одетый не пышнее прочих, он все равно выделялся из толпы подданных. Он был немолод, а если по алию видно, что он в летах, значит, по человеческим меркам он глубокий старик.

Князь стоял на возвышении и будто ждал чего-то. И дождался: гости расступились, открылись высокие двери и вошел Ирранкэ рука об руку с ослепительной красавицей — я узнала госпожу Меланноэ. Они прошествовали к повелителю, и тот, должно быть, собрался благословить их союз…

— Что за чушь! — сказал настоящий Ирранкэ. — Меланноэ — моя племянница. С какой стати мне на ней жениться? Да и брачный союз у алиев заключается совсем не так. Это, с позволения сказать, таинство, и никаких… хм… предварительных церемоний не проводится.

— Но…

— То, что ты могла увидеть в моей памяти, — это празднование в честь совершеннолетия Меланноэ. Девушку должен проводить к главе рода взрослый мужчина из ее семьи, но не отец, и из всех дядьев и братьев она выбрала спутником меня. Впрочем, — добавил он, — мы здесь не затем, чтобы обсуждать обычаи алиев! Чего же я лишился по-твоему, о Владычица вод? Союза с благородной алийкой? И что с того?

— Ты же знатный, — подсказала Ири. — Вам положено жениться на таких же…

— Я наследник далеко не первой очереди, да и дед мой умирать покамест не собирается, поэтому кому какое дело, кого я полюбил и взял в жены?

Фея молчала.

— Чем еще удивишь? — спросил Ирранкэ.

— Может быть, теперь твоя женщина взглянет, что я могла бы дать ей? Она ведь не из обычных людей, она… — фея осеклась и закончила с ненавистью: — Из потомков Короля-убийцы. Очень, очень далеких, но наша память простирается в глубину веков, и я вижу: капля этой проклятой крови есть и в ней, и в ее отродье…

— За отродье получишь сейчас! — пообещала Ири, а я снова дернула ее за косу, чтобы не лезла без спросу, и сказала:

— Ну что ж, покажи. Видела я уже кое-что, вдруг это поинтереснее окажется?

Снова вспыхнули радуги водопада, и я увидела себя.

Было на мне платье, какие любила покойная вдовствующая герцогиня, одновременно скромное и дорогое, и ее опаловое ожерелье сверкало у меня на шее. Мои волосы, уложенные в высокую прическу, украшала бриллиантовая диадема, вокруг суетились служанки, а когда в комнату кто-то вошел, порскнули во все стороны, как вспугнутые воробьи. Это сам герцог явился взглянуть, хорошо ли убрана его невеста…

«Не будь я уже женат и не будь ты простолюдинкой, лучшей герцогини я и искать бы не стал», — вспомнила я его слова. А что, не такая мы с ним близкая родня, мог бы и впрямь жениться на мне!

— Да кто ж так на свадьбу наряжается? — вырвалось у меня. — Платье-то свадебное, но ожерелье девичье, диадема бальная, для замужней дамы, а эти вот ленты вовсе траурные, вдовьи!

— Мам, служанки и те вечно путают, что к чему надевать нужно, а фея вовсе сколько лет людей не видела! — вставила Ири. — Ой…

В видении появилась и она сама, в праздничном наряде, настоящая принцесса, и герцог отечески поцеловал ее в лоб…

— Глупости какие, — твердо сказала она. — А теперь для меня картинка будет, да? Ой, не могу! Поглядите только!

Тут и мы увидели, как по раскаленным солнцем белокаменным улицам движется процессия: всадники на великолепных конях в золоченой сбруе, темнокожие полуобнаженные воины с копьями в два человеческих роста и изогнутыми саблями, в плащах из звериных шкур, с огромными пятнистыми кошками на поводках. В середине же медленно шло громадное чудище с шатром на спине, с ушами-опахалами, с погонщиком на шее. В шатре возлежали на подушках дэшавар Урза и Алиш, а Ири, одетая во что-то вроде занавесочки из невесомого золотистого шелка, унизанные самоцветами цепочки да собственные распущенные кудри, подавала им фрукты.

— Ой, заберите этого вашего дэшавара с дэшаварчиком! — покатывалась она со смеху. — Вот умора! Мам, ну скажи, не могло такого случиться никогда-никогда! Да я лучше бы утопилась, чем пошла замуж за этого обормота!

— А может быть, ты согласилась бы стать моей наперсницей, дитя? — спросила вдруг фея. — У меня нет наследницы, а твоим родителям теперь не до тебя, раз уж они обрели друг друга! Я показала бы тебе все тайны этого мира, обучила тому, о чем даже не слышали ни люди, ни алии, и ты стала бы…

— Еще чего не хватало! — перебила Ири. — Многое ты можешь показать, ага, не вылезая из этой долины. Я по дороге и то больше видела, вот! И научишь ты, как же, жди… Еще скажи: чтоб попасть к тебе в ученицы, надо отречься от родителей, как в сказке, и служить тебе верой и правдой много лет! Размечталась…

— Зачем ты тянешь время и искушаешь нас? — спросил вдруг Ирранкэ у феи. — Чего ты дожидаешься? Ты ведь не хуже нас понимаешь, что эти твои видения фальшивы насквозь, так в чем же дело? Думаешь, кто-то из нас настолько глуп, чтобы поверить тебе?