– Какая я тебе зайка! – возмущенно отозвалась она и схватила себя за уши. – У меня что, уши длинные, как у зайца?

– Нет, что ты! У тебя прелестные вытянутые ушки, – пошел я на попятную.

– Так, значит, все-таки ты считаешь, что они длинные. – Она уперла руки в боки, и ее глазки сузились в тонюсенькие щели.

– Нет, котенок, у тебя все соразмерно и красиво. – Я хотел как-то сгладить назревающее недопонимание и ласковыми словами разрулить ситуацию. Но не тут-то было.

– Ты хочешь меня оскорбить? – Орчанка на полном серьезе закипала как чайник. Скоро начнет метать гром и молнии. – У меня нет хвоста, студент! – добавила она, окатив меня холодом презрения. – Как у… – Но продолжать не стала.

– Крошка, ты меня неправильно поняла… – попытался я оправдаться.

Но она, не дав договорить, перебила меня:

– Ты хочешь сказать, что я маленькая и слабая? – Она даже ручки сжала в кулачки, а на глазах появились слезы. – Так и скажи, что ты меня не любишь и хочешь со мной расстаться.

Да твою же дивизию! Как с ними сложно! Одной подавай сюси-пуси, другой неизвестно что.

– Постой! – остановил я поток возмущения и обиды, готовый прорваться сквозь плотину ее сдержанности. – Я хотел тебя назвать ласковыми словами, зайчик там, котенок, солнышко, чтобы таким образом выразить свое к тебе нежное и… доброе отношение. Только и всего.

– Ты что, забыл, как меня зовут? – спросила она, сильно удивляясь. – Я Ганга. Так меня и зови. С древнего языка переводится как подарок.

– Понял, мой подарочек. – Я улыбнулся, а она подозрительно посмотрела на меня, не смеюсь ли я над ней.

В дверях появилась берка.

– Что, первые семейные скандалы? – с усмешкой спросила она.

Орчанка резко ответила:

– Не твое дело!

Та только безразлично пожала плечами и села на свое место.

Чернушка, чем-то довольная, подошла и, видя мой расстроенный вид, а как тут не расстраиваться, когда не знаешь, на какой кобыле подъехать, села рядом, погладила меня по плечу.

– Не расстраивайся, пупсик. Можешь называть котенком меня.

Я даже дернулся от охватившего меня возмущения. Хотел сказать, какой я тебе пупсик? Но, глядя в ее карие, простодушные, но смеющиеся глаза, только скривился и промолчал. А берка, задумчиво разглядывая меня, повторила:

– Пупсик, значит.

Я похолодел. Как меня только не называли: малыш, студент, теперь вот пупсик. Не дай бог, если прилипнет, и что делать? Я волком оглядел собравшихся.

На другой день мы выдвинулись к замку. У леса, где ранее прятались мы с Вироной, нас должен был встретить Марк по прозвищу Уж. Он хорошо знал замок и его обитателей. Мне не было смысла распускать охрану замка. Шарду вымуштровал их отменно, но от некоторых наиболее ему преданных нужно будет избавиться, остальных пропустить через упрощенный обряд преданности.

Мои мысли прервала Шиза:

– Демону пришел ответ, шифр новый, я не могу открыть сообщение. Передавать Демону?

– Передавай! Стоп! – остановил ее я. Мне в голову пришли кое-какие мысли, и я решил проверить их правоту. – А как ты передашь? Через наш ретранслятор?

– Нет, через спутник, – ответила Шиза, еще не понимая, что я хочу узнать.

– А как мы передаем сообщения друг другу, если спутник под контролем?

Я думал, что это весьма для нас опасно. Перехватят сообщение, узнают, что оно адресовано Духу, и поймут, что я смог проникнуть в систему. А я не собирался афишировать свои возможности.

– Мы это осуществляем через спутник. А что?

– Я не понимаю, как можно передавать сообщение мне и не бояться, что его могут отследить. Вот что! – тревожно ответил я.

– Одиночные переговоры внутри системы не перехватываются, оборудование не позволяет их отследить.

– Почему?

– Такие возможности не заложены в искин. Изначально внутренние переговоры планировались для техников при обслуживании станции, и они сразу удаляются, как мусор. Мы имеем такую возможность, потому что у нас права администратора. А вот Демон, видимо, получил эту возможность при внедрении в этот мир.

– Значит, мы можем использовать эти возможности для осуществления переговоров на планете? Раздадим комы[67] и будем поддерживать постоянную связь – степь, замок, Овор и так далее. – Я уже представил, какие преимущества получу и как ими воспользуюсь.

– Не можем, – разбила мои надежды Шиза. – Такая активность в эфире через внешние устройства будет засечена и носители комов выявлены. После чего они все будут уничтожены. Ты-то спасешься, так как будет уничтожен один из слоев сознания, а вот остальные погибнут наверняка. Затем сработает система, и сюда прибудет ревизия. Они все обследуют и выведут спутник из-под нашего контроля. Но кроме этого найдут наш передатчик. Тебе оно надо?

– Нет, не надо, – согласился я. – Но можно же использовать наши возможности.

– Нельзя! Эти переговоры будут тут же перехвачены, вся инфосфера планеты под контролем, как ты думаешь, почему валорцы не используют такие возможности?

– Да понятно, – неохотно ответил я, – не используют, чтобы их не засекли. Но мы можем как-то связаться с Вироной и дать ей возможность передавать сообщение? У нее есть нейросеть. Она может как принимать, так и передавать сообщение. Почему мы с ней не наладим связь? У нас теперь собственный ретранслятор.

– Потому что она не идентифицируется. Она мертвая, – огорошила меня Шиза. – Код ее нейросети аннулирован, и восстановить его не получится, его можно только поменять или восстановить в медкапсуле, с запросом в глобальную сеть и последующим восстановлением ее социального статуса. Что опять же потребует подтверждения с места службы, где она значится, а там могут ответить, что обладатель этого социального кода мертв. А вот отправить ей сообщение можно, отправка не блокируется.

– Не понял. Ее не восстановили в живых? – Я был поражен. – Но почему?

– Этого я не знаю, Витя. Там ведутся какие-то игры, и она может стать разменной фигурой в борьбе, как ты говоришь, больших дядей. Ее вроде приняли в штат, но в то же время оставили здесь и не восстановили ее социальный код. Как ты думаешь, зачем здесь держать аналитика в качестве полевого агента? – спросила она.

Я задумался.

– У меня только одна гипотеза. Кто-то в АДе ведет свою игру, и Вирона его частный скрытый агент. Его джокер, предназначенный не знаю для чего. Трудно понять, для чего она тут застряла мертвой, не зная замыслов и целей этого интригана. Но понимаю, что в АДе идет внутренняя грызня. Короче, АД – это задница. И ее вытащат только тогда, когда придет время этого джокера.

– Я тоже так думаю. Но кроме этого она должна собрать по сектору как можно больше информации. И когда ее заберут, они там будут знать, что агент Дух, который считается местным, тоже инопланетник и он стал бароном, и к этому барону прибудет уже совсем другой агент.

– Ты предлагаешь забыть ее там, в этом Море слез? – спросил я, понимая, к чему клонит Шиза.

– Или оставить ее здесь, навсегда привязав к себе, – совершенно спокойно ответила Шиза. Она не была жестокой, она трезво оценивала ситуацию и определяла риски.

– Нет, Шиза, – ответил я после длительного молчания, – здесь она долго не проживет, просто зачахнет. Бросить ее я тоже не могу. Русские своих не бросают.

Шиза промолчала, она и так знала, что я Вирону не брошу. Пусть хоть весь Ад сюда припрется.

– Знаешь, чего я не понял? – подумав, спросил я Шизу.

– Чего?

– А то, как она смогла передать сообщение о том, что умирает.

– Эмпатически, – ответила симбионт. – Я приняла его на ментальном уровне.

– Это что за связь такая?

– Она потянулась к тебе мысленно и пробила канал в инфополе планеты. Но как она это сделала, я не знаю. Думаю, что это стоило ей изрядной доли жизненной энергии. Вот я и уловила ее мысли.

– Интересно! Это стоит обдумать, – сказал я и замолчал.