— Из-за одного, — серьёзно ответил он. — Я люблю свои пушки и не желаю, чтобы их использовали не по назначению.

А кроме того, если бы вы, ваше высочество, немного больше разбирались в политике, то вы бы знали, что любой, кто отлил пушку, убившую дофина, будет зашит в мешок, как Александр Бурбон, чтобы успокоить друзей вашего мужа и отвлечь внимание от его недругов. Как говорил мне мой учитель, в древние времена находили козла, которого всячески проклинали, оборачивали его шею красным шарфом, цвета позора, и уводили в чащу леса, чтобы тот погиб, и верили при этом, что вместе с ним погибнет вина множества грешников. Так вот, этим козлом отпущения буду я. Но я не думаю, что экспедиция закончилась неудачно и что дофин погиб. Иначе мы бы об этом уже знали. У меня есть план, но мне нужна помощь.

Он продолжал шептать ей на ухо, не отпуская её руки. Маргарита провела своей рукой по его так, что толстяк рулевой стал задумчиво что-то насвистывать, глядя на луну, только что показавшуюся над зарослями ив, как раз в том месте, где не так давно устраивался грандиозный пир и куда они теперь приближались:

— Ты настоящий, ты самый преданный друг! — обращение на «ты» было принято между любовниками, а уж если принцесса обращалась так к подданному, то это свидетельствовало об особой благосклонности или благодарности за какую-нибудь услугу — на «ты» также обращаются к Богу. — Ещё минуту назад я перепугалась, когда вы говорили, что будет чрезвычайно опасно не выполнить одну вашу просьбу. Какая же я была дурочка. Если у вас есть план, как спасти моего мужа, скажите, чем я могу помочь.

Анри громко сказал рулевому:

— Высади нас у набережной. — Это было недалеко от дворца. — Тебе придётся собирать дрова самому, Пьер.

На это рулевой ответил, что для него это большая честь — оказать любое содействие и любую помощь. Вот, например, то место, где они хотят высадиться, может быть, у капитана Леклерка имеются какие-нибудь соображения относительно того, что он должен говорить, если его спросят, где они. Господин де Брезе что-то говорил о том, что хочет привести короля и королеву. Может быть, дама хочет, чтобы он указал им какое-нибудь более отдалённое место. Он знает чудесное болото.

Глаза Маргариты вспыхнули гневом. Так вот почему де Брезе так настаивал, чтобы она поехала в это маленькое путешествие с пушкарём!

— Если он спросит, где вы нас высадили, — сказала она, — скажите им правду! — и, повернувшись к Анри, шепнула ему: — Правда — это единственное, чему не поверит де Брезе.

— Ну что вы, мадам, — улыбнулся Анри. Но в том, что сказани Маргарита, есть и своя хитрость. Де Брезе, вероятно, потащит их высочества на утомительные поиски по ежевичным кустам и прочим укромным местечкам этого лесистого берега, пока они не придут сюда, к парку возле королевской резиденции. Это даёт им какое-то время, и Анри воспользуется этим временем.

Они шли по мощёной дорожке вдоль поросшей кустами набережной в сторону замка.

— Поскольку никаких слухов о несчастье с дофином, которое с таким нетерпеньем ожидается его врагами, сюда не проникло, — сказал Анри, — то ещё есть время предотвратить его вообще.

— Он почему-то мне не пишет, — произнесла Маргарита, качая головой. — Раньше он всегда писал. — В глазах её стояли слёзы. — Но Людовик — человек умный и находчивый. Возможно, имеется какая-то причина его молчания.

— Единственно, что мне нужно, мадам, это хорошая надёжная лошадь и попутный ветер, чтобы я мог достичь Арманьяка за два дня! Я своими собственными руками разломаю эту пушку!

— Лошадь будет несложно раздобыть.

Анри с досадой ударил кулаком себя в ладонь.

— Ах, если бы, если бы я к тому же смог ещё доставить ему мобильную пушку! Но времени нет. И как бы я смог увезти её из мастерских? Кому можно доверять, если даже Жану Бюро я больше не доверяю? — Он подумал и про короля Карла тоже, однако ничего не сказал.

— Вам, наверное, понадобятся и деньги?

Анри промолчал: да, деньги, конечно, будут нужны, однако он не смел заговорить о них.

— Ну конечно же, нужны. Дофин всегда говорил, что деньги решают очень многое. — Она дала ему кошелёк, чем невероятно его смутила, когда же он пересчитал содержимое, то смутился ещё больше. Но это лишь свидетельствовало о том, насколько она тревожилась за мужа и хотела ему помочь.

Она дала ему охотничьего коня дофина — это было прекрасное животное с мощной грудью. Когда он уже было собрался ехать, она спросила:

— Вас хватятся в мастерских. Могу ли я что-нибудь для вас сделать? Может быть, как-то объяснить ваше отсутствие?

Он пожал плечами:

— Это не имеет значения.

— Может быть, сказать, что вам срочно понадобилось поехать домой, мэтр Анри? К жене? Детям?

— Они все умерли, мадам, во время чумы, которую оставили нам эти поганые англичане, покидая Париж.

Она опустила глаза, не выдержав его неподвижного взгляда. Теперь она поняла его необычную привязанность к своей работе и своим пушкам.

— Желаю счастливого пути, — сказала она, — пусть Господь хранит вас. Прощайте.

Пьер де Брезе, который шнырял по кустам в самых укромных уголках возле берега Сены при свете луны вместе с королём, королевой, Жаком де Тилле и сьером д’Эстувиллем, ничего не обнаружил, кроме устроившихся на ночь бродяг и испуганных кроликов, и, когда после утомительных поисков они нашли толстяка шкипера, который при свете факела рубил ивы и кизил, тот им спокойно ответил:

— Принцесса, ваши светлости? Богом клянусь, я не видел её высочества...

Да, несколько часов тому назад дама, похожая на ту, что мне описали, вышла на набережной и пошла прямо в королевский дворец... Да, да, конечно, было ещё светло. Солнце ещё только садилось. Богом клянусь!

— Думаю, — проговорила королева, — вы поставили себя в идиотское положение, де Брезе.

Стоя в своих покоях перед зеркалом, Маргарита сделала ужасное открытие. Зеркало всё показывало как бы наоборот. Её обручальное кольцо было на правой руке, как у монахини. Она перекрестилась, и её отражение перекрестилось справа налево, так, как крестятся колдуны на своих чёрных мессах.

— Ты — предатель! — воскликнула она. Она чуть было не разбила его, она уже схватила для этого чернильницу со стола, но тут её остановил страх. Вдруг этот проклятый предмет отомстит ей.

Пройдёт ещё немного времени, дофин вернётся от своего духовника брата Жана, и брат Жан объяснит, что отражение зеркала не является чёрной магией. То же самое происходит, когда смотришь в озёра и реки, которые сотворил Господь, такое явление бывает, даже если смотреть в купель со святой водой.

Но до тех пор она не могла смотреться в него, завесила его лиловым траурным покрывалом и часто плакала.

На юге Людовик встал лагерем неподалёку от Лектура. Ворота Лектура были закрыты. Это было первым проявлением непокорности на всём протяжении пути дофина из Парижа по территории, официально находящейся в подчинении французского короля. Во всех остальных местах стоило ему только сообщить, что целью его похода является Лектур, проход для него и его армии был открыт. Задерживаться он нигде не собирался, городские ворота тут же распахивались перед ним, и городские власти торжественно приветствовали его, заверяя в своей верности и преданности. Крестьяне также были лояльны и преданны. Они уже привыкли, что любой военный отряд, проходящий мимо их мест, резал их скот и грабил всё, что можно, но тут они увидели длинные обозы, в которых вьючные мулы тащили на своих спинах весь необходимый провиант как для людей, так и для животных. И они говорили между собой, что вот идёт принц, который снабжает себя сам.

А принц, пользуясь тем, что продвигается достаточно быстро, выступал перед ними с импровизированными речами. Выступать перед толпой — его новое достижение, он совершенно неожиданно открыл в себе этот талант, который помогал ему завоевать симпатии и влияние среди неграмотного населения. Он размышлял: «Как говорит де Брезе, они готовы слушать любого знатного господина, если он выражает мысли достаточно ясно и немного опускается до их уровня. Однако сам де Брезе никогда не опускался до их уровня». Когда крестьяне, снимая свои засаленные шапки, благодарили Людовика за то, что он их не ограбил, он заявлял, что никогда не ограбит ни одного человека, а когда станет королём, — когда Господь призовёт к себе его царственного отца, что, как он, Людовик, надеется и о чём молится, будет не скоро, — также не будет никого грабить. Совсем наоборот, он снизит налоги, будет всячески способствовать благополучию каждого, сделает так, чтобы все чувствовали себя в безопасности на своей земле, и принесёт мир своей стране.