— И Господь поможет мне, — говорил он, поскольку знал, что одному ему со всем этим не справиться. Они горячо приветствовали его и молились, но не за его царственного отца, а за него самого.

В результате такой политики его войску кое-что доставалось. То, чего не требовали силой, давали по своей доброй воле. Крестьяне, которые обычно очень экономно ведут хозяйство, никогда не станут есть свежую птицу, если может пропасть уже попахивающая, буквально заваливали его войско всевозможными деликатесами — накладывали на телеги парную телятину и свиные окорока, праздничных гусей, так туго нафаршированных, что они чуть не лопались.

Теперь, сидя в своём шатре, Людовик раздумывал над тем, как бы, не вступая в сражение, выполнить ту задачу, ради которой он и проехал пол-Франции, как бы заставить этого недоступного Жана д’Арманьяка выполнить свой долг вассала. Потеря Арманьяка может поставить под угрозу все южные провинции, лишить Францию прикрытия со стороны Пиренеев, а также спровоцировать этих неугомонных англичан двинуться из Гиени на Францию, захватив территорию от Атлантики до Швейцарской Конфедерации.

Дофин не мог вступить в вооружённую борьбу. У него явно не хватало сил, чтобы организовать плотный штурм стен Лектура, а оружие, которое по его расчётам должно было привести город в ужас и заставить его сдаться, эта чудовищных размеров пушка оказалась бесполезной.

Изъян в пушке обнаружил не сам Людовик и не Леклерк, находящийся ещё в нескольких часах пути отсюда. Человек, указавший на брак, был какой-то неведомый англичанин, и Людовик пощадил его.

Во время последних дней похода, когда они пересекли границу владений графа Жана — Чёрный Арманьяк — Людовик был встревожен и озадачен многочисленными встречами с какими-то непонятными людьми, одетыми в травянисто-зелёные костюмы. Они держались на определённом расстоянии, наблюдая за колонной, затем мгновенно исчезали в зарослях или позади какой-нибудь крестьянской усадьбы, а когда хозяина усадьбы приводили к дофину, он испуганным голосом уверял, что никого не видел. Один старый крестьянин, во дворе которого обнаружили свежие отпечатки конских копыт, клялся всеми святыми:

— Это следы моего старого мерина, он уже еле ходит, и никакой пользы вам от него не будет.

— У твоего старого мерина неплохой ход, — заметил Людовик, разглядывая опытным глазом расстояния между копытами. — Не бойся, друг мой, мне не нужен твой мерин. Мне нужен человек, сидевший на коне, который оставил эти следы. Где он?

Крестьянин умоляюще сложил руки, всё лицо его выражало сомнение и страх. Его крепко держали два дюжих солдата.

— Богом клянусь, монсеньор, я не знаю. Я его не видел, здесь никого не было. Я никогда никого здесь не вижу.

— Интересное сочетание взаимно исключающих утверждений, — улыбнулся Людовик.

Крестьянин просиял, он не понял смысл слов, однако его успокоила улыбка дофина.

— Вы меня не повесите?

— Я не вешаю французов.

— А он бы повесил.

Людовик не стал спрашивать, кто это «он», поскольку и так »то знал. Этот перепуганный крестьянин был подданным Жана д’Арманьяка.

— И за что бы он тебя повесил?

Тот не поднимал глаза от земли.

— За то, что ты увидел этих зелёных людей?

— Монсеньор, я ничего не скажу. Я не могу говорить с... — Он прикусил губу и замолк.

— Отпустите этого бедолагу, — приказал Людовик.

Стражники не сразу его отпустили.

— Но он же ничего вам не сказал, монсеньор, — возразил один из них.

— Он сказал мне достаточно.

В эту ночь Людовик приказал устроить западни вокруг всего лагеря на небольшом расстоянии друг от друга. Сам лагерь также окружался кольцом телег и повозок, которые в случае неожиданного нападения могли служить прикрытием. В те времена были известны западни двух типов, которыми пользовались все крупные землевладельцы. Одна — конструкция из стали с двумя острыми захватами — использовалась против браконьеров. Если наступить на спрятанный рычажок, то захваты смыкались и два острых шипа вонзались прямо в живот нарушителя. Западня другого типа обычно использовалась против шпионов или тех, кого необходимо схватить живым. Она представляла собой верёвочную петлю, закреплённую на крепком молодом деревце. Когда человек наступал на неё, петля взвивалась вверх, подвешивая наступившего вниз головой, так что он мог вопить до утра и успеть за это время принять решение никогда больше не нарушить законов.

На следующее утро стражники нашли одного такого подвешенного, обрезали верёвку и привели пленника к дофину. Сначала Людовик разговаривал с ним достаточно дружелюбно, однако, когда характерный акцент выдал в пойманном англичанина, а уклончивые ответы навели на тяжёлые подозрения, разговор приобрёл более жестокий характер.

— Этот наглый иностранец, похоже, действительно считает, что имеет право находиться в самом центре французской провинции Чёрный Арманьяк.

— Данное положение было зафиксировано восемьдесят три года тому назад в Бретиньинском договоре, — сказал Людовик, — и, насколько мне известно, с тех пор наши границы не менялись.

— Вы ничего не знаете, — ухмыльнулся англичанин.

— Ну что же, — продолжал Людовик, — возможно, какие-то детали я упустил или забыл. Возможно, между вами и владельцем этих земель было достигнуто какое-то особое безобидное соглашение. Возможно, вы и другие зелёные — или, как мы их здесь прозвали, «лесники» — просто получили разрешение охотиться на землях нашего вассала графа Жана д’Арманьяка.

— Я действительно ничего не могу сказать, — ответил англичанин в том же дружелюбном духе. Затем добавил совершенно другим тоном: — Я много слышал о вас, монсеньор. Почему бы вам не повесить меня и не покончить со всем этим?

В глазах Людовика появился жёсткий блеск, резко противоречащий его добродушному тону:

— Ну, ну, наш храбрец, а ты действительно храбрец! Не волнуйся, я тебя не повешу. Если твоё горло перетянет верёвка, ты мне много не скажешь. Но всё же я думаю, если ты не хочешь, чтобы тебя исповедовал наш священник, будь пообщительней. Почему это вы, англичане, скрываетесь в этих лесах в охотничьих костюмах? Почему вы не вооружены, в луках ваших нет тетивы, как будто вы ничего не боитесь? И, кроме того, почему вы все двигаетесь в одном и том же направлении, хотя и разными, иногда и кружными путями? На какую встречу вы собираетесь и с какой целью?

Люди дофина смотрели на него, как ученики смотрят на своего вождя, который видит вроде бы то же самое, что и остальные, но то, что он видит, имеет для него гораздо большее значение. Им, людям простым, его ум и интуиция казались чем-то пугающе невероятным, близким даже к колдовству.

— Это Жан д’Арманьяк пригласил вас к себе во владения! — гневно воскликнул Людовик. — По двое, по трое, небольшими группами, разве не так? Разве он не обещал вам, что вооружит вас против меня, как только вы благополучно доберётесь до стен его города?

— Если бы я ответил на этот вопрос, то меня бы следовало повесить, — сказал англичанин.

Нежелание дофина вешать распространялось только на французов.

— Вы, островитяне, очень неразговорчивы, — заявил он раздражённо. — Когда Вильгельм Завоеватель высадился на ваших берегах и научил вас нормандскому языку, с вами ещё можно было общаться, но вы снова заговорили на саксонском, или, как вы его называете, английском, и сразу же началась бесконечная война. Я напишу своей супруге, чтобы она сочинила на эту тему очередную поэму. Хотя нет, я не стану ей писать, поскольку здесь нет ничего романтического и, следовательно, интересного для дамы. А пока — вон там находится развёрнутая латунная пасть. Встань напротив неё, и пусть она научит тебя раскрывать свою, пронеси, Господи! Если она заговорит первой, от тебя ничего не останется, чтобы произнести в этом мире хоть слово.

Теперь пленник пытался вырваться из крепких рук стражников.

— Ну! — крикнул им Людовик. — Идите, выполняйте приказ!