— Потушите обе жаровни во дворе.

— Да!

Немедля кто-то подошел и потушил горшки с углем, стоящие во дворе.

Чу Ваньнин подумал, что эта девушка обладала злым языком, но была неглупа. В такой морозный день ей совсем не обязательно было вступать в прямое противостояние, чтобы добиться своего. Достаточно было погасить жаровни, чтобы двор превратился в ледяную пещеру. Даже сильный и здоровый человек не смог бы простоять тут на коленях и полночи.

Тем временем ночь вступала в свои права. Дворец был наполнен теплом, музыкой и танцами.

Чу Ваньнин по-прежнему стоял на коленях, чувствуя, что его ноги уже онемели.

— Образцовый наставник, давайте вернемся... — умолял старый слуга. — Возвращайтесь, здоровье вашего тела важнее. Вы ведь знаете императора. Боюсь, если вы заболеете, он не пришлет даже врача, чтобы осмотреть вас. Вы должны беречь себя.

— У меня осталось только это бесполезное тело, — тихо ответил Чу Ваньнин. — Если смогу его использовать, чтобы помешать ему напасть на Дворец Тасюэ, я умру без сожалений.

— Образцовый наставник! Почему именно вы должны подвергать себя таким страданиям...

Во сне Чу Ваньнин был уже очень слаб. Он кашлял, но его глаза были ясными:

— То, что он стал таким сейчас… это моя… ошибка... Я… Кхе-кхе!

Не договорив, Чу Ваньнин снова ужасно закашлялся. Он закрыл рот рукавом, а когда отпустил руку, ладонь была вся в крови.

— Образцовый наставник Чу!

— Я...

Чу Ваньнин хотел сказать что-то еще, но у него потемнело в глазах. Неспособный дальше прямо стоять на коленях, он упал на лед и снег.

С его слухом что-то случилось. Как будто он вдруг оказался окружен армией, кричащей что-то сумбурное, и одновременно погребен под чудовищной толщей воды или завернут во множество слоев плотной ткани, глушащей всякие звуки.

Он лишь смутно слышал панические выкрики старого слуги:

— Ваше величество! Ваше величество! Умоляю, смилуйтесь! Образцовый наставник Чу! Образцовый наставник Чу умирает! Прошу вас, выслушайте его! Этот старый слуга с радостью отдаст свою жизнь....

Все вокруг смешалось в еще большем беспорядке, огонь фонариков стал болезненно ярким.

Стук барабанов и сладкое женское пение внезапно прекратились. Ему показалось, что дверь в Зал распахнулась, согретый и ароматный воздух вырвался во двор. Чу Ваньнин почувствовал, как кто-то поднял его и отнес в теплое помещение. Большая рука на мгновение коснулась его лба и тут же отдернулась, словно по ней ударили.

Знакомый низкий голос угрожающе взвыл:

— Почему никто не доложил мне об этом?

Все промолчали. Говоривший вдруг пришел в ярость. Судя по звукам, он в считанные секунды уничтожил множество вещей вокруг. Его гневный голос ревел, подобно обрушившемуся с небес первому удару грома.

— Вы осмелились бунтовать? Он хозяин Павильона Алого Лотоса и учитель этого достопочтенного! Он стоял здесь на коленях, и никто из вас не сказал об этом? Почему никто не доложил мне?!

Кто-то упал на колени, дрожа от страха. Это была та самая старшая служанка, которая раньше насмехалась над Чу Ваньнином.

— Ваша покорная служанка достойна смерти. Она видела, что ваше величество и императрица в хорошем настроении, и не посмела беспокоить...

Мужчина несколько раз прошел взад-вперед, но, кажется, его гнев разгорелся еще сильнее. Его расшитые золотом черные одежды развевались над землей, как черная туча. Наконец, он замер. Его голос звучал надтреснуто и прерывисто:

— У него слабое здоровье, он боится холода. Ты не сообщила мне и заставила его ждать на снегу так долго. Кроме того, ты… Ты даже потушила жаровни во дворе... — голос его дрожал от ярости. В конце концов, он сделал глубокий вздох, и слова вырвались из его рта. Негромкие, но скрывавшие столько желания убивать, что все стоявшие в Зале похолодели от страха. — Ты хотела, чтобы он умер.

Старшая над слугами побледнела от страха. Она начала биться головой об пол так сильно, что ее лоб побагровел. Дрожащими губами женщина лепетала:

— Нет! Нет! Эта служанка бы не посмела и думать о таком! Ваше величество! Ваше величество ошибается!

— Увести ее. Казнить сейчас же на Платформе Шаньэ.

— Ваше величество! Ваше величество!

Ее пронзительный голос разрезал слух, как окровавленный гвоздь, врезавшийся в плоть. Сон дрожал и разрушался от пронзительных криков приговоренной к смерти женщины. Сцена перед глазами стала разрушаться, тая как снежинка на руке.

— Мне пришлось приложить столько сил, чтобы вернуть его в мир живых! Кроме этого достопочтенного никто не смеет тронуть его даже пальцем...

Хриплый голос был ледяным, но в его невозможном холоде слышались нотки зловещего безумия, что скрывал этот человек.

Чу Ваньнин почувствовал, что человек подошел и остановился перед ним.

Рука обхватила его за подбородок.

Он с трудом разлепил тяжелые веки и попытался разглядеть лицо. В слепящем свете все было расплывчатым и зыбким. Бледное лицо, густые брови, прямой нос и глаза, как черный атлас, что отливал пурпуром в отблесках свечей.

— Мо... Жань?

— Учитель!

Теперь его голос почему-то звучал отчетливо.

Чу Ваньнин открыл глаза и понял, что все еще лежит в своей комнате в гостинице. Было темно, и только одна свеча мерцала в подсвечнике.

Мо Жань сидел на краю постели, одной рукой опираясь на кровать, а другой трогая его лоб. Он смотрел с тревогой.

— Почему я…

На мгновение Чу Ваньнин застыл. Сон был таким реальным, он никак не мог оправиться от него.

— У вас был кошмар. Вы дрожали. Я заметил, что вас знобит, и испугался, что вы заболели. К счастью, кажется, все в порядке.

Чу Ваньнин хмыкнул и повернулся к открытому окну. Небо снаружи было темно-серым, ночь еще не кончилась.

— Мне приснился сон. Шел сильный снег, — пробормотал он и осекся.

Чу Ваньнин сел, закрыл лицо ладонями и какое-то время молчал, а потом вздохнул:

— Должно быть, я устал.

— Пойду сделаю чашку имбирного чая для учителя, — Мо Жань смотрел на его бледное лицо с искренним беспокойством. — Учитель, вы выглядите ужасно.

Увидев, что Чу Ваньнин молчит, Мо Жань вздохнул. Не задумываясь, он прижался лбом к его лбу, покрытому ледяным потом.

— Если вы продолжите молчать, буду считать, что вы согласны.

Чу Ваньнин опешил от внезапной близости и подсознательно отпрянул:

— Хм...

Также не до конца проснувшийся Мо Жань провел по его волосам тем же жестом, что и в прошлой жизни, а потом накинул верхнюю одежду и отправился вниз, чтобы занять кухню. Через некоторое время он вернулся назад с деревянным подносом.

Мо Жаня нельзя было назвать человеком с каменным сердцем. Чу Ваньнин пришел в Персиковый Источник, чтобы спасти и защитить его. А раз так, как бы Мо Жань не ненавидел его прежде, сейчас он чувствовал благодарность.

На подносе стояла пиала пропаренного имбиря и маленькая миска красного сахара[78.2]. Он вспомнил, что Чу Ваньнин не любит горькое, но с удовольствием ест сладости.

В дополнение к имбирному чаю он попросил на кухне несколько паровых булочек. Мо Жань нарезал их на тонкие ломтики, которые после вымачивания в молоке обжарил на масле и посыпал тонким слоем сахарной пудры. Получились простая, но вкусная закуска.

Чу Ваньнин медленно выпил имбирный чай, и к его лицу возвращались краски. Он поднял ароматную булочку кончиками своих белых, как фарфор, пальцев и, повертев ее, спросил:

— Что это?

— Я даже не придумал названия. Учитель, попробуйте, оно сладкое.

Чу Ваньнин не слишком любил жареное и устал от жирной пищи, но услышав слово «сладкое», он, чуть помедлив, поднес к губам кусочек и аккуратно надкусил.

— Ну...

— Это вкусно? — уточнил Мо Жань.

Чу Ваньнин посмотрел на него, но ничего не сказал.

Он съел кусочек красного сахара, запил еще одним глотком имбирного чая и, не спеша, продолжил трапезу.