Испытывая неловкость и вину, Мо Жань спросил:
— Ты и раньше пропускал обед, но никогда такого не случалось. Скажи правду, сколько времени ты не ел? Как давно голодаешь?
— Я…
Заметив, что он еле шевелит губами, Мо Жань стал мрачнее тучи и, подхватив юношу под локоть, повел в противоположную сторону.
Ши Мэй поспешно окликнул его:
— А-Жань, куда мы идем?
— Идем кормить тебя! — голос и тон Мо Жаня были злыми, но взгляд был полон жалости. — Пока меня не было рядом, почему ты не заботился о себе? Даже если забочусь о важных для меня людях, каждый раз, когда я принимаю решение, всегда учитываю собственные интересы! Но что насчет тебя? Ты постоянно печешься о благе других, но когда будешь думать, что лучше для тебя?
— А-Жань…
Весь путь до ближайшего трактира Мо практически тащил Ши Мэя на себе.
Ши Минцзин принадлежал к целителям и раньше, без специального жетона, не смог бы попасть туда, где жили практикующие нападение. Однако после случившегося с Восемнадцатой, люди были напуганы. Чтобы предотвратить панику и разрядить обстановку, юйминь отменили часть запретов, в том числе ослабили границы между зонами для размещения практикующихся гостей.
— Что бы ты хотел съесть? Сделай заказ.
— Закажи, что хочешь, — Ши Мэй выглядел очень виноватым. — Извини, я хотел тебе помочь, а в итоге сам оказался обузой…
— Какие могут быть счеты между тобой и мной? — Мо Жань протянул руку и игриво щелкнул его по лбу. — Закажи все, что ты хочешь. Я оплачу. Просто сиди спокойно и наслаждайся едой.
— А как же ты? — спросил Ши Мэй.
— Я должен забрать Ся Сыни. Убийца до сих пор не пойман. Хотя тюрьму охраняют, на сердце у меня все равно неспокойно.
Услышав, что Мо Жань собирается его покинуть, взгляд Ши Мэя на мгновение стал мрачным, но он тут же спрятал недовольство за улыбкой и жизнерадостно сказал:
— Давай просто купим два пирожка с мясом[74.2]. Я пойду с тобой и поем по пути.
Мо Жань собирался отговорить его, но тут до его слуха донесся щебет девичьих голосов. В этот момент в трактир ворвалась группа красиво одетых и накрашенных девушек. Изящные, словно цветущие ветви, красавицы весело смеялись и переговаривались между собой.
— Хозяин, мы хотели бы узнать кое-что… — обратилась к трактирщику одна из них. — Старший брат, он ведь заказал у вас столик на вечер?
— Да, конечно, — трактирщик расплылся в улыбке.
К этому времени все юйминь уже поняли, что легендарный Старший брат любит хорошо выпить и послушать музыку. Каждый вечер он искал заведение, где можно было бы хорошо развлечься, и где бы ни появлялся этот человек, за ним следовала толпа красивых девушек-совершенствующихся.
Как и следовало ожидать, этот ответ взбудоражил всех девиц, и они сразу же заняли все свободные столики. Время от времени до Мо Жаня доходили обрывки разговоров:
— Сяо Фан, как думаешь, мои брови сегодня выглядят достаточно красиво? Понравятся ли они Старшему брату?
— Смотрится неплохо. Взгляни, не слишком ли ярко я накрасила глаза? Вдруг Старший брат решит, что я выгляжу слишком вызывающе?
— Ты так очаровательна! Конечно, он оценит твой макияж по достоинству. Вчера я заметила, что он несколько раз смотрел на тебя.
— Ай, что ты говоришь? У моей старшей сестры такой хороший характер. Мой Старший брат непременно влюбится в такую начитанную и поэтичную натуру.
— …
В этой странной атмосфере, когда такое большое количество людей были очарованы одним мужчиной, Мо Жань почувствовал раздражение. Поджав губы, он повернул голову к Ши Мэю и сказал:
— Хорошо, давай купим несколько пирожков с мясом и сразу уйдем. Я не могу оставить тебя одного в этом логове тигра и волка[74.3].
Заметив выражение его лица, Ши Мэй не смог сдержать улыбки и покачал головой.
В этом заведении так неприлично вкусно пахло свининой и свежей выпечкой, что невозможно было не пустить слюну. Мо Жань купил сразу десять пирожков с мясом и отдал все Ши Мэю. По дороге, время от времени, он бросал взгляд на то, с каким аппетитом ест Ши Мэй. От этого милого зрелища Мо Жань окончательно расслабился, и его настроение значительно улучшилось.
Кто же мог подумать, что эти злосчастные пирожки нанесут вред желудку Ши Мэя. Долгое время у юноши даже рисового зернышка во рту не было, а тут он сразу съел столько жирных мясных булочек. Так что неудивительно, что желудок не выдержал, и начались колики.
Мо Жань так и не смог отправиться за Ся Сыни. Подхватив бледного Ши Мэя, он быстро отнес его обратно в Заоблачный Павильон, уложил в спальне и отправился в город за доктором.
По назначению врачевателя напоив больного настоем лечебных трав, Мо Жань сидел на краю кровати Ши Мэя и, вглядываясь в изможденное лицо, мысленно ругал себя.
— Все еще больно? Давай, я поглажу.
Голос Ши Мэя звучал очень слабо:
— Не надо… все в порядке…
Однако Мо Жань, как человек знающий, уже откинул одеяло и положил теплую руку на живот. Через нательное белье он начал медленно и нежно гладить, слегка надавливая и растирая в нужных точках.
Вероятно, этот массаж помог и снял неприятные ощущения, но Ши Мэй больше не возражал. Убаюканный этими ласковыми прикосновениями, юноша постепенно расслабился, его дыхание выровнялось, и он быстро задремал.
Мо Жань подождал, пока сон не станет глубоким и спокойным, а затем попытался уйти. Но прежде, чем он встал, его схватили за руку.
Глаза Мо Жаня распахнулись от неожиданности, в темных зрачках мелькнула искра:
— Ши Мэй…?
— Больно… не уходи…
Красавец на плетеной кровати лежал с закрытыми глазами и, кажется, все еще спал.
Мо Жань замер. Ши Мэй никогда и никого не просил сделать что-нибудь для него, сам же всегда помогал другим, не заботясь о награде. Только во сне он смог так тихо и нежно попросить Мо Жаня не оставлять его.
Поэтому тот снова сел на кровать и, с грустью глядя на это красивое одухотворенное лицо, продолжил нежно поглаживать его живот. За окном на открытую веранду Заоблачного Павильона медленно падали персиковые цветы, небо стало темным.
Было за полночь, когда Мо Жань вспомнил, что обещал младшему брату поужинать с ним.
— Плохо дело! — Мо Жань вскочил на ноги и хлопнул себя по лбу. — Мне конец! Мне точно конец!
К этому времени Ши Мэй уже крепко спал. Мо Жань выскочил во двор, чтобы со всех ног бежать к пещере, но вдруг перед ним в ярком голубом свечении с неба опустился старейшина Сюаньцзи. На руках у него был маленький ребенок, сжимающий маленький глиняный горшок.
— Старейшина!
Старейшина Сюаньцзи с укором посмотрел на Мо Жаня:
— Так что же случилось? Разве ты не сказал, что сам сходишь за ним? Если бы я не обеспокоился и не пошел проверить… Юй… кхе… мой ученик так и сидел бы один в той тюрьме до самого утра.
— Этот ученик виноват, — Мо Жань низко опустил голову. Ему было так стыдно, что он долго не мог решиться посмотреть на Ся Сыни. Наконец, парень поднял глаза и пробормотал:
— Младший брат…
Сюаньцзи опустил ребенка на землю. Чу Ваньнин, не выпуская из рук свой маленький горшок, спокойно посмотрел на Мо Жаня и спросил:
— Ты ел?
Кто мог ожидать, что после всего случившегося, его первые слова будут такими? Впавший в ступор Мо Жань мог только пробормотать:
— Нет, еще нет…
Чу Ваньнин подошел к нему, протянул горшочек и сказал с деланным равнодушием:
— Можешь попробовать. Еще горячий…
Какое-то время Мо Жань не мог сдвинуться с места. Когда же он пришел в себя, то тут же подхватил на руки малыша вместе с его горшком:
— Хорошо, я поем.
Этот глупый ребенок боялся, что суп остынет, и снял свою верхнюю одежду, завернув в нее горшок. Поэтому, когда Мо Жань его обнял, он почувствовал, что маленькое тело замерзло.
Мо Жань прислонил ладонь к его лбу и легонько растер. За две жизни его губы никогда не произносили таких искренних извинений:
