Единственная вещь, которая могла разбить коалицию, свершилась. Испуганная Европа могла только предполагать, каким образом Людовик смог подстроить смерть своего брата, но то, что он был ответствен за эту смерть, такую удачную для него, так ему необходимую, не подвергали сомнению ни враги, ни друзья. Все заметили, что внешне он очень постарел.

Карл Бургундский объявил войну в одиночку.

Это была война, но война лишь на одном фронте, со стороны Бургундии, а не кольцо окружения, которого так боялся король.

Герцог Карл Бургундский издал исторический манифест, в котором речь шла о давних временах, о смерти Карла VII, и Людовик обвинялся в его отравлении, хотя все знали, что в этот момент Людовик был в Бургундии. Далее говорилось о том, что Людовик пытался и его самого, Карла Бургундского, отравить в Перонне, хотя всем было известно, что Людовик был там один и сам угодил в тюрьму. А теперь, гласил манифест, король-паук с помощью ядов, колдовства, заклинаний и дьявольских чар навлёк смерть на своего брата в Гиени.

— Он слишком много валит на меня, — сказал Людовик, с отвращением читая копию манифеста. — Это писал не Филипп де Комин. Он сделал бы это тоньше. Люди охотно поверят в одну большую ложь, но не в кучу мелких, которые выдаёт путаница в объяснении целей.

Людовик удивился тому, как такой глупый манифест мог родиться в бургундской канцелярии. Возможно, из-за неисправимого дурного характера герцога Карла. Герцог всерьёз поклялся отомстить за смерть своего союзника и обречь всю Францию огню и мечу.

Он держал слово, если у него было достаточно сил, чтобы обеспечить верность ему. Он перешёл Сомму и вторгся во Францию. В маленьком городке Нель, который был беззащитен перед его армией, он вызвал на переговоры главу городского магистрата, чтобы обговорить условия сдачи. Ворота были открыты, и его солдаты вошли в город. Перепуганные жители, мужчины, женщины, дети сбежались в церковь, ища убежища. Герцог отдал приказ вырезать их всех на месте. Влетев в церковь верхом на лошади, он крикнул солдатам:

— Клянусь святым Георгием, ребята, неплохую скотобойню вы тут устроили! — Ноги его лошади были красными от крови.

Судьба города Нель послужила предупреждением другим городам.

Приблизившись к Бове стоявшему на пути к Парижу, бургундцы встретили ожесточённое сопротивление. Даже женщины поднялись на защиту города, и ещё одна Жанна, подобно Жанне д’Арк, вписала своё имя в анналы героев Франции. Её звали Жанна Лэне. Бургундский воин водрузил было свой флаг на городской стене, когда она бросилась на него с топором и, разрубив, сбросила его в ров вместе с флагом.

— Жанна Ашетт![8] Жанна Ашетт! — восторженно кричали защитники города.

Бургундцы, обескураженные и пристыженные в равной мере, отступали и осадили город, что не сулило им ничего хорошего. Позже Людовик со своей армией освободил подступы к городу, и герцог Карл отвёл войска. Его честь пострадала вдвойне: бургундцы потерпели поражение, и женщина — женщина! — помогла победить их.

Король оставался в Париже, сердце своего королевства, но он научился быть одновременно везде. Курьеры неслись по замечательным дорогам, паутиной покрывавшим всю Францию, пушки через определённые промежутки времени отмеряли дневное время, световые ракеты — ночное, даже почтовые голуби приносили ему информацию. Благодаря им он двигал свои войска не в забытьи, как было тогда, у Монтлери, а так, как искусный шахматист, который видит каждую клеточку на доске, и вместе с тем — держит в голове всю картину. Пока одна армия освобождала Бове, другая следовала на юг, чтобы восстановить порядок в провинции своего покойного брата. Силе сопутствовала удача. Никогда ещё жители Гиени не имели права голоса в управлении своей провинцией. Королевский эмиссар, присланный туда во главе армии, созвал совет нотаблей. Король был бы рад, сказал он, улыбаясь, если бы вы выбрали представителей для самоуправления. Восторженные жители провинции тесно сплотились вокруг короля. Армия же продолжала идти на юг и осадила графа Жана д’Арманьяка в Лектуре. Город пал. Граф Жан был заколот. Верхний и Нижний Арманьяки отошли в королевские земли.

— Мне следовало бы сделать это уже давно, — сказал король с удовлетворением, — я был слишком мягким в те дни.

У его агентов тоже дел было по горло. Вскоре в Бургундской Лотарингии люди восстали против наместника герцога Карла, тирана Петера фон Хагенбаха. Бюргеры устроили суд над ним, суд признал его виновным, его пытали и повесили.

Карл Ужасный, до той поры столь гордый, искал встречи в надежде на перемирие. Людовик милостиво назначил встречу в Сенлисе, 23 октября 1472 года после почти года боевых действий.

Наступило время расправиться с ещё одним предателем. Весной он, герцог Алансонский, предстал перед парламентом, который признал его изменником и приговорил к смерти. Людовик смягчил наказание, назначив ему пожизненное заключение, но с конфискацией всех его владений в пользу короны. Пал дом Арманьяков! Пал дом Алансонов! Как ветхие замки, он уничтожил самые знаменитые феодальные семьи...

Перонн, где он испытал такое унижение когда-то, превратился теперь в ночной кошмар, исчезнувший при свете победоносного Сенлиса. Ни один нерешительный человек, ищущий господина, теперь не сомневался в выборе.

Во время церемонии подписания Сенлисского договора Филипп де Комин, подав герцогскую печать Карлу Бургундскому, чьё лицо было красным, словно его вот-вот хватит удар, прошептал, наблюдая, как герцог приложил печать и бросился вон из зала:

— Не подарит ли ваше величество мне одну личную аудиенцию?

Король согласно улыбнулся.

— Да, я ждал вас много лет, мессир д’Аржансон. — Это означало победу, даже большую, чем перемирие, поскольку Филипп де Комин был флюгером, следовательно, политический ветер стал благоприятен для Франции.

Филипп де Комин пришёл на службу к новому хозяину не с пустыми руками, он приложил все усилия, чтобы сразу же стать полезным на новом месте, в королевской канцелярии. Людовик дал ему это место, не сомневаясь, сказав:

— Я теперь непобедим. — У Комина была на руках очень интересная корреспонденция, касающаяся графа де Сен-Поля.

— В мои обязанности входило перехватывать её, ваше величество. Теперь мой долг — передать её вам. Письма вам и адресованы. — Сен-Поль предлагал свои услуги королю.

— Чёрт возьми! Вечный предатель!

— Меня совесть грызёт, что я не отдал их в своё время герцогу Карлу, — сказал Комин притворно. — Но, к счастью, перемирие наступило, и ещё не поздно исправить мою ошибку. Герцогу всегда нужны деньги. Ничто не порадует его так, как идея прибрать к рукам фламандские владения Сен-Поля.

— А меня ничто так не порадует, как возможность прибрать к рукам его французские владения. И его голову.

Король послал армию на север. Филипп де Комин отослал предательские письма Сен-Поля герцогу Карлу. Встревоженный приближением войск, Сен-Поль бежал за границу к другу своей юности, у которого служил когда-то конюшим. Людовик написал ему, чтобы тот ничего не боялся, поскольку задача французской армии состоит лишь в том, чтобы в соответствии с рядом старых договоров, которые он тут же и цитировал, вернуть территории вдоль берега Соммы. Называя Сен-Поля его французским именем, он писал: «Приезжайте ко мне, у меня всегда найдётся применение такой голове, как ваша». Следующее замечание короля было именно таким, какого ожидал Комин. «А вот применение телу вряд ли найдётся». Комин улыбнулся.

Сен-Поль предусмотрительно оставался в Бургундии. Тогда Людовик потребовал его выдачи, как французского вассала.

Герцог Карл ответил, что он готов обменять графа Сен-Поля на Рене Лотарингского, бургундского вассала, восставшего против своего сеньора и сбежавшего во Францию в поисках убежища.

Людовик колебался только одно мгновение. Рене был дальним родственником, он приходился внуком старого короля Прованса, Рене, но связь между ним и внуком его дяди была в конце концов эфемерна.