— А ты? — шепотом ответила я.
— Я сам не знаю, — сказал он. — Я… очутился здесь, нос к носу с феей. Только я не мог до нее дотронуться, а она все дразнила меня… Показывала, что делает с тобой. И обещала, когда я налюбуюсь вдоволь, поразвлечься и со мной.
— А она не упоминала о… о зеркале? — придумала я, как спросить об Ири. (Слушать о забавах феи с моим двойником мне вовсе не хотелось, мне и без того хватило приключений.)
Ири ведь сама как-то заявила, что она — это зеркало. В общем, это не так уж далеко от истины, ведь в чем-то дети — отражение родителей, разве нет?
Ирранкэ нахмурился, потом, видимо, понял, о чем я, и выдохнул с облегчением.
— Нет. И это странно. Она что, не видела?..
— А вдруг нет? — медленно выговорила я. — Что будет, если зеркало отразится в зеркале?
— О чем ты?
— Ты опять не заметил, что на этот раз веретено было в другой руке?
— Кажется, так, — сознался Ирранкэ. — Я лазал по этим клятым горам неделю, не меньше, оголодал хуже волка, а когда решил заночевать в пещере и встретил фею… Мне было не до ее рукоделия. Впрочем, если бы я сумел, я бы ее повесил на этой пряже!
— А что ты видел вот сию минуту? — спросила я. — Я чуть не ослепла, такая была вспышка!
— Вспышка? Ничего подобного я не заметил, — покачал он головой. — Я в очередной раз попытался добраться до этой твари, но тщетно, и тогда меня будто кто-то отодвинул в сторону. Кто-то поменьше меня ростом, с длинными волосами. Я видел его только со спины, успел разглядеть доспехи — таких уже несколько веков не носят — и старый плащ. Это точно был алий, с человеком не спутаешь. И его кинжал… — Ирранкэ перевел взгляд на свою руку. — Похоже, вот этот самый, фамильный. А потом… потом никого не стало, я повернулся — под ногами вода хлюпает, ты стоишь, руками закрываешься… Что ты сделала?
Я посмотрела вверх и сказала:
— Решила, знаешь ли, что если моя бабушка ни разу в жизни мне дурного не присоветовала, то и твоя прародительница чем-нибудь да поможет. Но я не думала, что она может явиться сама…
Он тоже взглянул на небо и тихо произнес что-то на своем языке. Мне показалось, звезда мигнула несколько раз и засияла еще ярче, а рука Ирранкэ едва заметно засветилась, будто рисунок на ней вспыхнул так, что видно было даже сквозь одежду. Правда, длилось это всего лишь мгновение.
Ящерка, явно заинтересовавшись, выбралась из моего капюшона и ловко перебралась — словно перетекла или перелетела, как струйка поземки, — на плечо Ирранкэ.
— Это еще кто? — удивился он.
— Не знаю. Я ее нашла в своем мороке, так и бродим вместе. Потом расскажу, если время будет, а теперь… пойдем дальше?
— На ночь глядя, по скалам? — Ирранкэ посмотрел вниз. — Я-то вижу ночью, могу и ощупью пройти, опыта хватает, а ты как же?
— А я буду держать тебя за руку, — ответила я. — Или ты хочешь дождаться утра? А как же…
— Я понимаю, — медленно выговорил он и наконец-то обнял меня. Сердце у него билось тяжело, я слышала. — Но, стыдно сказать, я едва стою на ногах, почти как после той скачки.
— И я, — созналась я. — Но мы ведь вдвоем, а…
— Тоже не в одиночестве, — произнес Ирранкэ и снова посмотрел на яркую звезду. — Ты скажешь, что я просто пытаюсь тебя успокоить, но я в самом деле чувствую это.
— Ирэ, ты сказал, что бродил не меньше недели? — спохватилась я. — А я… не знаю, сколько именно, я потеряла счет времени, но вряд ли больше дня, иначе тоже валилась бы с ног. Но я, хоть и устала, могла бы еще идти!
Он только вздохнул и потянул меня в пещеру: ветер здесь в самом деле почти не ощущался.
— Дай мне передохнуть хотя бы недолго, — попросил он. — Иначе от меня не будет никакого толку. Это прежде я мог не то что неделю, а месяц лазать по таким вот скалам, а теперь… Ты же помнишь условие моей сделки с королевой Зимы? Время жизни — это само собой, но и сил я отдал немало, и теперь я почти человек. А вы намного слабее алиев.
Я молча кивнула.
Ирранкэ был прав. Даже если мы сможем идти всю ночь, что толку? Ему, положим, достаточно света звезд, чтобы найти дорогу, но его ведь в самом деле шатает от усталости! А для меня сейчас темным-темно, разве что снег хорошо виден, а вот коварных камней, так и норовящих подвернуться под ноги, я не замечу, и там, где Ирранкэ прошел бы с легкостью, буду спотыкаться о каждый обломок скалы.
А Ири… Ири уже не маленький ребенок. Она тепло одета, у нее есть одеяло, еда и вода, а еще — ее удивительное чутье. Я даже не удивлюсь, если она отыскала логово какого-нибудь горного барса и пристроилась к нему под бочок погреться… И даже если фея и для нее устроила игру в отражения, уверена, Ири сумеет продержаться, пока мы не придем за ней.
Да, я понимала, что утешаю себя, но…
— Марион, — тихо сказал Ирранкэ и привлек меня к себе. — Марион, я знаю, что ты готова бежать в темную ночь сломя голову, но ты даже не представляешь, куда именно. И я не представляю. И если мы переломаем ноги, а то и шеи на камнях, то ничем не сможем помочь…
Он умолк, потом продолжил:
— Я знаю, что ты говоришь себе то же самое. Но лучше это скажу тебе я, вслух, чем ты будешь думать одно и то же, по кругу… И станешь винить себя, если, не приведи Создатель, что-то случится. Виноват буду я. Только я. Если бы не я, вовсе ничего бы не случилось, фея не узнала бы о тебе, и…
«Ири бы не было», — подумала я и крепче обняла его за шею. Сейчас он пах правильно, первым снегом, и этот аромат перекрывал все прочие, не такие уж приятные запахи.
Ирранкэ говорил нужные слова, но они были насквозь фальшивыми, как будто я не слышала!
— Я не могу… — сказал он мне на ухо, прижав к себе. — Я рад бы бежать сейчас вниз, в долину, звать, искать, а я не могу, Марион. Голова идет кругом, и не важно, вижу я дорогу или нет, я ведь сам свалюсь с обрыва и тебя за собой утащу… Я как выжатая тряпка сейчас, ни на что не годен, себя-то защитить не сумею, не то что…
— Неправда!
— Думаешь, я так говорю, лишь бы никуда не идти среди ночи? — Он отстранил меня на вытянутых руках, чтобы взглянуть мне в глаза. — Ты забыла все, что видела?
Конечно же, я помнила, как он брел сквозь пургу, выбиваясь из сил, но…
Тогда он еще был алием, вспомнила я. Настоящим алием, а они намного выносливее и живучее людей. Теперь же… Теперь он мало чем отличался от человека, и эта неделя скитаний его почти доканала.
— Я не смог вас найти, — тихо сказал Ирранкэ. — Это ты меня отыскала. Я уже совсем…
— Окоченел? — коснувшись его руки, спросила я.
Он снова был холоднее льда, хотя замерзнуть нам не грозило даже и без костра, внутри пещеры было заметно теплее, чем снаружи. Камни будто нагрелись от звездного огня и до сих пор не успели остыть. Снаружи лед уже застыл, а тут еще текли ручейки!
— Да.
— Фея тебя знает, поэтому так легко и околдовала, — прошептала я. — А нас не знает толком. Со мной у нее почти вышло, да только выглядело это, будто кукольное представление! Наверно, она решила, что для меня и так сойдет, а все силы отдала тебе.
— Может, и так…
— Мне еще подумалось, — вспомнила я, — что она играет в отражения.
— То есть?
— Ну… то, что я видела: деревня, мама — это все было словно в зазеркалье. Дотронуться можно только до стекла, но отраженной водой не напьешься, а с отраженным человеком не поговоришь по-настоящему.
Я попробовала объяснить ему, что именно поняла, встретившись с мороком.
— Это уж, скорее, похоже на отражения воспоминаний, заключенные в стекле раз и навсегда, — выслушав, произнес Ирранкэ.
— Как мошки в застывшей смоле? Говорят, смоляные камни с северного побережья, в которых даже птички попадаются, — это действительно очень-очень старая смола. Такая древняя, что ее даже расплавить не выходит. А бывает не такая старая, та плавится…
Еще до моего рождения — бабушка рассказывала — украшения из этих золотистых камней были в моде, и чем диковиннее оказывалось включение, тем больше важничала владелица. Конечно, и подделок хватало, настоящие-то такие смоляные камни стоили очень дорого, едва ли не сравнимо с алмазами.
