Аю молча развела руками – только браслеты зазвенели.

– Аю не видит, – повторила она. – Она повсюду. В небе, в воде. Скоро уйдет.

– А на земле?

– На земле ее нет, – прислушавшись к чему-то внутри себя, ответила Аю. – И под землей нет.

Я потряс головой. Ничего не понимаю!

– Приказать нести завтрак, Эйш? – напомнила Аю.

– Да, прикажи. Но сперва я хочу искупаться…

Аю кивнула и убежала, перед тем снова ласково потеревшись носом о мой нос – этот жест высшего доверия у них в степи заменяет поцелуи.

Помню, когда я привел ее в свой дом, Аю сильно дичилась и старалась держаться поближе ко мне. А осознав, что она здесь не рабыня, не прислуга, не наложница (коих у меня порядочно), а жена, причем не младшая и даже не старшая, а просто – единственная, живо навела порядок. Смешно было наблюдать, как могучая Фиридиз, кухарка, оправдывается перед такой соплячкой и безропотно драит котлы и сковороды, показавшиеся Аю чересчур засаленными. Фиридиз ленива, это правда, но готовит настолько волшебно, что я готов простить ей невесть чем заляпанный передник, стоптанные туфли и засаленную головную повязку-тарбан! Я, но не Аю. И месяца не прошло, как кухня засверкала чистотой, а Фиридиз торжественно сожгла во дворе старый тарбан и щеголяла теперь в темно-красном, подаренном от щедрот Аю… Еще бы передник сменила, вовсе бы хорошо вышло!

Купальня еще не была готова, и за нерасторопность слуг ожидал справедливый разнос от Аю. Я бы махнул рукой на такую мелочь и полетел купаться на побережье, но она сказала, что в воздух сегодня лучше не подниматься, и я предпочел внять этому предупреждению. Что же там такое? Почему кого-то гибель настигает над землей, а Аю видит смерть в море? Одни вопросы без ответов!

«Я разберусь в этом, – сказал я самому себе. – Я обещал дяде… Дракон я или нет?»

Мысли мои потекли лениво и плавно, и я чуть было снова не уснул, благо что никто больше ко мне не приставал… Впрочем, это продлилось недолго.

– Шодан…[46] Шодан! – потормошила меня Алиша, не так давно взятая в дом за красоту и добрый нрав.

Впрочем, меня не спрашивали: Аю указала на эту девушку, я ее и купил.

– Что еще? – спросил я и проснулся окончательно…

…И понял, что видел сон во сне: никакой Алиши и в помине не было, когда Аю будила меня, прыгая с разбегу на кровать, а супруг Лайши недавно, нижайше кланяясь, пригласил меня на праздник наречения имени очередному внуку. Тридцать лет прошло с тех пор, Алиша тогда и не родилась, Аю была подростком, а теперь – взрослая женщина.

«Не к добру такие сны», – подумал я и с силой потер лицо руками. Не помешал бы кувшин холодной воды на голову, да только она наверняка успела нагреться – солнце стояло уже высоко.

Почему мне приснился тот разговор с Аю? Непременно нужно спросить ее, что она сегодня видит в воздухе и на море…

– Так что случилось? – повторил я вопрос.

– Там пришли, – был ответ.

– Скажи, чтобы ушли.

Кого еще принесло? Я никого не приглашал… Впрочем, Алиша тут же вскричала:

– Да как же можно? Это ведь сам Оталь-шодан с сыновьями, он тебя о чем-то просить хочет! Сказал, что не уйдет, пока ты его не выслушаешь! Я вот тебя бужу, шодан, а они во дворе на коленях стоят, на самом солнцепеке!

– Что ж ты сразу-то не сказала? – Я вскочил, потому что, похоже, дело было нешуточным. – Подай умыться!

Чтобы далеко не последний торговец в наших краях, владелец нескольких кораблей и двух десятков караванов, глава большого семейства пришел ко мне, сопляку по человеческим меркам, да еще вот так… Должно было случиться что-то неописуемое!

– Я говорила, но ты не слушал. – Алиша вылила мне на голову кувшин холодной воды.

– А что Аю сказала?

– Чтобы ты сам разбирался, шодан, потому как это не женское дело, – развела руками Алиша.

О способностях моей жены здесь знали. Фиридиз, конечно же, не могла удержать язык за зубами, и вскоре все соседи были оповещены о том, что Аю-шодэ – прорицательница, да такая, что другие недостойны даже пыль из-под ее туфель целовать!

Должно быть, это случилось после того, как Аю прямо сказала кухарке – не ешь сливы, которыми тебя угостил торговец. Но те были так хороши на вид, так славно пахли, так заманчиво блестели лиловыми боками, будто сами просились в рот… Фиридиз не устояла и очень скоро пожалела об этом. Я и сам мог сказать ей, что нельзя есть фрукты, целый день пролежавшие в корзине под палящим солнцем, как бы соблазнительно они ни выглядели, потому что именно в такие спелые и сочные плоды муха-сосальщица откладывает яйца, из которых уже через несколько часов выводятся личинки, такие маленькие, что их нельзя различить невооруженным глазом. Если животное съест такой плод, личинки поселятся у него внутри, а поскольку не смогут вовремя окуклиться и превратиться в мух, выедят носителя изнутри. Человеку они сильно навредить не могут, он слишком велик, однако приятного в этом мало. Впрочем, если вовремя заметить недомогание и выпить настой коры горького иглолиста, то всё обойдется. Фиридиз скоро поправилась (изрядно похудев при этом), а как только смогла встать на ноги, понесла по всем дворам историю о своем чудесном спасении и о волшебном даре молодой Аю-шодэ…

Советоваться к ней ходили очень редко, и только если не видели другого выхода, и не из-за дороговизны – денег она за предсказания не брала, к тому же сама могла послать весточку кому-то, о ком ей было видение. Просто попробовали спрашивать о будущем по пустякам, но быстро прекратили, потому что нрав у Аю… не из легких.

– Подай напитки, – велел я Алише, быстро одеваясь, – и скажи, чтобы готовили обед.

– Всё уже готово, шодан, – ответила она. – Аю-шодэ еще вечером сказала, что будут гости.

Я только вздохнул: меня предупредить никому и в голову не пришло! Впрочем, может, и предупреждали, только я так устал, что не обратил на это внимания, упал и уснул…

Оталь, тучный мужчина далеко еще не преклонных лет, в самом деле стоял на коленях посреди нашего двора, смиренно склонив непокрытую голову. Рядом замерли его сыновья, а я вдруг заметил подушечку под коленями почтенного торговца, веер в его руке и развеселился: ждал он со всеми возможными удобствами. Не хватало только столика с прохладительными напитками и фруктами да невольника с опахалом и второго – с расписным солнечником из полупрозрачной ткани. Еще бы шуудэ[47] с собой привел, чтобы танцевали, разбрасывая цветочные лепестки, и услаждали взор хозяина, покуда тот дожидается беседы со мной, и парочку безголосых, но старательных юнцов с дудками и китарами… Впрочем, в этом случае он рисковал не дождаться меня до скончания века.

– Оталь-шодан, – почтительно произнес я, подойдя ближе, – что привело тебя на мой двор в такое время?

– Вейриш-шодан, – ответил он, едва ли не коснувшись ухоженной черной бородой земли, – я пришел просить о великой милости!

– Тогда встань и идем со мною в дом, и пусть твои сыновья идут с нами вместе, а слуги отдохнут под деревьями, в тени, – сказал я, и он поднялся, опираясь на руку старшего сына. Младший подал ему тарбан.

Солнце палило нещадно, как всегда в это время года, и я подумал: что же могло заставить почтенного человека явиться ко мне вот так? Приди он с обычной просьбой, я мог бы и не выйти к нему, но когда человек преклоняет колени и обнажает голову, нельзя не выслушать его, не навлекши на себя позор.

– Вейриш-шодан, – выговорил он, когда мы уселись в благословенной прохладе и Алиша принесла угощение, – я знаю, ты отмечен богами, как и твоя досточтимая супруга… Потому прошу: помоги найти сына моей сестры!

– Постой, достопочтенный, я чего-то не понимаю, – нахмурился я. – Как я могу найти человека, если никогда не видел его и даже не знаю имени?

– Говорят, ты часто бываешь в горах, Вейриш-шодан, – сказал Оталь, вытирая мокрый лоб вышитым рукавом. – Быть может, с высоты ты разглядишь следы каравана, который должен был вернуться несколько дней назад и с которым ушел Ориш?