— Я… я… украл…
Боль тут же исчезла.
Прежде чем Мо Жань успел восстановить дыхание, Чу Ваньнин еще более холодным тоном задал следующий вопрос:
— Предавался ли ты разврату?
Умные люди учатся на своих ошибках. Раз уж он не смог выдержать на первом вопросе, то сейчас не стоило и пытаться. На этот раз Мо Жань не собирался сопротивляться, так что, как только резкая боль пронзила его, тут же закричал:
— Да! Да! Да! Да! Учитель, хватит! Больше не надо!
Лицо стоящего в стороне Сюэ Мэна даже позеленело. Содрогнувшись от отвращения, он пробормотал:
— Ты… ты… как ты мог? Этот Жун Цзю, он ведь мужчина. Ты в самом деле...
Но на него никто не обратил внимания. Золотистый свет Тяньвэнь медленно угас. Пытаясь восстановить дыхание, Мо Жань отчаянно хватал ртом воздух. Он был таким мокрым, словно его только что вытащили из воды, губы все еще тряслись, а лицо было белым, как бумага. Повалившись на землю, он никак не мог собраться с силами, чтобы подняться.
Сквозь мокрые ресницы и застилающий глаза пот, он с трудом мог различить расплывчатый силуэт Чу Ваньнина, который со своим сапфирово-синим нефритовым венцом и свисающими до земли широкими рукавами белоснежных одежд, как всегда, выглядел сошедшим с небес небожителем.
И тут волна ненависти захлестнула его сердце...
«Чу Ваньнин, ты все такой же безжалостный! То, как этот достопочтенный относился к тебе в прошлой жизни, ты заслужил! Сколько бы жизней ты ни прожил, меня будет тошнить от одного твоего вида! Ебал я тебя и всех твоих предков до восемнадцатого колена!»
Чу Ваньнин, конечно, и знать не знал, что его озлобленный ученик замыслил жестко выебать не только его, но и все восемнадцать поколений его предков. С самым мрачным видом какое-то время он просто молча стоял на том же месте, прежде чем позвал:
— Сюэ Мэн.
Сюэ Мэн, конечно, слышал, что в последнее время среди богатых купцов и золотой молодежи распространилась мода на однополую любовь. Следуя этому дурному поветрию, многие мужчины, исключительно ради получения нового опыта и свежих ощущений, не брезговали посещать мужчин-проституток. Однако столкнувшись с таким лицом к лицу, теперь он никак не мог переварить это. Замешкавшись, он все же смог взять себя в руки:
— Учитель, ваш ученик здесь.
— Мо Жань нарушил все три основных заповеди[6.7]: он обманывал, был алчен и предавался разврату. Для покаяния сопроводи его в Зал Яньло[6.8]. Завтра в семь утра на Платформе Шаньэ[6.9] он будет публично осужден и наказан.
Сюэ Мэн испугался:
— А? Что?! Публичное наказание?
Публичному наказанию подвергались люди, совершившие тяжкое преступление против морали и духовной школы. Перед всеми членами ордена, включая главу, старейшин, учеников и даже посудомоек с кухни, отступника вытаскивали на помост и, предав огласке его преступление, тут же прилюдно наказывали.
Невыносимое унижение — быть вот так опозоренным перед всеми.
Все-таки Мо Жань был молодым господином Пика Сышэн. Хотя дисциплина внутри школы была строгой, Мо Жань с самого начала был здесь на особом положении. Из-за того, что он так рано потерял родителей и до четырнадцати лет мыкался по свету один-одинешенек, дядя всегда жалел его и прощал ему многие эгоистичные выходки. Даже если племянник был пойман на серьезном проступке, глава в худшем случае мог пожурить его наедине, но при этом ни разу не дал ему даже затрещины.
Но Учитель, вопреки ожиданиям, не собирался думать о репутации главы и был готов арестовать его драгоценного племянника, вытащить на Платформу Шаньэ и на глазах у всего ордена публично осудить и наказать. Подобное стало бы невероятным унижением для молодого господина Мо. Такого Сюэ Мэн точно не ожидал.
В отличие от него, Мо Жань ничуть не удивился. Он все еще лежал на земле, и при этих словах уголки его губ чуть растянулись в ледяной ухмылке.
Как же велик, беспристрастен и бессердечен его Учитель.
Кровь Чу Ваньнина и правда была холоднее льда. В прошлой жизни, когда Ши Мэй умирал у него на глазах, Мо Жань рыдал, в отчаянии схватившись за край одежд Учителя, и на коленях просил его о помощи. Но Чу Ваньнин был глух к его мольбам.
Его ученик умер прямо перед ним, рядом с его остывающим телом, страдая от раздирающей сердце боли, рыдал Мо Жань, но этот бессмертный так и остался сторонним наблюдателем, не обращая на них никакого внимания.
Сейчас Чу Ваньнин всего лишь хочет отправить его на Платформу Шаньэ, чтобы ославить и публично наказать. Что в этом такого удивительного?
Оставалось лишь сожалеть о том, что его собственная духовная база пока слишком слаба и он не может живьем содрать с него кожу, вытянуть жилы и выпить всю кровь. Не в его силах прямо сейчас намотать волосы Чу Ваньнина на кулак, оскорблять его, истязать, ломать и уничтожать его достоинство, чтобы жизнь его стала хуже смерти...
Он был в таком гневе, что не успел спрятать эту дикую ненависть в глубине своих глаз прежде, чем Чу Ваньнин заметил ее.
Окинув бесстрастным взглядом искаженное яростью лицо Мо Жаня, с самым что ни на есть невозмутимым выражением на своем идеально благородном лице он спросил:
— О чем думаешь?
Чтоб ты сдох!
Он ведь так и не убрал Тяньвэнь!
Мо Жань опять почувствовал, как связавшая его лоза начала сжиматься вокруг тела. Внутренности тут же сдавило так, что, казалось, еще немного — и они превратятся в кашу. Он взвыл, словно раненый зверь, а потом, судорожно хватая воздух, громко выкрикнул все свои мысли…
— Чу Ваньнин, думаешь, ты охуеть какой выносливый! Просто подожди и увидишь, как я заебу тебя до смерти!
Гробовая тишина.
Чу Ваньнин: — …
Потрясенный до глубины души Сюэ Мэн: — …
Тяньвэнь мгновенно вернулась обратно в ладонь Чу Ваньнина и, превратившись в каплю золотого света, растворилась в море духовной энергии, циркулирующей в теле Чу Ваньнина. Являясь частью его самого, эта божественная ивовая лоза в любой момент появлялась и исчезала по желанию своего владельца.
Лицо Сюэ Мэна стало мертвенно-бледным. Заикаясь, он бормотал:
— У-у-учитель…
Не проронивший ни звука Чу Ваньнин, опустив свои длинные, черные как смоль ресницы, задумчиво рассматривал свою ладонь. Когда он снова поднял глаза, его лицо, вопреки ожиданиям, не исказилось в гневе и отвращении, а стало еще более мрачным и холодным. Бросив на Мо Жаня взгляд, в котором ясно читалось «этот испорченный ученик — мертвец», он хмуро сказал:
— Тяньвэнь сломалась, пойду починю.
Бросив эту фразу, Чу Ваньнин развернулся, чтобы уйти, но тут Сюэ Мэн, этот глупый ребенок, решился подать голос:
— А разве непревзойденное божественное оружие, вроде Тяньвэнь, может сломаться?
Услышав его слова, Чу Ваньнин тут же обернулся и окинул его тем же «этот испорченный ученик — мертвец» взглядом. Сюэ Мэн содрогнулся от страха.
Еле живой Мо Жань все еще лежал на земле, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
Он и правда думал о том, что ему во чтобы то ни стало нужно найти возможность затрахать Чу Ваньнина до смерти, ведь ему было прекрасно известно, что этот Уважаемый Наставник Чу, которого люди величали «Юйхэн Ночного Неба, Бессмертный Бэйдоу[6.10]» всегда придавал огромное значение своей незапятнанной репутации, а также чистоте тела и помыслов. Самым невыносимым для этого человека было стать запятнанным, опозоренным и растоптанным ногами других людей.
Но как мог он позволить Чу Ваньнину услышать это!
Мо Жань тихо взвыл, словно брошенная собака, и закрыл руками лицо.
Вспоминая, какой взгляд бросил на него Чу Ваньнин перед уходом, он чувствовал, что и правда, оказался на краю гибели.
Автору есть что сказать:
Наконец-то Учитель появился на сцене ~ Не ошибитесь с главным пейрингом ~ Не перепутайте, кто будет ведущим в этой паре. Здесь принимает, берет, получает именно Учитель = = Черный Корм для рыбок[6.11] Мо Вэйюй атакует и объезжает! Именно их отношения в центре сюжетной линии!
