Лауринь скептически улыбнулся.

– Вы пауков боитесь, что ли? – недоуменно спросила я.

– Не люблю их, – ответил он.

– В следующий раз, как вам взбредет в голову с такой неприязнью смотреть на обычного паучка, наведайтесь в королевский зверинец, – посоветовала я. – И взгляните на паука-птицеяда. Такие на западном архипелаге водятся во множестве. Очаровательные создания, с мою ладонь размером, никак не меньше, птичку размером с воробья ловят легко. Их в зверинце мышами кормят.

Лауринь немного переменился в лице, видимо, представил себе этого красавца, а я сменила тему:

– Вернемся к нашему разговору. Те пауки, что сетей не ткут, нам малоинтересны. Да и те, что прядут паутину, но живут в лесах и полях, помочь вряд ли чем смогут. А вот домашние пауки… Соткут паутину в углу и сидят, сидят… Лауринь, вы уже поняли, к чему я веду?

– Если рассуждать теоретически, паук должен знать обо всем, что делается в доме, вернее, в той его части, где расположена паутина, – сказал капитан.

– Точно, – усмехнулась я. Дед нынешнего короля любил так развлекаться: подсаживал специально обученных паучков в покои придворных (не собственноручно, конечно, на то имелись придворные маги), а потом во время застолий повторял во всеуслышанье то, о чем придворные шептались по углам. Большой был затейник! – Иногда их используют как шпионов. Кто обратит внимание на паука в углу? Разве только тот, кто их боится… Словом, нам с вами повезло. Если получится, то хоть какую-то малость мы узнаем.

– Значит, его можно допросить? – Лауринь посмотрел на паука уже с заметно большим уважением.

– Не уверена, что получится, это ведь не специально подготовленный паук-шпион, – задумчиво сказала я. – Но вдруг?

– Что нужно делать?

– Ничего, просто постойте молча, – попросила я. – Мне нужно сосредоточиться.

Допрашивать пауков мне прежде не доводилось, как это делается, я знала только теоретически. Правда, обучал меня этому искусству дед, а все, чему он меня учил, обычно и на практике выходило преотменно (то ли он был хорошим учителем, то ли я – внимательной ученицей, а скорее, все вместе). Получилось и на этот раз, хотя сил пришлось потратить немало, даже лошади занервничали, чуя магию.

– Что?.. – отрывисто спросил Лауринь, когда я открыла глаза.

– Да почти ничего, – хмыкнула я. Лоб под косынкой был влажным, руки чуть вздрагивали от напряжения. – Я же говорю, это обычный паук, не шпион. Два обрывка фраз: ваш Зибо открыл дверь и сказал что-то вроде «убедитесь сами», а тот человек ответил «да, вижу, прошу извинить». На этом все; видимо, тут Зибо и получил по голове. Но голос я узнаю, если услышу.

– А лицо? – нахмурился капитан.

– Пауки видят не так, как мы, – мотнула я головой и осторожно пересадила паучка на стену. Он тут же отправился путешествовать. – Здесь он нам не помощник. Но хоть что-то…

– Положим, опишет нам этого человека Зибо, когда придет в себя. – Лауринь задумался. – Но он не слишком хорош в том, что касается деталей. Я бы не стал на него полагаться. Может, какие-то еще мелочи?

– Мне показалось, у этого человека был акцент, – задумчиво сказала я. – Но какой, пока не соображу. Он очень напирал на «р» и немного растягивал «а», в Арастене говорят не так. Вам не знаком этот говор?

– Не припоминаю, – подумав, мотнул головой Лауринь. – Вспомню – скажу.

– Хорошо, – кивнула я. – Идемте в дом, взглянем на Зибо, что ли…

Смотреть было вовсе необязательно: как я и предполагала, маг-медик оказался совершенно прав – бедолаге сержанту предстояло проваляться без сознания еще пару суток, тогда дырка в его дурной голове зарастет как следует и Зибо снова сможет выводить из себя окружающих. Маг-медик свое дело знал, залатал мальчишку на совесть, и вмешиваться в процесс выздоровления не стоило, как бы ни хотелось нам поскорее узнать, кто же огрел Зибо по голове.

– Лауринь. – Я призадумалась. – У меня есть еще дела, поэтому я вынуждена вас покинуть. Когда Зибо очнется, пошлите за мной, не сочтите за труд.

– Конечно, – кивнул Лауринь. – Где прикажете вас искать?

– Для начала – дома, – хмыкнула я. – Если там меня не будет, оставьте записку. Где я окажусь в следующие пару часов, я и сама не знаю.

– Как обычно, – криво улыбнулся Лауринь. – Что насчет лошади?

– Пока пусть побудет у меня, – ответила я и повела своего мерина к воротам. – Ко мне не так просто забраться, как к вам.

Говоря так, я немного кривила душой: пара заклятий – это не то, что полноценная защита. Ею я займусь, как только вернусь домой, откладывать больше нельзя. Пока же… будем надеяться, что даже если хозяин вороного вейрена узнает, где находится его пропажа, то не рискнет по-наглому сунуться в дом судебного мага.

…Путь мой лежал к дому Лейса Ротта на респектабельной улице Трех Фонарей (не знаю, откуда такое название, фонарей тут было явно больше) – уже вечерело, хозяину пора уж объявиться дома! Однако, как вскоре выяснилось, я прибыла слишком рано.

– У хозяина срочный заказ, – пояснил обходительный слуга. – Он может и ночевать в мастерской остаться. Но тогда уж предупредит… Вы обождите, госпожа, если не торопитесь.

Я заверила, что не тороплюсь, расположилась в кресле у камина и принялась задавать вопросы прислуге. Отвечать мне вовсе не жаждали, но стоило представиться, заметить, что разрешение на допрос мне дал господин Ротт и что вопросы мои имеют прямое отношение к исчезновению их хозяйки, как отношение прислуги мигом переменилось. Теперь на вопросы отвечали подробно и, насколько я могла судить, честно, но ничего нового я из слов домочадцев Ротта почерпнуть не смогла. Да, хозяйку они любили, она была женщиной доброй, приветливой, никогда никого без причины не бранила…

– Это потому, что она сама деревенщина, – припечатала пожилая служанка, она была у Ротта кем-то вроде домоправительницы. – Не привыкла распоряжаться. Я у них уже сколько лет служу, а она так и не научилась приказывать! Только и слышно было: «сделайте, пожалуйста, это», или «принесите то, будьте добры», будто мы не прислуга, а ей ровня!

– Да что вы говорите! – с тщательно дозированным интересом в голосе произнесла я. – И как же она дом вела с таким отношением?

– Да дом-то я вела, если уж честно говорить, – ответила служанка без лишней скромности. Это была монументальная женщина, не уступающая мне шириной плеч, а в объемах превосходящая раза в три, не меньше. – Госпоже Ротт не до того было.

– Чем же она занималась? – спросила я. – Небось, с подружками языком чесала?

– Как же! – Служанка, кажется, была рада возможности выложить постороннему человеку все возможные сплетни о хозяевах. – Языком-то она как раз чесать особо не могла, слыхали, может, заикалась она? – Она дождалась моего кивка и продолжила: – К подружкам ходила, было такое, и к ней ходили, но не сказать чтоб часто. А так-то она все больше у себя сидела да работала.

– Работала? – делано поразилась я.

– Ну! – ответила служанка. – Она же хозяину с самыми сложными заказами помогала, не знали разве? Вышивала так, что ума лишиться можно! За их с хозяином нарядами богатейки в очередь выстраивались!

– Ах, ты об этом… Ну надо же! Хм… А дети? Детьми она не занималась?

– У богатых не принято, чтобы мать сама за детьми смотрела, – отрезала она. – Так что им няньку наняли, а потом вовсе за город услали, к матери хозяйки. На свежий воздух, так хозяин сказал. Ну, может, и правда им там лучше: в городе бледненькие ходили, а тут привозили их недавно – щечки румяные, глазки блестят…

Да, Ротт упоминал, что дети живут у его тещи. И говорил, что жена детей очень любила. Как-то это плохо сочеталось в моем понимании, но, возможно, я просто ничего не понимаю в обыкновениях богачей. Хотя… Это Ротт богач, и то выбился из низов, а жену-то взял из деревни, тут служанка права. Стоит, пожалуй, поразмыслить над этим на досуге.

Я потратила еще какое-то время на опрос остальных слуг и удостоверилась – ничего нового они мне не поведают: все твердили, что поведения хозяйка была самого пристойного, нрава мягкого, с мужем вела себя почтительно, если не сказать подобострастно, с прислугой была вежлива и добра, даже чересчур. И что мне это дает? Да ровным счетом ничего!