Тело все еще слегка дрожало. Сон, тесно переплетясь с реальностью, грозил свести его с ума.
— Учитель…
— Не подходи! — яростно закричал Чу Ваньнин. Его брови грозно сошлись над переносицей.
Мо Жань был поражен такой реакцией, и прошло некоторое время, прежде чем он осторожно спросил:
— Вам приснился кошмар?
Кошмар… Это был сон… это был всего лишь сон!
Довольно долго Чу Ваньнин просто тупо смотрел на человека перед собой, прежде чем смог взять себя в руки и собрать остатки самообладания.
Он все еще в библиотеке Павильона Алого Лотоса. Зал Даньсинь с его красными занавесками и мужчина с лицом Мо Жаня исчезли. Лицо юноши перед ним все еще было по–детски невинным.
— Хм… да… в моем сне… я ударил человека...
Наконец, полностью проснувшийся Чу Ваньнин постарался придать своему лицу приличествующее выражение. Пытаясь выиграть время и успокоить горящее после сна тело, он попытался поправить одежды, однако тонкие пальцы все еще предательски дрожали.
Мо Жань потер покрасневшую щеку и пробормотал:
— Что за кошмары снятся Учителю? Это было очень жестоко.
Смущение промелькнуло на лице Чу Ваньнина. Он поджал губы и, чуть отвернув свое красивое лицо, высокомерно промолчал.
Его облик был спокоен, как озерная гладь, но в сердце бушевали штормовые волны. Чу Ваньнин чувствовал, что его самоуважение опасно пошатнулось: он не мог поверить, что у него могут быть такие нелепые, грязные и бесстыдные мечты. Такой извращенный человек, как он, разве имеет право называть себя Учителем!
Но что было особенно оскорбительно: это бесполезное тело, вопреки здравому смыслу, в этом унизительном сне реагировало совершенно однозначно и бесспорно...
К счастью, одежда была достаточно свободной, чтобы скрыть его позор от чужих глаз. Он сидел с мрачным и темным от досады лицом, потирая висок и утихомиривая бунтующее тело.
Конечно, после подобного сна ему сложно было не ухватиться за возможность выместить свой гнев на Мо Жане. Хотя Чу Ваньнин не мог наказать его за происшедшее во сне, ничего не мешало сейчас просто выставить наглого мальчишку вон. Поэтому, слегка приподняв брови, он ядовито процедил:
— Посреди ночи ты вламываться в мою спальню. С каких это пор Павильон Алого Лотоса стал твоим домом? Думаешь, что ты — старейшина Юйхэн?
Сначала ему без всякого повода дали пощечину, теперь выпороли словесно. Чувствуя себя несправедливо обиженным, Мо Жань пробормотал себе под нос:
— Что, вы опять демонстрируете свой дурной нрав?
Брови Чу Ваньнина опять грозно приподнялись:
— Я не раздражен! Я просто хочу спать, а ты мне мешаешь. Убирайся!
— Но, Учитель, уже утро[49.1]… — возразил Мо Жань. — Я осмелился войти в Павильон Алого Лотоса без разрешения, потому что мы уже довольно долго ждем на Платформе Шаньэ, но Учитель так и не пришел.
Чу Ваньнин потерял дар речи. Двери и окна в библиотеке были закрыты. Он открыл ставни: и действительно, солнце уже поднялось высоко в небе, громко пели птицы, жужжали и стрекотали разные насекомые.
Чу Ваньнин нахмурился еще сильнее. Казалось, еще немного — и он призовет Тяньвэнь, чтобы высечь всех, кто находится в пределах досягаемости.
Если бы Мо Жань не разбудил его от этого весеннего сна[49.2], он мог бы... От этой мысли у Чу Ваньнина запульсировала вена на виске, а суставы пальцев, сжимающих оконную раму, стали бледными, как нефрит.
Духовное и физическое самосовершенствование Чу Ваньнина позволяло ему легко подавлять плотские желания. У него никогда не было даже эротических фантазий, не говоря уже о весеннем сне.
Ученый Чу, когда дело касалось морали, был похож на чурбан: слишком задеревенел, неуклюж и туп. Его высокоорганизованный разум слишком легко справлялся с желаниями тела. Довольно часто он с самодовольным пренебрежением смотрел на влюбленные пары и их попытки двойного совершенствования[49.3]. Как же тогда он был горд собой!
Кто мог подумать, что в одно прекрасное утро лошадь потеряет переднюю подкову и так бесславно падет...
Да, в конечном счете он все-таки упал прямо в руки своего юного ученика.
Мудрый, благородный и хладнокровный Ученый Чу сейчас не смел даже взглянуть на Мо Жаня. Он сердито бросил:
— Пойдешь со мной на Платформу Шаньэ для утренней практики! — и, взмахнув рукавом, поспешно покинул библиотеку.
Сюэ Мэн и Ши Мэй ждали уже давно. Когда Чу Ваньнин пришел, они сидели в тени и разговаривали.
Ши Мэй был встревожен:
— Учитель никогда не опаздывает. Может, что-то случилось? Уже так поздно, а мы не видели даже его тени.
Сюэ Мэн был еще более обеспокоен:
— Разве Мо Жань не пошел искать Учителя? Прошло уже много времени, а он все еще не вернулся! Если бы знал, что он пропадет на полдня, я бы пошел с ним. Надеюсь, Учитель не заболел?
Ши Мэй сказал:
— Рана на плече Учителя довольно сложная. Даже при правильном лечении его тело слишком слабое по своей природе, поэтому трудно сказать...
Услышав это, Сюэ Мэн стал еще более беспокойным и резко вскочил на ноги:
— Просто жди меня здесь. Не стоило доверять такое важное дело этой ненадежной псине. Лучше схожу сам!
Но когда он обернулся, тут же увидел белоснежные одежды Чу Ваньнина.
Двое под деревом воскликнули в унисон:
— Учитель!
— Меня кое-что задержало. Я возьму вас сегодня на тренировку. Пойдемте.
Когда Чу Ваньнин отвернулся, Ши Мэй подошел к Мо Жаню, который следовал за ним, и тихо спросил:
— С Учителем что-то случилось? Что за задержка?
Мо Жань закатил глаза:
— Да он просто проспал.
— А?
— Ш-ш-ш, веди себя так, будто не знаешь.
Мо Жань потер все еще болевшую щеку. Он определенно не хотел схлопотать еще одну пощечину от Чу Ваньнина
Ресницы Ши Мэя дрогнули:
— Почему твоя левая щека такая красная?
— Если ты продолжишь спрашивать, моя правая щека станет точно такой же. Просто забудь. Пошли.
Когда они прибыли на Платформу Шаньэ, Чу Ваньнин отправил Мо Жаня и Ши Мэя на тренировочную площадку, а сам отвел Сюэ Мэна в сторону.
— Сядь, — обратился он к Сюэ Мэну.
Сюэ Мэн всегда беспрекословно повиновался каждому слову Учителя, хотя и не мог бы назвать причины такого абсолютного доверия. В этот раз он также сразу подчинился и сел на указанное место.
Чу Ваньнин сел напротив него.
— Конкурс Линшань через три года. Какие у тебя планы?
Сюэ Мэн посмотрел вниз, и прошло мгновение, прежде чем он выдохнул сквозь стиснутые зубы:
— Стать лучшим.
Если бы Чу Ваньнин спросил его перед поездкой на озеро Цзиньчэн, Сюэ Мэн ответил бы с гордостью и пафосом. Однако теперь в этой фразе было больше упрямства, чем уверенности и гордыни. Конечно, былая самоуверенность сильно увяла, но он точно не был готов просто отойти в сторону и передать титул Любимца Небес кому-то другому.
Сказав это «стать лучшим», Сюэ Мэн с тревогой в сердце украдкой взглянул на Чу Ваньнина.
Чу Ваньнин смотрел на него без малейшей насмешки или сомнения.
Он ответил просто и нейтрально:
— Хорошо.
Глаза Сюэ Мэна мгновенно вспыхнули:
— Учитель, вы думаете... думаете, я все еще могу… Я... — от волнения юноша потерял дар речи.
Чу Ваньнин кивнул:
— Мои ученики никогда не сдаются без боя.
— Учитель...
— Выдающиеся юноши из всех орденов участвуют в состязании на горе Линшань. Те, у кого нет божественного оружия, естественно, не сравнятся с ними, но даже если у твоего противника есть такое оружие, не нужно бояться. Божественное оружие — это не то, чем можно легко овладеть за короткий промежуток времени. Хотя твой Лунчэн уступает божественному оружию, он все равно одно из лучших оружий, созданных смертными мастерами. Если ты будешь усердно практиковаться в течение этих трех лет, то не исключено, что ты займешь первое место.
