– Вы арестовываете жениха оркской небесной невесты. Мой народ будет знать об этом.

– Не беспокойтесь, тана, – поклонился серый человечек, нисколько не смутившись, – мы разберемся. – Поверьте, урона вашей чести мы не допустим. – Перевел взгляд холодных серых глаз на меня и приказал: – Спускайтесь, тан.

Подошли два мага, надели на меня антимагические наручники и встали по бокам. Я оглянулся на своих спутников и строго сказал:

– Старшим остается Гради-ил. Все его слушаются. – Потом повернулся к серому. – Я готов, коронер, ведите.

Так, под стражей, как преступника, меня провели по улицам города. Снег уже растаял, и только грязь на мостовой хлюпала под подошвами сапог.

Мы шли в полном молчании и окруженные зеваками. Не часто здесь арестовывают аристократа, и, судя по ауре собравшейся толпы, сочувствия у горожан я не вызывал.

Я не смотрел по сторонам, мои мысли были заняты тем, чтобы понять: от кого пришло послание? Кто мог написать донос, что я вредил посольству, и кого могли послушать, раз приняли такие меры задержания на глазах у всего города? Единственным человеком, который желал бы мне зла, оставался сам посол граф Мару тан Саккарти. Только его письмо, отправленное загодя, могло оказать такое влияние и привести в действие механизм государственной репрессивной машины. Сам граф возвращался победителем, и его слова не будут подвергаться сомнению. Еще бы, добиться того, чтобы орки пошли войной на лес, это победа вангорской дипломатии в лице графа. Только граф, может, не понимал, что сам становится объектом преследования со стороны лесных эльфаров и его временная победа надо мной обернется для него еще большими неприятностями. А я смогу разыграть свой козырь, подкинутый в запале Роком. Ведь эта его якобы победа (на самом деле моя) – это беда для Вангора, которая обернется вторжением лигирийцев. Тут были возможности, и я их попробую использовать.

Мы подошли к крепости, у ее ворот стояли мои знакомые стражники Ромул и Версан, которые встретили меня, когда я в первый раз попал в город. Они проводили меня удивленными взглядами, но я сделал вид, что не узнал их.

В городской тюрьме конвой передал меня местной охране.

– Заключенный! Лицом к стене! Не разговаривать! – строго обратился ко мне тюремный чиновник и расписался в бумаге, поданной серым.

Потом вызвал местный конвой и, дождавшись, когда уйдут сопровождающие, ударил меня по почкам деревянной дубиной. Скотина бил со всей силы. Такой подлый удар мог запросто сделать калекой обычного человека, но, спасибо Лиану, он ущерба моему здоровью не нанес. Я, еле сдерживая негодование, повернул голову к нему и сказал:

– Ты, вошь камерная, если еще раз ударишь дворянина, то тут же в штаны наложишь.

Тюремщик сперва оторопел от моих слов, но потом его лицо исказила ярость, и он замахнулся. Недолго думая я выпустил порцию страха и расслабил его кишечник. Результат превзошел все мои ожидания. Видимо, Шиза и Лиан не мелочились. В приемнике тюрьмы раздались громкие звуки, и все, кто здесь находился, испражнялись в штаны: и садист-чиновник, и стража. Вонь затопила помещение, а я недовольно скривился. Перестарался.

– Ну, дурак, теперь что скажешь? – со смехом обратился я к нему. – Еще бить хочешь?

Тюремщик, зажав ноги и согнувшись в три погибели, боясь пошевелиться, оторопело смотрел на меня. Потом неожиданно заорал благим матом:

– Убиваю-ют! – Из вершителя судеб он моментально превратился в жалкое, обгадившееся ничтожество.

В приемник ворвались другие стражники и маг. Они вдохнули воздух и зажали носы руками. Потом вытолкали меня из помещения и захлопнули за нами дверь.

Теперь дышать стало легче, но я и в приемнике не мучился, Лиан поставил свой фильтр, и я дышал чистым воздухом. А вот остальным досталось.

– Что там произошло, тан? – спросил молодой маг, верно только в прошлом году окончивший академию.

– Не знаю, мессир, меня хотели избить, но почему-то вместо этого обгадились, – со всем своим спокойствием ответил я. – У вас что, принято бить аристократов и студентов магической академии? Я буду жаловаться, и, поверьте, что бы мне ни вменяли, я найду способ донести своему отцу, нехейскому барону, что здесь, в тюрьме Бродомира, обидели несовершеннолетнего нехейца.

Я открыто угрожал, так как знал, что нехейцев не остановят стены и должности. Они придут и все здесь сровняют с землей. Надо будет, за одного нехейца они возьмут город штурмом. Своим авторитетом они не рисковали и границ дозволенного не знали. Такие они были от природы.

Маг побледнел и поспешно сказал:

– Подождите, я доложу по команде.

Быстро покинул коридор и вскоре явился в сопровождении того же маленького серого человечка. Теперь на лице серого не было былой предупредительности, он зло посмотрел на меня и стал почти шипеть, не в силах удержать рвущееся из него раздражение:

– Не надо угрожать, юноша, кроме вас в городе есть еще ваши друзья. Ваша невеста тоже здесь. И мы можем решить вопрос не так мирно, как хотелось бы.

– Да пожалуйста! – Я рассмеялся ему в лицо. – Вы меня только освободите от обузы. Меня в степи обманули и подсунули орчанку. Так что спасибо за помощь. Я не мог отказаться от нее, не навлекая на себя гнев степных вождей, так пусть он падет на королевство с вашей помощью. Жду вас в своей камере.

Казалось, коронера хватит удар, он стал красным как вареный рак и начал хватать ртом воздух. Потом тихо, еле слышно выдавил:

– В общую камеру его.

Опять тюрьма, и снова общая камера. Моя жизнь разбита на этапы, как у рецидивиста, от тюрьмы до тюрьмы, а между ними гонки, схватки и спасение девиц. Какой-то замкнутый круг получается. Кроме того, довольно странный арест по навету. Исходя из «теплой» встречи, желания тюремщиков меня избить и того, что меня снова сажали в общую камеру, я сделал вывод, что справедливого разбирательства ожидать не стоит. Еще я стал догадываться, что без Рока здесь не обошлось. Сей смотритель за светлым миром решил привести в исполнение свои угрозы, не затягивая с вопросом моего устранения. Даже изменил своей привычке делать все неспешно, растягивая, как обычно, на годы и столетия свои дела. Неужели я так сильно ему насолил? Или это месть за Худжгарха? Об этом стоит подумать на досуге. Кроме того, надо как-то обеспечить безопасность своей новой родни. Не думаю, что угрозы серого были пустым звуком.

Камера, куда меня привели, оказалась небольшой, с одним окошком у потолка, под которым сидели двое. Всего в камере было десять арестантов, и от их немытых тел шел затхлый вонючий дух. Куча прелой соломы на полу. Вот и вся обстановка.

Я подождал, пока дверь закроется, и только потом прошел к тем двоим, что сидели у окна. Они с интересом смотрели на меня, ожидая, что будет дальше. А дальше я подал знак воров и бандитов – скрещенные пальцы на руках, сами руки сложены на груди.

Этот знак показал мне Кувалда. «Если когда придется сесть еще раз в тюрьму, – инструктировал он меня, – показывайте, милорд, воровской знак лихих атаманов».

Заправилы камеры с огромным удивлением посмотрели на меня и кивком пригласили присесть.

– Ты кто? – хрипло спросил невысокий, худой, но словно свитый из жил сокамерник.

– Студент из Азанара, – ответил я, усевшись рядом с ними.

Они внимательно меня изучали, и тот же недоверчиво спросил:

– Под кем ходишь, студент?

– Под Рыбой.

После этих слов напряжение несколько спало.

– Рыбу знаем, про Студента тоже наслышаны, Кровельщик поведал. Из благородных он. Какого-то авторитета с бригадой замочил, не помню, как звали, не подскажешь кого? – Жилистый лукаво посмотрел на меня.

– Медведя я грохнул и ребят его. Охоту на меня устроили, падлы. Демону продать хотели, пришлось защищаться.

Жилистый протянул лапу и с явным уважением представился:

– Веревка. А это Прун, – показал он на своего молчаливого товарища.

Мне пришлось пожать его руку.

– За что тебя сюда, Студент?

– Говорят, мешал посольству у орков, кого-то предал. Но, думаю, граф Саккарти счеты сводит.