До поселка мы добрались невероятно быстро, я только диву давалась. Рыжий, правда, выглядел скверно, но уверял, что ему только отоспаться – и он будет как новенький.

В поселке уже почти никого не осталось: каким-то образом новости опередили нас!

– Тут люди давно научились-приспособились… – сказал Рыжий в ответ на мой вопрос. – Пока гонец дотрюхает или лодка доплывет… А если дождь проливной или штиль? Или там почтового голубя ястреб поймает? Или засада? Так, глядишь, и спасаться уже будет некому…

– Дымовыми сигналами тут пользуются, – пояснил Клешнявый, знавший, что говорить наш командир может очень долго и не всегда по делу. – Ночью – факелами знаки подают. Если знать, что поджечь, их издалека видать, не как маяк, конечно, а от мыса до мыса – в самый раз. Ну и дальше передают, по цепочке.

– А в дождь или бурю как же? – удивилась я.

– Так говорю: если знать, что поджечь, то и в дождь огонь не потухнет.

– Что-то вроде «негасимого огня»? – сообразила я.

– Ага, только попроще, он дорогой уж больно. А мы приспособились горючие камни толочь, с маслом или рыбьим жиром мешать, еще кой-чего туда добавлять… Горит хорошо, ровно, под дождем не гаснет, а главное – затушить вовремя можно! – хмыкнул Клешнявый. – Ну а добавочки разный цвет дают, тоже дело полезное. Видишь, к примеру, кто-то красный огонь запалил, значит, к тому берегу хода нет, опасно… Ну и всякие другие знаки, ясное дело.

Ну, о дымовых сигналах мне рассказывал Саннежи: в степи это удобно, расстояния большие, а дым издалека видно. А вот о таких ухищрениях я если и слыхала, то не запомнила!

«Век живи – век учись», – вспомнила я присказку и тяжело вздохнула. Какой уж там век! Тут и до старости не доживешь с этакими приключениями…

Твэй, почуяв землю, чуть не перескочил через борт (сдается мне, это у него получилось бы!), едва удержали. Оказавшись на суше, он встряхнулся совершенно по-собачьи, шумно принюхался (видно, его беспокоили незнакомые запахи), навострил уши и вдруг призывно заржал.

– Лошадей почуял, – уверенно сказал Ян, кивнув в сторону сарая, где держали наших коней.

Оттуда донеслось ответное ржание и громкий удар копытом в стену.

– Это Тван, – безошибочно определила я. – Ох, подерутся… Жеребцы ведь!

– А ты выпусти да посмотри, что будет, – предложил Рыжий.

Как дерутся жеребцы, Саннежи мне тоже рассказывал, да и сам Рыжий, помнится, сравнил поведение Марриса с тем, как жеребец ниже статусом норовит оспорить место вожака.

Но что было делать? Я пошла и вывела Твана (земля отчетливо покачивалась у меня под ногами, после корабельной-то палубы!). Конь меня, казалось, и не заметил, вылетел стрелой на берег, унюхав Твэя, замер на мгновение, потом пронесся вперед и замер, взрывая копытами землю. Тот стоял как вкопанный, глядя недобро, и я уж подумала, что сейчас последует драка, но Тван замер, а потом вытянул шею и заржал протяжно и жалобно, а Твэй поднял торчком прижатые уши и фыркнул. Мой же дикарь сперва несмело подошел к отцу, который милостиво дал себя обнюхать, а потом вдруг взбрыкнул и поскакал по берегу, как жеребенок…

– Как-то они не по-лошадиному себя ведут, – озадаченно сказал Ян, почесав в затылке. – Не холощеные же. И дикие оба.

– Так они того… – ответил Рыжий и искоса взглянул на меня, – всадникам под стать. Да пусть их, пусть порезвятся, не убегут. Идем в дом. И Деррика мне позовите.

– Не выйдет, – помотал головой Клешнявый, успевший уже разведать все новости. – Нет больше Деррика.

– То есть как – нет? – поразилась я. – Сбежал?

– Нет, госпожа. Отправился за Маррисом, ну и… Только на третий день отыскали. Похоже, конь его на косогоре сбросил да сбежал. Самого-то коня нашли вскоре, он к пастухам вышел, а Деррик так и лежал под обрывом. Его даже птицы-мыши не тронули, мухи только… – Клешнявый невольно передернулся. – И откуда их столько по осени?

– Так тепло еще, – ответил Рыжий, глядя куда-то вдаль пустым и страшным взглядом. – Поди, опарыши успели завестись?

– Угу. Все поразились, откуда столько, времени прошло всего ничего! Ладно бы только в глазах, но чтоб изнутри полезли…

– Вот оно… – выговорил тот. – Вот оно, то чужое-недоброе. Ты поняла?

– Деррик… Неужели с ним произошло то же, что и с тем кабаном? – вспомнила я. – Эта неведомая тварь овладела им?

– Похоже на то. И случилось это не сейчас, а еще когда я только собирал людей. Ты сама говорила, неладно с ним: то он проспал, то еще что, теперь вот Марриса упустил и сам погиб. Но он, похоже, изо всех сил старался держаться, – добавил Рыжий. – А нам с тобой, хозяйка, надо бы пообщаться кое с кем. Да только я его, хоть и слышу, не понимаю толком, поэтому пойдем-ка прогуляемся до тех вон сосен, что ли? Заодно с землей обвыкнемся заново, а то меня что-то на ходу качает!

– Меня тоже, – невольно улыбнулась я, взглянув, как Тван, осторожно зайдя в воду по колено, пробует ее и отфыркивается – невкусной показалась!

– Клешнявый, ты расскажи остальным, что к чему, да поподробнее, а мы сейчас вернемся, – сказал Рыжий и взял меня за руку. – Идем.

Дух леса был здесь, я его чувствовала.

– Возвратились? – спросил он, когда я позвала. В многоголосом хоре чувствовалось напряжение, и мне представился кот, хлещущий себя хвостом по бокам от злости.

– Да. Что случилось?

Ветер угрожающе загудел в соснах.

– Ты обещала потушить пожар, – проговорил дух, – но он разгорается все сильнее!

– Не понимаю, о чем ты, – покачала я головой. – Если о том, что пришлось поджечь причалы, то у нас не было другого выбора, нужно было уходить поскорее!

– Не об этом, – проревело в кронах. – Взгляни назад! Взгляни туда, откуда вы вернулись!

Я повернулась – далеко-далеко над кронами деревьев виден был высокий столб дыма, ветер уносил его в море, рвал в клочья, но дым все шел и шел.

– Это не могут быть причалы и даже склады, – недоуменно сказал Рыжий, – чему там гореть столько времени? До верфи оттуда далеко…

– Может… столица? – Я невольно поежилась, вспомнив собственные слова.

– Лес горит! – громыхнуло в высоте. – Отродье фей приказало пустить пал, чтобы выжечь негодные деревья и вместе с ними – ту заразу, что овладела обезумевшим кабаном… да не им одним, уже и люди умирают от нее!

– Как наш спутник? – спросил Рыжий.

Мне показалось, что на самом деле он прекрасно понимает лесного духа, делая вид, будто не разбирает его слов. Впрочем, весь он был – одно сплошное притворство!

– Тот, что упал с обрыва? – чуть тише спросил дух леса. – Да, именно так. Мы забрали его еще живым, и разум остался при нем. Он еще вернется когда-нибудь под эти небеса, может, человеком, а может, зверем.

– Постой, я не понимаю, – помотала я головой. – Так это ты заставил лошадь скинуть Деррика? Он был отличным наездником, и если бы и упал, то разве что с конем вместе!

«Саннежи тоже был прирожденным наездником, но Твэй все-таки сбросил его по чужой злой воле», – подумала я, прикусив губу.

– Лошади чуют дурное, – был ответ. – Хуже, чем дикие звери, но все-таки чуют. Тот конь не желал нести одержимого, и мы помогли ему избавиться от всадника. Мы подарили человеку быструю смерть.

– Да уж, лучше свернуть шею, чем тебя червяки заживо сожрут, – сглотнул Рыжий. – Скажи, погибший преследовал того, другого?

– Нет, он шел за ним, как привязанный, – сказал дух леса. – Даже после смерти связь оборвалась не сразу.

– Кажется, ты был прав, – шепнула я Рыжему, а он криво улыбнулся. – Получается, Деррик долго сопротивлялся, но все-таки не сумел устоять перед волшбой? Но зачем Маррис повел его с собой?

– Деррик прекрасно знал дворцовые службы, – подумав, сказал Рыжий. – Маррису это было ни к чему, он гвардеец, и он, думается мне, и не представлял, где вход на кухню, как войти хотя бы на конюшню незамеченным… да мало ли! А Деррик знал все ходы-выходы как свои пять пальцев, шутка ли, столько лет там провел, выучил это хозяйство наизусть…