Французское королевство издавна притязало на Геную. В настоящий момент Людовик ничем не мог эти притязания подкрепить, да и не особенно желал присоединить маленькую отдалённую республику к своим владениям. Однако Генуя находилась вблизи от Милана, и герцог очень хотел её заполучить. Людовик отказался от всяких видов на Геную в обмен на согласие герцога женить своего сына и наследника на одной из своячениц короля — Боне Савойской. Герцог Людовико счастлив был сбыть с рук ещё одну дочь, миланский принц охотно взял её в жёны. Таким образом Людовик на двойной засов запер ворота, ведущие в те долины, что так неудачно растянулись через Альпы прямо к Дофине, которое теперь тоже являлось частью Франции. Он отказался лишь от бесполезных и ненужных ему прав и не истратил ни единого су, не сделал ни одного выстрела, не потерял ни одного человека и вовлёк во всё дело одну-единственную женщину, которая осталась этим вполне довольна.

Из Италии ко двору нового короля прибыл ещё один посол — легат папы Пия II. Он был послан к Людовику для обсуждения застарелого, но оттого не менее болезненного вопроса о Прагматической санкции, данной в Бурже королём Карлом. То был королевский указ, освобождавший французское духовенство от непосредственного подчинения Риму. Людовик, который не хотел, чтобы его собственные знатные сеньоры обрели независимость от него, вполне понимал желание его святейшества навести порядок среди своих подчинённых.

Он согласился отменить Санкцию, но собирался получить что-нибудь взамен. Что, спрашивал он себя, удерживает папу от того, чтобы помочь моему дяде, Рене Прованскому овладеть Неаполем, королём которого он давно уже стал номинально. Рене не представлял для Людовика никакой опасности, но Прованс граничил с Францией, и ему могло бы оказаться полезным покрепче привязать к себе дядю.

Король действовал быстро. Ему до той поры никогда не доводилось вести переговоры с организацией, которая имеет дело с вечностью. Он получил много, но не то, чего ожидал. Из Рима сообщили, что соглашения, которое предлагает французский король в отношении короля Рене, можно будет достичь, если удастся при этом избежать ущерба для какой-либо из сторон, чьи интересы ныне столкнулись между собой. Его святейшество, порицавший любые столкновения, надеется, впрочем, что вскоре их можно будет примирить. Король счёл ответ благоприятным.

Но это было ещё не всё. Легат имел полномочия заявить, что если Людовик выполнит желание папы немедленно, Римский Первосвященник, в знак признания всем известного благочестия короля и в благодарность за отмену Санкции, пожалует ему высокий титул, какого не удостаивался ещё ни один монарх, — титул «наихристианнейшего короля».

Территориальные интересы Франции не страдали, и Людовик аннулировал Прагматическую санкцию. Однако время шло, Рене не предпринимал ничего, чтобы вступить в свои права короля Неаполя; и, хоть и благодарил племянника в письме за приложенные усилия, утверждал, что на склоне лет предпочитает ратным утехам занятия живописью. Людовик начал опасаться, что его уступка окажется безвозмездной.

Но она таковой не оказалась. В голосах иностранных послов зазвучало особенное почтение, даже благоговение, их поклоны во время приёмов становились всё ниже.

— Чёрт побери, — сказал король Оливье, — разве во мне что-то изменилось? Разве моя борода теперь, когда я — наихристианнейший король, не такая же, какой была, когда меня называли просто ваше величество, как всякого другого государя?

— С вашим величеством не сравнится ни один государь, живший доныне или ещё не родившийся, — рассудительно ответил Оливье. Его манера держаться тоже претерпела едва заметную перемену. Словно бы король стал выше ростом, а все вокруг скукожились.

— Три коротеньких словечка вместо двух, — перебил Людовик, — слова — ветер, дуновение пустоты. Я рад, что эти переговоры не так жизненно важны, как Сомма. Но, быть может, кое-какую пользу я всё же из них извлеку. Королева в восторге от своего нового титула. Я говорил тебе, что её величество ждёт ребёнка?

— Нет, ваше величество.

Людовик прищурился:

— Но ведь ты знал об этом, дьявол. Я вижу по твоему лицу.

— Все об этом знают.

— Откуда?! Она мне только что сказала!

— Ваше величество были так заняты важными государственными делами...

Королеве приближалось время разрешиться от бремени. Однажды она сказала Людовику:

— Помните, вы обещали, что имена для дочерей я буду выбирать сама.

— Чёрт побери, Шарлотта, я хочу дофина!

— Это решать Провидению, — тихо ответила она.

Король решил посоветоваться с Оливье:

— Есть ли у тебя в шкафчике что-нибудь, что помогло бы королеве родить сына? Мне нужен дофин, интересы Франции требуют дофина. К тому же я не имею представления о том, как воспитывать принцессу и чему её учить. После того случая с каготскими женщинами я вообще отказываюсь понимать женский образ мыслей.

Лекарь-цирюльник скользнул взглядом по высоко задранным длинным носкам своих башмаков с жёлтыми подвязками до колен. У горбуна, как это ни странно, были ступни красивой формы, и он постоянно носил экстравагантную обувь.

— Её величество сама, вместе с камеристками и фрейлинами, несомненно, справится с воспитанием принцессы...

— Отвечай мне прямо, Оливье.

— Если бы на месте вашего величества был кто-то другой, или если бы жизнь и здоровье её величества были мне безразличны, или если бы я мог быть счастливым вдали от вас, я непременно приготовил бы снадобье и, передав его королеве, незамедлительно покинул Париж.

— Отвечай на вопрос, Оливье.

— Есть много средств, я знаю их все. Каждое из них стоит тысячи крон.

— Это тот случай, когда цена мне безразлична.

— Но всё это шарлатанство, мошенничество, к тому же иные из них опасны.

— Нет, с королевой ничего не должно случиться.

— Шансы, что родится мальчик, будут примерно пятьдесят к пятидесяти, ваше величество.

— Такие шансы меня не устраивают.

— Тогда я бессилен, хотя, будь на вашем месте кто-нибудь другой, я рискнул бы и при удаче получил целое состояние.

— Я не собираюсь ставить ни на какие шансы и полагаться ни на какую «долю вероятности». Я должен быть совершенно уверен.

— Только Бог знает всё наперёд и может быть совершенно уверен, ваше величество.

— Да, может быть, ты прав. Но как жаль!

Он велел было молиться о рождении дофина во всех церквах, но, спохватившись, подумал, что это обнаружит его собственную слабость и неуверенность и посеет сомнения в его способности править страной. И потому он просто молился сам, подолгу, втайне и истово.

Но родилась принцесса, и Шарлотта назвала её Анной.

— Какая она красивая! — шептала счастливая мать. — Вы видите, Людовик, она похожа на вас как две капли воды.

Король с трудом удержался от хохота:

— Дорогая, быть красивой и одновременно похожей на меня невозможно. Она очень мила, — прибавил он, — но девочке положено походить на мать.

— Взгляните на этот благородный длинный носик, на высокий лоб Валуа! Она вырастет проницательной, мудрой и сильной духом, как вы.

На это Людовик и сам надеялся от всей души, поскольку Анна, принцесса Французская никак не обещала стать красавицей. «В следующий раз у нас, наверное, будет наследник», — вздохнул он.

Хотя у королевской четы родилась всего лишь дочь, её появление на свет следовало отметить всенародными торжествами. Были объявлены трёхдневные празднества, и хотя король не отменил ни одного налога, он совершил длительное путешествие через всё сердце Франции. Повсюду он появлялся перед подданными, удостаивал беседой многих, независимо от их положения и благосостояния, подавал пример бережливости и экономии своим скромным эскортом, — вся его свита неизменно располагалась на ночлег в самых дешёвых палатках, — миловал и освобождал из тюрем осуждённых, когда их преступления не были слишком тяжкими. Всем этим он в известной степени вернул себе народную любовь, утраченную из-за непомерных поборов. Везде Людовик произносил длинные речи, разъясняя, зачем нужны столь высокие налоги. То, что он снизошёл до объяснений, произвело глубокое впечатление на тысячи простых людей, которым, даже если они не понимали, о чём он говорит, достаточно было и того, что их король здесь, что он обращается к ним.