Установление контроля над еврейской культурой и просвещением, их перестройка на «пролетарский» лад также являлись важным участком в деятельности Евкома. Средством к достижению этой цели была концентрация в руках государства культурных ценностей. В апреле 1918 г., очевидно по инициативе Евкома, Наркомпрос издал декрет за подписью Луначарского и члена Евкома Бухбиндера об организации Центрального еврейского архива по истории, общественной, экономической и культурной жизни евреев. Для этой цели предлагалось передавать вновь созданному архиву все соответствующие документы и материалы из государственных архивов, правительственных и общественных учреждений, а также из органов местного самоуправления. Центральный архив передавался в ведение Культурно-просветительного отдела Комиссариата по еврейским делам. При архиве создавались особая еврейская библиотека и Центральный еврейский музей древностей, искусства и предметов обихода. Декрет объявлял все произведения искусства, предметы древности, музеи, библиотеки, архивы и коллекции рукописей «собственностью еврейского народа», находящейся под охраной государства в лице Комиссариата по еврейским делам. Он предоставлял Евкому право реквизиции всех этих ценностей, в случае, если «будет доказано», что они «могут пропасть или испортиться, или если будет основание заподозрить (!) опасность кражи или вывоза их за границу с целью спекуляции или продажи».

Похоже, непосредственным поводом к изданию декрета послужило желание Евкома захватить музей и архив Еврейского историко-этнографического общества (ЕИЭО). Немедленно по его опубликовании, 10 апреля, представители Евкома опечатали архив и музей общества, находившийся в еврейской богадельне, под предлогом слухов о расхищении оттуда вещей. Заодно опечатали и квартиру создателя музея С.Ан-ского. Было объявлено о предполагаемой ревизии фондов ЕИЭО. Только после личного ходатайства Дубнова перед помощником наркома просвещения Гринбергом тот обещал снять печати. По прошествии двух месяцев Евком заявил, что слухи о хищениях в музее и архиве не подтвердились, а квартира Ан-ского опечатана по недоразумению, однако музей так и оставался закрытым до 1923 г.

10 апреля 1918 г. через газету Известия Евком предложил всем еврейским просветительным учреждениям прислать в Комиссариат по одному представителю для обсуждения вопроса о финансировании Евкомом новых советских еврейских школ. В августе циркуляром Евкома из программ еврейских школ было исключено преподавание религии. Преподавание иврита строго ограничивалось. Языком преподавания назначался идиш. Летом-осенью 1918 г. Наркомпрос провел перерегистрацию школ: часть школ закрыли, а остальные были национализированы в соответствии с Положением о единой трудовой школе.

Контроль над еврейской культурной жизнью Петрограда устанавливался не только путем запретов, но и через учреждение новых организаций, угодных Наркомпросу. В декабре 1918 г. при поддержке Гринберга был создан Еврейский народный университет, занятия в котором начались в феврале 1919 г. Тогда же было объявлено об организации Еврейского театра-студии и театральной школы при Наркомпросе под руководством Алексея Грановского. Еврейский отдел Губкомпроса согласился также финансировать работу трех архивных комиссий, разрабатывавших вопросы еврейской истории. Даже Еврейское историко-этнографическое общество по особому ходатайству некоторое время получало пособие от Наркомпроса. Образование этих комиссий, университета, театра, помимо своей научно-культурной значимости, спасло от голода значительную группу еврейских ученых и культурных деятелей, согласившихся сотрудничать с Советской властью в период послеоктябрьской разрухи.

Собственную культурную программу развернул и евсековский клуб им. Свердлова. Клуб объявил о наборе в драмкружок и хор, эпизодически показывал спектакли на идише. Несмотря на враждебность Евсекции к еврейской общественности, без ее участия культурная работа в клубе была бы невозможна. Там иногда выступали еврейские писатели Давид Айзман и Марк Ривесман, музыковед Зиновий Киссельгоф, историк Саул Гинзбург. Впрочем, масштабы клубной культурной работы были невелики, как и вообще заинтересованность властей в развитии еврейской культуры в Петрограде.

Октябрьский переворот усилил антисемитские настроения, так как народ воспринял новую власть, как еврейскую. Такие настроения были особенно сильны в Петрограде, где евреи составляли незначительное меньшинство, однако власть над городом, управление ЧК и контроль над печатью были переданы Зиновьеву, Урицкому и Володарскому. Не удивительно, что Смольный институт, где размещалось первое советское правительство, а затем и Петроградский комитет партии, в народе прозвали «Центрожид» (по аналогии с Центробалтом — Центральным Комитетом Балтийского флота). Резко возросший дефицит продуктов питания и топлива только подогревал ненависть к «жидам, всем завладевшими». 10 мая Дубнов записал в своем дневнике:

Заключение Брестского мира с Германией (3 марта 1918 г.) в глазах многих было подтверждением того, что евреи ради сохранения своей власти распродают территорию России. Ведь во главе советской делегации на переговорах стояли Троцкий и его помощник Адольф Иоффе. Сокращение производства в городе привело к массовой безработице, в которой обвиняли рабочие комитеты и евреев. В апреле 1918 г. на многолюдном собрании безработных Петрограда председателю было подано письмо, подписанное некой несуществующей «Партией безработных». В письме указывалось, что «народ уже понял грязные дела жидовского правительства», так что все евреи должны покинуть Петроград в трехдневный срок. Тогда же газеты напечатали анонимное письмо в Управление делами Петроградской коммуны, где власти предупреждались о подготовке «ужасного еврейского погрома».

Атмосфера сгустилась в середине мая, когда по городу стали распространяться листовки за подписью «Каморры народной расправы», в которых евреям под угрозой смерти предлагалось срочно бежать из города, а председателям домовых комитетов предписывалось собрать сведения о большевиках и жидах, проживавших в их домах, «чтобы их всех, в один заранее назначенный день и час, можно было перерезать». Особенно тревожным был день 23 мая, когда во всех синагогах города читалась особая молитва о спасении от погрома. Погромные настроения толпы подогревались доходившими в Петроград сведениями о кровавых расправах с евреями на Украине и в фронтовой полосе, в которых иногда (Глухов, Новгород-Северский) участвовала и Красная армия, и периодически оживавшими надеждами на скорый переход города в руки немцев, англичан, генерала Юденича — в зависимости от того, чьи войска в данный момент находились ближе.

В июне 1918 г. Совет Петроградской еврейской общины принял резолюцию протеста против погромов. Советская власть обвинялась в резолюции в том, что она не принимает решительных мер по борьбе с погромами и одновременно препятствует беззащитному еврейскому населению организовывать самооборону.

В действительности власти делали немало (разумеется, в рамках своей идеологической доктрины) для предотвращения антиеврейских акций, которые они справедливо связывали с антибольшевистской борьбой. 21 апреля в цирке «Модерн» власти провели митинг протеста против еврейских погромов на Украине и армянской резни на Кавказе. Выступивший на митинге Зиновьев пригрозил, что Петросовет будет силой подавлять погромы. В своей речи он отметил, что Маркс был евреем, и выразил уверенность, что «наш товарищ Троцкий будет гораздо дороже русскому рабочему, чем русаки Корнилов и Романов». Характерно, что себя самого Зиновьев отнес к русскому, а не к еврейскому народу, заявив о евреях, что «у них есть свой Ротшильд, который чета нашему Путилову». 9 мая Петроградский Совет призвал рабочих бороться с погромной агитацией, «которая ведется темными элементами против ни в чем не повинной еврейской бедноты» и пообещал принять меры к подавлению погромных выступлений. Совнарком Петроградской коммуны постановил образовать комиссию по борьбе с погромами и беспорядками в Петрограде и в его окрестностях. Комиссия, признав, что «погромное настроение растет неимоверно», образовала лекторскую группу для ведения культурно-просветительной работы среди рабочих и в Красной армии. Книгоиздательство Петросовета решило издать серию пропагандистских брошюр против погромов. Зиновьев сам взялся отбирать лучшие рукописи. Известие о расстреле царской семьи 17 июля в Екатеринбурге, видимо, настолько накалило антисемитскую атмосферу, что 27 июля Совнарком РСФСР вынужден был опубликовать декрет, объявивший погромную агитацию вне закона.