Вот такую историю рассказала мне бабуля. Я потом много раз просил бога подпалить костер, но он меня не слышал. Или еще чего было, не знаю, но сам по себе костер не загорался.

– Ладно, огонь мы разожжем. – Я почему-то в этот раз не сомневался. – А вот как помешать шаманам повторить этот фокус?

– С этим проблем не будет. – Это Шиза сказала свое веское слово. – Лиан откачает всю энергию, что они будут направлять на воспламенение. Так что у них этот номер не пройдет.

– Я понял. Хорошо. Это решаемо. Но как их прогнать? Что будет, если они не захотят покинуть свидетелей? Такая раковая опухоль мне не нужна. Они, как плодожорка, будут прогрызать пути в душах свидетелей, сея в них сомнение и слабость.

– Я верю, дорогой, что ты что-нибудь придумаешь, – проворковала Шиза.

– Верит она. Хорошо бы! – вздохнул я.

Утро перед состязанием выдалось ветреным и солнечным. Степь просыпалась. Шумел ковыль, и его волны серебряным морем покрывали необозримые просторы. Лорхи мычали, а в лагере начиналась утренняя суета. Еще с вечера в центре стойбища огородили площадку для состязания.

Грыз вышел из своего шатра и с прищуром посмотрел на небо. Оттуда на них два круга назад смотрел Худжгарх. Был он трехголовым и ликом страшен. Сердце Грыза сначала наполнилось страхом, а потом радостно затрепетало. Господин не оставил своих слуг! Затем уже ночью он появился у него в шатре. Долго объяснял, как ему нужно будет действовать и какое состязание предложить.

Грыз смотрел на утренний лагерь со спокойствием в душе и уверенностью в своей победе. Он рыкнул, и тут же рядом оказались трое его телохранителей. Кивком головы он позвал их за собой и вразвалочку направился к центру лагеря. Взглядом воина Грыз оглядел изменившийся стан. Снова стало чисто. Не было праздношатающихся. Часовые стояли на своих местах. Уныние и обреченность, царившие здесь до этого, сменились радостным ожиданием.

Грыз днем раньше собрал сотников, допустивших разброд и шатание, и решительно снял их с командования.

– Не можете управлять собой, – сказал он, – будете простыми воинами.

Тех, кто вернулся с ним, он поставил на место провинившихся, а шаманов предупредил, что с позором отправит обратно в их племена, если они не будут печься о духе воинства Худжгарха.

Пророки продолжали ходить меж палаток и возов, пытаясь склонить на свою сторону орков, но их уже не слушали. Спорить с ними Грыз запретил и повелел отправлять их Худжгарху.

– Мы простые воины, – отвечали орки, – наш удел сражаться, а не на чудеса любоваться. Будет состязание, там и показывайте свою силу.

В конце концов те ушли в степь и должны были вернуться утром. По приказу Грыза посередине площадки, определенной для состязаний, был собран хворост, ветви и нарублены небольшие деревца. Грыз разделся по пояс и уселся в своем углу. Он закрыл глаза и приступил к медитации.

– Вождь! – Его осторожно тронули за плечо. – Чужаки пришли.

Грыз открыл глаза. Перед ним стояли жрецы чужого бога, похваляющиеся тем, что их послал Отец. Он окинул их взглядом и приказал:

– Раздевайтесь до пояса, как я. Оставьте ваши посохи и все амулеты. Никаких шаманских штучек и волшбы. Ваше слово против моего.

– Что ты хочешь, отступник? – спросил главный среди пришлых.

– Видишь сложенные дрова? Вы попросите своего бога, которого называете Отцом, зажечь этот костер. А потом я попрошу об этом Отца через Худжгарха. Кто проиграет, тот уходит. Я все сказал.

Главарь жрецов презрительно усмехнулся:

– Будь по-твоему, отступник.

Он первым повернулся и ушел в свой угол. Пока пришельцы раздевались, орки таскали в кожаных ведрах воду из реки и поливали костер.

– Начинайте первыми, – предложил Грыз. – Гостям мы всегда уступаем лучшее место, первым подаем чашу гайрата и пропускаем вперед.

Худой как жердь шаман вышел к костру и показал пальцем на сложенные для костра ветки. На его клыкастом лице, что я обычно именовал мордой, было выражение спеси и высокомерия. Он несколько раз ткнул пальцем, но, к его удивлению, ничего не происходило. Шаман нахмурился, ткнул еще несколько раз пальцем на приготовленный к розжигу костер, и снова ничего не произошло.

Грыз увидел, как изменилась морда жреца, и засмеялся.

– Шаман, еще рано, и твой Отец, видимо, спит. Ты покричи, может, он проснется и услышит тебя!

Шаман злобно зыркнул на насмешника и вдруг, воздев руки к небу, закричал:

– Отец! Услышь посланников твоих и дай нам силу!

Он постоял немного и снова ткнул пальцем в сторону дров. Но дрова как были сырыми, так и остались сырыми. Ни дыма, ни огонька, вообще ничего. Шаман обошел по кругу костер, сунул нос в скопление веток. Ни огнем, ни дымом не пахло.

К шаману присоединились его помощники. Они воздели руки и стали просить невидимого Отца ответить на свои просьбы. Они кричали, просили, но все было тщетно.

– Я думаю, что вашему Отцу просто скучно, как и мне, – произнес Грыз. – Ублажите его и потанцуйте, может, он снизойдет и ответит на ваши просьбы.

Раздосадованные жрецы потоптались, одарили Грыза злыми взглядами, но делать нечего, и за неимением лучшей идеи несмело стали двигаться в пляске шаманов. Они подвывали, трясли кто тощими, кто жирными руками, корчили рожи и, притоптывая в такт бормотанию, стали входить в транс.

– Ну, что я говорил? – Грыз оглянулся к телохранителям. – Сразу видно, что это шаманы, причем слабые.

Вокруг толпились свидетели. Весь лагерь, гудящий словно огромный улей, собрался вокруг площадки, где проходило состязание. Орки толкались, чтобы увидеть то, что происходит на площадке, отпихивали тех, кто загораживал им видимость. А те, кто пришли первыми, зло огрызались:

– Не толкайся, брат. Не пришел раньше, смотри издалека.

– Да я тут с ночи стоял, по нужде отошел. А тут вижу, ты мое место занял.

– Не ври, брат, Худжгарх накажет. Я тоже с ночи стою и тебя не видел.

– Тогда, брат, расскажи, что там происходит.

– Шаманы пляшут, не могут костер зажечь.

– Так дайте им огниво и кресало.

– Не в этом дело, брат, им костер должен их Отец разжечь.

– И что, не разжигает?

– Нет.

– Вот же жулье, а я им поверил. Тьфу. Вот дурнем был.

День перевалил за полдень. Светило поднялось в наивысшую свою точку, а танец продолжался. Шаманы, измученные долгим ритуалом, стали выдыхаться. Их тела покрылись потом. Огромные капли градом стекали с обнаженных торсов, и штаны танцующих промокли почти до колен. Их хриплое дыхание слышали не только в передних рядах, но и далеко в толпе. Грыз, устав сидеть, улегся на кошме, что принесли ему телохранители, и, прикрыв глаза, сделал вид, что задремал.

Наконец шаманы сдались.

– Это все глупости! – тяжело дыша, с хрипами в голосе произнес главный шаман. – Отец мелочами заниматься не хочет. Это ниже его достоинства! – Он со злостью пнул приготовленные для костра деревяшки.

– Да что ты говоришь, шаман? – отозвался, поднимаясь на ноги, Грыз. – А может, он просто не хочет вас слушать! И вас, самозванцев, не посылал? А? Что скажете?

– Покажи сам, что Отец тебя слышит, и зажги костер без огнива и колдовства, – огрызнулся шаман. Его злой взгляд, казалось, прожигал ненавистного вождя свидетелей насквозь. Бессилие, которое они выказали перед орками, и ощущение своего позора приводили его в бешенство.

Грыз не стал подходить к сложенным дровам, он просто попросил:

– Отец, я верю в Худжгарха. Зажги этот костер.

И тут же огонь вспыхнул. Пламя охватило сырые дрова и, оглушительно потрескивая и нещадно дымя, стало жадно пожирать свою пищу. Вскоре огонь весело вознесся высоко к небу. Грыз удовлетворенно посмотрел на вспыхнувший костер.

– Ал-лая Худжгарху! – неожиданно заорал он.

И восторженный рев тысяч глоток подхватил:

– Ал-лая!

Победный клич еще долго разносился по степи, пугая стаи птиц и мелких хищников, удаляясь, терялся на необозримых просторах, тревожа степных обитателей. Шарныги подняли головы, возмущенно тявкнули и поспешили прочь от лагеря, где они подбирали объедки. Степные орлы, расправив могучие крылья, направились подальше от беспокойного стойбища. Мелкие грызуны забились в норы и притихли.