«Тебе придется спасти всех нас! Если уберешь защитный барьер, мы утащим за собой всех тех, кого ты действительно хочешь защитить. Виновные и невинные, в ад отправимся все вместе!

Можешь умирать от омерзения, но раз уж ты решил быть благородным, иди до конца! Это же ты здесь хороший человек! Это твой выбор! Так изволь пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти всех. А если откажешься, значит ты лжец и лицемер, и все твои слова о благородстве и высоких целях не более чем мусор!»

Как наяву он слышал, как эти люди кричат и хохочут:

«У тебя нет выбора! У тебя нет выбора!»

Чу Сюнь будто попал в центр шторма гневных голосов и споров. Запрокинув голову, князь подставил лицо хлещущему дождю и холодному ветру.

Боги, неужели небо стало светлее.

Ливень уже смыл кровь со ступеней храма, когда Чу Сюня и тех, кто его защищал, связали и повели к алтарю. Пленив князя, который так долго защищал их, эти люди раздувались от гордости и ощущения собственного могущества. Это все выглядело одновременно так трагично и нелепо, ведь Чу Сюню было достаточно произнести одно простое заклинание, чтобы связывавшие его веревки превратились в пепел.

Однако он этого не сделал, продолжая поддерживать защитный барьер над городом, даже чуть раздвинув его.

В Линьане уже пролилось слишком много крови. Сам же он не хотел никому мстить и лишать жизни невинных.

Этот тонкий золотистый барьер все также защищал и тех, кто черной неблагодарностью отплатил за доброту, и тех, кто защищал его до конца. Когда они вошли в храм, призрачный князь все еще не принял своего истинного воплощения. Из черного чада свечи материализовалась темная размытая фигура, черты которой все еще были неразличимы.

— Почему ты не убрал барьер! — голос был полон ярости, когда Князь призраков обратился к невозмутимому Чу Сюню. — Убери барьер!

Чу Сюнь спокойно ответил:

— Только когда умру.

Черная фигура скорчилась и хрипло провыла:

— Чу Сюнь, ты безумен! Вы… убейте его… убейте его для меня! Иначе, когда придет ночь, я заберу ваши жизни!

Наступил рассвет.

Луч за лучом солнце разбило непроглядную ночь.

Князь призраков не мог долго поддерживать форму при свете дня. Ему осталось лишь отступить во тьму храма. Чадящее пламя свечи задрожало и погасло.

Храм был построен в самой высокой точке города. Чу Сюнь окинул взглядом открывшийся вид. Скрытые в туманной дымке очертания далеких горных вершин, размытые дождем и испещренные шрамами войны долины. Утренний ветер принес с юга Янцзы запах приближающейся весны.

— Князь Чу, нам очень жаль.

— Не обвиняйте нас в жестокосердии. Это вы лишили князя призраков глаза. На вас он затаил обиду… мы же просто вынуждены…

— Сколько можно болтать! Наша семья ждет, когда призрачный князь вернет моего отца к жизни. Разве жизнь князя Чу важнее, чем жизни всех жителей города? Разве этот заклинатель не говорил нам, что все жизни одинаково важны? Это его слова!

Чу Ваньнин издали наблюдал за Чу Сюнем, как никогда ощущая духовное родство с этим человеком из прошлого. Сердце его было в смятении.

Внезапно горячие руки плотно закрыли его глаза.

Чу Ваньнин тихо спросил:

— Что ты делаешь?

— Я не дам тебе смотреть на это.

— Но… почему?

— Тебе будет больно.

Чу Ваньнин некоторое время молчал. Мо Жань чувствовал только, как его ресницы дрожат под его ладонями.

— Не будет. Это все случилось двести лет назад.

За его спиной Мо Жань тихо вздохнул:

— Маленький упрямец... тогда что это за влага на моих ладонях?

Неизвестно сколько прошло времени: час, минута, мгновение? В этом безумии и хаосе даже время текло как-то неправильно.

Когда Чу Ваньнин открыл глаза, духовный барьер Чу Сюня уже рассеялся, а сам князь лежал на алтаре в луже крови. Вокруг него столпились люди и демоны, но между ними сейчас не было никакой разницы. Все они были чудовищами, одетыми в забрызганную кровью жертвы человеческую кожу.

Инстинкт самосохранения часто превращает людей в зверей. Радуясь спасению, жители Линьаня быстро забыли что значит стыд, чужая боль и сострадание.

В воздухе витал запах смерти.

Мир смертных или Призрачное Царство — стало сложно разобрать, границы двух миров почти стерлись.

Толпа медленно рассеивалась. Днем приспешники демонов не могли свободно бродить по земле. Наевшись негативными эмоциями, они спешили спрятаться, дожидаясь наступления ночи, когда Князь призраков придет в Линьань, чтобы забрать душу убитого ими человека и дать им достойную награду за труды.

Осталось лишь около десятка скорбящих людей. Избитая проститутка, старуха со спутанными седыми волосами, пара с ребенком-защитником, нищий, ученый, сказитель, разорившийся богач, вдова с маленьким ребенком, школьный учитель и крестьянин.

Все, кто до последнего остался людьми в этом городе.

Они стояли вокруг лежавшего в луже крови тела Чу Сюня, плакали и благоговейно прикасались к нему. Вдруг ресницы мертвеца затрепетали, и он медленно открыл глаза.

— Князь!

— Князь Чу!

Не в силах сдержать душевный трепет, Мо Жань прошептал:

— Это… это ведь..

Без сомнения, это была давно утерянная легендарная магическая техника. И сейчас он мог своими глазами наблюдать ее действие в этом иллюзорном мире.

— Это «Последнее заклятие[68.2]». Он уже мертв, но перед смертью использовал эту технику на себе. — Чу Ваньнин вздохнул и тихо закончил. — До самого конца он продолжал беспокоится об этом мире и людях.

Глаза Чу Сюня и впрямь были глазами мертвеца, так же как и голос, в котором отсутствовала даже капля жизни:

— Призраки коварны, не стоит верить их обещаниям. Как только наступит ночь, без духовного барьера они вырвутся из тьмы и убьют всех живых в этом городе. Единственная надежда на спасение для вас, это сейчас же покинуть Линьань и отправиться в Путо.

— Князь…

— Я мертв и не смогу сопровождать вас в пути. Но я собрал все свои жизненные силы в моем духовном ядре. Пока оно будет в ваших руках, призраки не смогут приблизиться.

Стоявшие вокруг люди не скрывали слез и рыданий.

Мо Жаня и Чу Ваньнина пробил холодный пот.

Духовное ядро — это душа совершенствующегося, запечатанная в его сердце...

Мертвый Чу Сюнь медленно поднял свои окоченевшие руки. В соответствии с заранее наложенным заклинанием, он достал спрятанный кинжал и воткнул в свою грудь.

— Князь! — люди вокруг него рыдали, их голоса были полны искренним страданием. — Князь, что же вы делаете?!

Пальцы мертвеца вонзились в плоть, и Чу Сюнь медленно вытащил из собственной груди уже не бившееся сердце.

Оно все еще истекало кровью и было окутано пульсирующим золотым сиянием.

Это был последний свет жизни Чу Сюня, его душа, привязанная к мертвой плоти.

— Возьмите... его…

Он поднял горящее сердце и протянул его людям:

— Просто… возьмите… его…

Капли крови, что падали на пол и, коснувшись бездушного камня, превращались в красные цветы яблони. Алые цветы яблони сияли духовным огнем, ослепляя людей своим светом.

— Вас ждет долгое и полное опасностей путешествие. Моя короткая жизнь подошла к концу. Все, что я могу сделать, это отдать вам то, что осталось от моих духовных сил… я надеюсь… надеюсь... сможете…. правильно… распорядиться этим… даром...

Мо Жань был в состоянии близком к панике. В ужасе он наблюдал за сценой, развернувшейся перед его глазами. Как будто острая игла пронзила его сердце, капельки холодного пота выступили на спине.

Шрам... Этот шрам!

О вдруг вспомнил, что у Учителя… на груди... на том же месте…

Там тоже есть шрам!

Как бы он смог забыть об этом? Ведь это было самое чувствительное место на теле Чу Ваньнина. Каждый раз, когда Мо Вэйюй касался языком тонкой бледной полоски шрама, обычно холодное и равнодушное лицо Учителя неуловимо менялось, отражая с трудом сдерживаемое любовное томление. Мо Жань обожал эти моменты, ведь, только когда Чу Ваньнин уступал позорным желаниям своего тела, он мог сполна насладиться своей победой и его унижением.