Жизнь московских евреев в межвоенный период была относительно более благополучной, чем ленинградских. Москва ускоренно развивалась и строилась, Ленинград же, наоборот, тяжело пострадал во время «военного коммунизма», разгрома зиновьевской оппозиции, чисток после убийства Кирова. Кремлевское руководство, видевшее в Ленинграде центр потенциальных оппозиционеров, проводило политику систематического снижения статуса города, дискриминации, вывоза материальных и культурных ценностей в Москву, переманивания туда лучших специалистов. Одновременно в Москве создавалась целая система привилегий для ее жителей, управленческого аппарата, ученых, творческой элиты.
Еврейская национальная интеллигенция оказалась частью этого глобального конфликта между двумя городами. По мере того, как новая советская культура вытесняла дореволюционную «петербургскую», сходные изменения происходили и в еврейской жизни, где всесоюзные еврейские учреждения Москвы утверждались параллельно с подавлением независимых еврейских организаций Ленинграда. Так, в 1921 г. ЕКОПО, ОЗЕ и ОРТ были вытеснены Евобщесткомом. Основывая руководимый из Москвы ОЗЕТ, его организаторы не раз подчеркивали, что он будет в корне отличаться от «буржуазных» организаций помощи.
Хотя партия в принципе проводила политику концентрации учреждений «пролетарской» культуры на идише в районах плотного еврейского заселения, для Москвы, как для столицы, было сделано исключение. С закрытием ленинградского Института высших еврейских знаний еврейские кафедры были открыты не только в Киеве и Минске, но также и в Москве. Москва была единственным городом в РСФСР, где продолжалась издательская деятельность на идише. Туда был переведен рожденный в Ленинграде ГОСЕТ.
В отличие от учреждений науки и культуры, еврейские политические организации переместились из Петрограда в Москву по собственной инициативе, сразу после переезда туда резиденции правительства. Этот шаг был продиктован как затруднившимися контактами Петрограда с провинцией, так и традиционной «петербургской» убежденностью в том, что только близость к центральной власти может обеспечить еврейской общественной организации право и возможность представлять все российское еврейство. Поэтому петроградский Национальный Совет был заменен московским ЦЕВААДом. В Москву переместился и центр сионистской активности — комитеты Сионистской организации, Хехавера, Хехалуца и других учреждений. Иногда такие переносы были явно преждевременными, как, например, в случае с Хехавером и Хехалуцем, московские отделения которых оказались неготовыми перенять руководство. Центр сионистской деятельности оставался в Москве до тех пор, пока у сионистов имелась надежда достичь договоренности с советскими руководителями. Позднее, к середине 1920-х, когда эти надежды развеялись, центр на короткое время, остававшееся до разгрома нелегального сионистского движения, вернулся в Ленинград. Разрешенные еврейские организации Классовый Хехалуц и ЕКРП (Поалей Цион) оставались в Москве до своего закрытия в 1928 г.
Нэповская «оттепель» способствовала реанимации независимых еврейских учреждений в Петрограде. Разумеется, о возрождении еврейской жизни в ее дореволюционных масштабах не могло быть и речи. Тем не менее мощный слой опытных общественных деятелей, носителей амбициозных «петербургских» традиций, хотя и сузился во время войны и из-за эмиграции, но далеко не иссяк. Эти деятели, вдохновленные кратковременным опытом существования национальной демократической общины, сумели в период НЭПа частично возродить разнообразные формы национальной жизни, которые удовлетворяли религиозные нужды, культурные потребности, обеспечивали социальной и профессиональной помощью. Во главе этой деятельности стояли сионисты и сочувствовавшие сионизму ортодоксы. Их поддерживала группа секулярных национальных интеллигентов, закалившихся в работе организаций помощи — ЕКОПО, ОЗЕ и ОРТе. Всех объединяла убежденность в том, что в условиях запрета политической деятельности для сохранения еврейского народа необходимо сплочение национально-мыслящих сил, от ортодоксов до социалистов, вокруг национально-религиозной общины. В своей работе ленинградские лидеры предпочитали легальные методы, действуя через ЛЕРО и районные синагоги, ЛЕКОПО, профессиональные объединения еврейских кустарей, столовые для бедных еврейских студентов, еврейские клубы и т.д. Помощь (а следовательно, и влияние) этих лидеров распространялась и на еврейские учреждения, официально подчинявшиеся государству, такие как еврейские школы и детские дома, убежище для престарелых. Даже в ЛенОЗЕТе «петербургские деятели» имели определенные позиции. В тех случаях, когда рамки дозволенной деятельности оказывались слишком узкими, они не пренебрегали и нелегальной, поддерживая сионистские группы, ивритских писателей, тайно распределяя помощь среди нуждающихся. Массовый переезд в Петроград евреев западных губерний вливал новые силы в ряды еврейских активистов и одновременно расширял круг заинтересованных в их деятельности — тех, кто ходил в синагогу, нуждался в социальной помощи, интересовался еврейской культурой, был готов к восприятию идей сионизма.
Не вся еврейская жизнь концентрировалась вокруг старожилов. Новые ленинградцы вносили в нее свои оттенки. В основном благодаря им в середине 1920-х в Ленинграде усилилась деятельность Хабада, работали подпольные молодежные сионистские группы, легальный Хехалуц, существовал кружок ивритских поэтов Ленского – Матова. Новые горожане не имели прочных связей со старой интеллигенцией, а иногда и конфликтовали с ней. Так, любавичские хасиды, традиционные противники просвещения и сионизма, вступили в острую борьбу с руководством ЛЕРО за контроль над религиозной жизнью в Ленинграде. В этой борьбе раввин Шнеерсон и его приверженцы не останавливались перед обвинением своих оппонентов в сотрудничестве с властями. Тем не менее после ареста ребе ленинградская общественность первой встала на его защиту.
Создав одну из самых разветвленных в стране систем еврейской взаимопомощи, ленинградские деятели пробовали вернуть себе и всероссийское лидерство. Это особенно ярко проявилось в неудавшейся инициативе ЛЕРО по созыву Съезда еврейских религиозных обществ.
В Ленинграде дольше продержались независимые исследования и публикации по иудаике. Их уровень оставался высоким, а тематика не ограничивались региональными рамками. Ленинградские ученые не останавливались и перед печатанием своих работ за рубежом. Перечисленные обстоятельства создали особую, неповторимую картину еврейской жизни Петрограда-Ленинграда 20-х.
Важным моментом в жизни возрожденных еврейских учреждений Ленинграда было создание автономной экономической базы, почти не зависимой от помощи зарубежных организаций. Эта база зиждилась, с одной стороны, на сборах в синагогах, а также среди предпринимателей и интеллигенции. Другим, быть может, более важным источником стало взаимовыгодное сотрудничество старой интеллигенции с объединениями еврейских кустарей, артелями: опытные общественные деятели оказывали приезжим, незнакомым с местными условиями, кустарям помощь в организации и управлении кооперативами, обеспечивали им юридическую защиту, а те в ответ отчисляли часть своих доходов на еврейские общественные нужды, трудоустраивали безработных, зачисляли на фиктивные должности формально неоплачиваемых общественных деятелей.
Попытки возродить национальную общину окольным путем, через расширение легальных полномочий религиозной общины или создание независимых организаций социальной помощи, предпринимались и в других городах (например, в Перми, Нижнем Новгороде, Брянске, Москве, Баку) в основном вне бывшей «черты оседлости», где права религиозной общины были ограничены еще при самодержавии и где секулязированная интеллигенция имела опыт создания светских организаций помощи, восполнявших функции, отнятые у общины. Однако, насколько мне известно, нигде эта деятельность не достигла столь широкого маcштаба, как в Ленинграде.
Кампания по повсеместному закрытию синагог, развернувшаяся в 1928—1929 гг., привела к ликвидации ЛЕРО и закрытию большинства из двух десятков синагог города. В пик кампании было принято решение о закрытии и двух главных синагог страны — ленинградской и московской, однако вскоре власти передумали и оставили их верующим. Закрытые же тогда главные синагоги Киева, Одессы, Харькова, Екатеринослава так и не были возвращены.
