Этим же утром в замок, к ее огромному облегчению, прибыл и сам молодой хозяин.

Как всегда (это уже вошло в привычку), я появился в двух лигах от замка. Рядом со мной совершенно спокойно, словно они родились и выросли на этой планете, шли мои «инопланетяне» — аристократ Жюль, сын лейера, и его новый телохранитель тире оруженосец, огромный по любым меркам Морган по прозвищу Адвокат. Пакет программ, инсталлированный на установленную им социальную нейросеть, давал им обширные знания и навыки для выживания в новой среде.

— Это и есть ваш замок, милорд? — осведомился Жюль.

— Да. Он и есть… — договорить я не успел.

Открылись ворота, и оттуда выскочили всадники. Они галопом помчались к нам, и вскоре до нас донеслись звуки сигнальной трубы. Противные, визгливые, такие, что мертвого поднимут.

Морган вышел вперед, заслонил нас собой и вытащил молекулярный меч, что в его руках смотрелся как ножик.

— Морган, это встречают милорда, — поспешил предупредить громилу Жюль. — Не вздумай махать своим мечом и отойди мне за спину.

Подскакавшие всадники во главе с Черридаром — начальником стражи моего замка, лихо подняли коней на дыбы, останавливая их на полном скаку. Затем Черридар ловко спрыгнул с коня и преклонил колено.

— Добро пожаловать, ваша милость, — радостно проговорил он. — Примите моего коня.

Это была ритуальная фраза. Он знал, что я не приму его коня и пройду до замка пешком, но как вассал обязан был предложить.

Вся жизнь аристократа определена кучей условностей, нарушить которые означает совершить наказуемое преступление. И одно из самых страшных преступлений против аристократа — выказать неуважение ему. За этим следует публичная порка простолюдина или его смерть. Или вызов на дуэль, если неуважение проявил другой аристократ. Черридар был приглашен мной вместе с другими нехейцами в дружину. Да и вся замковая дружина состояла в основном из моих соплеменников. Теперь уже моих…

Как воспитанный аристократ бандитских кровей, Черридар мельком глянул на вновь прибывших, увидел в Жюле аристократа и вежливо ему слегка поклонился как равному. На Моргана он кинул удивленный взгляд и только.

— Черридар, познакомься. Барон Жюль Бергат, мой новый вассал. А это — его оруженосец Морган. Они поживут в моем замке, обвыкнутся… Потом подумаем, куда их определить. Они из очень далеких краев…

— Очень далеких? — как-то странно спросил Черридар.

— Да, а что?

— Ну, такие, как Морган, живут в диких землях. Я их встречал в набегах.

Об этом я не подумал и, засунув палец в ухо, почесал там, давая себе время придумать, что сказать. Особо врать не хотелось.

— Вообще-то они из Брисвиля, — сказал я. — Но кто знает, кем был папаша этого молодца. Он сирота.

И Морган согласно закивал головой.

Но глазастый Черридар хоть и кивнул, бросил пытливый взгляд на Жюля. Да, действительно, Жюль больше походил на нехейцев. Немного широколицый, с узкими глазами, коренастый и подвижный, словно ртуть.

— Надеюсь, Черридар, ты свои наблюдения оставишь при себе, — тихо сказал я.

И тот заговорщицки, с таинственным выражением на лице молча с достоинством склонил голову. Типа он тайну милорда раскусил, но будет нем как рыба. В его понимании Жюль был метисом-нехейцем, а Морган — вообще порождением диких земель. Бывало, дикари воровали нехейских женщин и брали их в жены. От них рождались похожие на Жюля люди. Нехейцы их своими хоть и не признавали, но, встречая в набегах, старались не убивать. Все же своя кровь. Женщин обратно не забирали, да и те становились фуриями, сражаясь с соотечественниками не на жизнь, а на смерть. Их тоже старались избегать. Единственное, чего мой начальник охраны не мог понять, как Жюль стал бароном. Не иначе был сыном вождя племени дикарей… Все это я прочитал по его простодушной физиономии, словно глядя в открытую книгу.

— Какие новости, Черридар? — спросил я его, чтобы отвлечь от мыслей о новоприбывших.

— Новостей нет, милорд, но есть странности. Пропала ночью служанка госпожи Лианоры Мата. А у дверей комнаты управительницы мы нашли свежие следы крови. Вот, в общем-то, и все.

— Да? — удивился я. — А что говорит сама Лианора?

— Говорит, что не знает, где она.

Ненадолго задумавшись, я отозвался:

— Ладно, разберемся.

В замке нас встречала делегация с музыкой, почетным караулом и хлебом-солью. За спиной Чернушки топталась, подпрыгивая, дворфа. Странно. Чего это она?

Когда мероприятия торжественной встречи закончились, она подлетела ко мне.

— Хозяин, возвращай моего жениха, как бы он не помер от голоду.

Я хлопнул себя по лбу. Точно, ведь Бурвидус по моей воле томился в темнице! Как я мог о нем забыть?

— Одну ридку, Лия, я сейчас.

Вскоре чумазый дворф, голодный и растерянный, стоял перед моей управительницей. Та уперла руки в бока и осуждающе покачала головой:

— Ну что за чумазый дворф. Быстро приводи себя в порядок, замарашка.

А было чем измазаться. Когда я появился в темнице, сей арестант, спрятанный мною на время из-за своей болтливости, пытался совершить побег. Копал подкоп, чтобы выбраться из заключения. Он несколько дней не ел и утолял жажду, посасывая холодные камушки. Копал он руками и на то, что весь измазался в глине, не обращал внимания. В момент моего появления он справлял малую нужду в углу и жалобно причитал. Тихо бормоча, он ругал меня на все лады.

Другой дворянин его там и оставил бы за такое попрание чести, но я лишь рассмеялся. Услышав мой смех, он вздрогнул и обернулся. Глаза его стали большими, как у летучей мыши. Он вытаращился на меня и не заметил, как стал мочиться себе на штаны.

— Красавец, — покачал я головой. — Вижу, не скучал и переделывал мою тюрьму. Ну, стало быть, оставлю тебя здесь, Бурвидус, доделывай начатое.

— Не надо, милорд! — Дворф, забыв натянуть штаны, посеменил ко мне. — Я все исправлю… Я думал, обо мне забыли… Еда… Вода… Нет… — бессвязно начал говорить он.

— Хорошо, Бурвидус, натягивай штаны и пойдем отсюда. Ты прощен… на первый раз, но если я или еще кто услышит, как ты меня ругаешь… Я отдам тебя Чернушке для жертвоприношения ее богине. Богиня дура, и жертва ей такая же будет. Как говорится, умных к умным, а тебя — к ней.

— Нет, нет, — замахал руками дворф. — В первый и последний раз, го… оп! Простите, милорд.

«Ну да, так я и поверил», — подумал я. Схватил его за шиворот и перенесся к высокому крыльцу донжона.

— Забирай своего жениха, — улыбнулся я, видя, как сначала лицо дворфы расцвело, а потом на него нашла грозовая туча.

В моем кабинете после сытного завтрака в присутствии Жюля прошло недолгое совещание. Морган был предоставлен самому себе и слонялся по замку.

Я представил Жюля Чернушке и Лие, после чего стал слушать о том, как забирали тело снежного эльфара.

Прибыла небольшая процессия снежков. Показали мое письмо, и их проводили к месту проведения обряда. Они забрали эльфара и дали служанке сто золотых монет. Рабе, играя роль Торы, вышла к соотечественникам, окатила их презрительным взглядом и выдала от себя убийственную фразу: «Вам стало привычным, леры, убивать своих соотечественников». И, отвернувшись, ушла.

«Ну прямо артистка больших и малых оперных театров!» — как сказали бы у нас на Земле.

Снежные эльфары ничего ей не ответили. Как выразилась смеющаяся Лия, они увидели рядом с госпожой Торой ее черную копию — Чернушку, разинули рты и так остались стоять, словно статуи.

Оценив Жюля взглядом, Лия бесцеремонно спросила:

— Тан Жюль, что вы умете делать?

Тот поморгал глазами и произнес:

— Я вообще-то могу многое. Управлять поместьем, петь…

— Ну, управлять поместьем есть кому. А вот пение ваше хотелось бы послушать. Здесь, простите меня, милорд, — это она обратилась ко мне, потом посмотрела строго на смущенного Жюля, — бездельников нет, и каждый приносит пользу.

Жюль, который еще не расположился и притащился со мной в кабинет со своим скарбом, полез в мешок, достал свой инструмент, подергал струны, и неожиданно для всех по небольшому залу пробежала трепетная волна чарующих звуков. Мы все замерли. А Жюль, сыграв вступление, затянул песню о любви лейера к пастушке. У Чернушки и Лии выступили слезы на глазах.