Вторую по численности группу независимых хозяев у ленинградских евреев в середине 20-х составляли торговцы. Разрешение частной торговли привело к резкому увеличению ее роли в первые же годы НЭПа. Однако чрезмерный рост посреднического процента (так называемый «кризис ножниц») заставил правительство принять в 1924 г. меры по контролю и регулированию внутренней торговли. Государственный и кооперативный секторы были освобождены от части налогов, в то время как налоговое бремя на нэпманов усилилось. В результате уже в 1924 г. Губфинотдел приступил к опечатыванию сотен магазинов за неуплату ставших непосильными налогов. В 1925 г. 80% всех подоходных налогов в Ленинграде собирали с торговцев, хотя они составляли не более шестой части из 118 тысяч плательщиков налогов. За второе полугодие сумма налога, взимаемая с этой группы, увеличилась еще на 78%, хотя сама группа выросла только на 8%.

В 1926 г. в Ленинграде было зарегистрировано 1959 евреев-торговцев, из которых 552, то есть более четверти, составляли хозяева с наемными рабочими, а остальные были одиночками (939), хозяевами с работающими членами семьи (273) и самими помогающими членами семьи (195). Торговля перестала быть, в отличие от дореволюционного времени, основным еврейским занятием. Торговцы составили только 4,5% самодеятельных евреев Ленинграда, что совпадало со средним процентом торговцев в стране (4,4%), но было гораздо меньше доли торговцев в еврейском населении больших (более 100 тысяч жителей) городов Украины (7,5%), Белоруссии (7,2%) и даже Москвы (4,9%). Кроме того, в ленинградской торговле было занято по найму 236 еврейских рабочих и 4469 служащих. Евреи-торговцы принадлежали в основном к старшим возрастным группам. Молодежь предпочитала выбирать занятия, не связанные с угрозой разорения и ущемлением в правах. Разоренные торговцы пополняли ряды наемных торговых работников, кустарей или безработных. Резонно предположить, что часть лиц, учтенных в переписи как безработные и лица без определенных занятий (вместе они составляли в Ленинграде 27,4% самодеятельных евреев) в действительности торговали нелегально, чтобы не платить налогов.

В результате очередной кампании властей по сбору налогов, предпринятой в начале 1928 г., разоренными оказались новые торговцы и нэпманы, в том числе евреи. У некоторых из них было конфисковано все имущество. 1929 г., проходивший под флагом ликвидации НЭПа, ознаменовался массовым выселением нэпманов и их семей из предварительно национализированных домов. Первый же список на выселение, составленный в Московско-Нарвском районе города, включал 456 семей «нетрудовых элементов». Чтобы избежать потери квартиры, их владельцы зачастую поселяли у себя «трудовой элемент», то есть студентов, знакомых и родственников, работавших по найму. В результате образовалось множество еврейских коммуналок. Кампания по выселению шла вразрез с интересами ЖАКТов, так как их бюджет держался на квартплате, в 20 раз более высокой для «нетрудовых элементов», чем для рабочих. Это побуждало ЖАКТы не препятствовать нэпманам в сохранении за собой квартир и даже содействовать им в этом. Чтобы не дать нэпманам обойти закон, Ленинградская правда предложила заранее прикрепить к еще не расселенным квартирам кандидатов на вселение, чтобы те следили за нэпманами и не допускали «комбинаций» с площадью.

Первые годы НЭПа характеризовались высокой безработицей. По переписи 1923 г. безработными являлись 18,7% всех ленинградских самодеятельных евреев (табл. 1.4). Правда, многие из них либо только что прибыли из провинции, либо искали работу впервые. Чтобы ограничить круг получавших пособия по безработице, власти провели в 1923 —1925 гг. серию чисток бирж труда от так называемых «лжебезработных», то есть всех тех, кто не был профессиональными рабочими и специалистами. Так, в августе 1923 г. на петроградской бирже труда «вычистили» 47 тысяч — почти треть всех безработных. В июле 1924 г. новая чистка биржи труда в Ленинграде уменьшила число зарегистрированных безработных с 170 тыс. до 13 тыс..

К 1926 г. безработица пошла на убыль. Хотя по инструкции к новой переписи в категорию безработных записывали не только лишившихся должностей служащих и рабочих (как в 1923 г.), но и тех, кто ранее по найму не работал, перепись обнаружила 15,5% еврейских безработных в Ленинграде (по сравнению с 12,9% среди всего самодеятельного населения). Значительную часть безработных евреев в Ленинграде (41,5%) составляли женщины.

Кроме безработных, существовали еще две значительные группы населения, находившиеся на иждивении государства. К первой из них принадлежали пенсионеры, детдомовцы, инвалиды в интернатах и прочие призреваемые, ко второй — учащиеся и стипендиаты. Статистически и те и другие объединялись категорией «иждивенцы», однако стипендиаты существенно отличались тем, что забота о них обещала государству экономическую отдачу в будущем. В Ленинграде и Москве, центрах просвещения, более половины всех иждивенцев составляли учащиеся и стипендиаты, в отличие от Белоруссии, где самой большой группой являлись пенсионеры и сироты (табл. 1.9).

Ограничения на образование евреев, существовавшие при самодержавии, были заменены советской властью на «классовый подход» при приеме в учебные заведения. В 1923 г. из всех принятых в Петрограде студентов 95% составляли рабочие, крестьяне, «трудовая» интеллигенция и совслужащие. Только 5% мест досталось «прочим», которые к тому же были обязаны платить за обучение. Несмотря на «классовые» препятствия, процент евреев среди студентов, принятых в 1923 г. в ленинградские вузы, составил И %, что существенно превышало их долю в населении города. Для молодых людей с рабочим происхождением или стажем работы на заводе наиболее простым путем для поступления в вуз являлся подготовительный факультет для рабочих — так называемый рабфак, еврейское отделение которого открылось в Ленинградском университете в 1925 г. Хотя материальное положение студентов было очень тяжелым, усиливавшаяся в 1925 г. дифференциация в зарплате квалифицированного и неквалифицированного труда давала молодежи дополнительный стимул к учебе, а поддержка еврейской общественности Ленинграда спасала от голода наиболее нуждавшихся из них.

Рост численности и социальное продвижение евреев Петрограда усиливали неприязнь к ним остального населения. К тому же внутри страны оставалась влиятельная оппозиционная режиму сила — православная церковь, руководству которой было выгодно истолковывать народу антирелигиозные меры правительства как борьбу евреев с христианством. «Оттепель» НЭПа способствовала учащению проявлений антисемитизма, которые нередко принимали религиозный характер. В мае 1921 г. крестный ход в Петрограде сопровождался антисоветскими и антисемитскими инцидентами. На тех, кто не снимал шапки, нападали с криками: «Жиды, комиссары, скоро вам будет конец». В июне 1921 г. Петроградская правда сообщала, что в Петрограде и почти во всех крупных городах страны усиливается агитация против еврейского населения. «Жиды якобы жестоко мстят русским за свое унижение, опутали самого Ленина... хотят уничтожить христианскую церковь, организованно покровительствуют только своей нации». Автор статьи убеждала читателей в том, что «евреи как нация никакого влияния на государственное управление не имеют» и что еврейские пролетарские массы, поддерживающие советскую власть, порвали со своей религией и национальностью. О росте антисемитских чувств в русском народе публично предупредил Максим Горький в своем берлинском интервью Шолому Ашу (1922 г.). Писатель указал и на причину этого явления — бестактность еврейских большевиков, осквернявших русские святыни.

Реквизиция церковных ценностей под предлогом помощи голодающим Поволжья, начатая в феврале 1922 г., в которой, как уполномоченные власти, участвовали и евреи, вызвала новый взрыв антиеврейских эмоций в народе, уверенном, что из синагог ценностей не изымают. Бывший сотрудник Нового Сатирикона О.Л.Дор (Иосиф Оршер), ставший журналистом Петроградской правды, в своем фельетоне привел пример тогдашних уличных разговоров: