Несмотря на очевидную отдаленность большевистских лидеров еврейского происхождения от еврейства вообще и от петроградской общины в частности, большинство евреев в городе прекрасно понимали, что в случае падения советской власти отвечать придется им всем. Эти тревожные мысли общественные деятели поверяли своим письмам и дневникам. Дубнов, подводя итоги 1917 г., с горечью отмечал:
Но нам не забудут участия еврейских революционеров в терроре большевиков... Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится... Не простят. Почва для антисемитизма готова.
Стремлением доказать, что евреи явились скорее жертвами большевистского переворота, чем его движущей силой, была продиктована попытка петроградских журналистов-бундовцев Давида Заславского, Владимира Канторовича и Иосифа Яшунского издать сборник Евреи в русской революции. Начатый в июне 1918 г., но так и не законченный сборник должен был охватывать обе революции 1917 г. и готовиться под руководством историков и общественных деятелей Леонтия Брамсона, Александра Браудо, Саула Гинзбурга, Семена Дубнова, Израиля Ефройкина и Льва Штернберга.
Однако ни попытки исторических изысканий интеллектуалов, ни отчаянный выстрел Канегиссера не могли снять с евреев вины за большевизм в глазах русского народа. В марте 1919 г., во время забастовки рабочих на фабрике «Паль», помимо экономических и политических требований (увеличение хлебного пайка, отмена смертной казни, упразднение ВЧК) раздавались призывы: «Долой жидов!». Не ослабевал антисемитизм и в Красной армии. В августе на Конференции красноармейцев Петербургского гарнизона и матросов Балтийского флота Максим Горький прямо заявил: «Я знаю... что среди вас озлобленное настроение против евреев».
Существенным моментом официальной пропаганды являлось стремление властей представить антисемитские выступления делом рук классового врага или оппозиционных партий. Результатом такой «разъяснительной работы» могло быть только усиление враждебности к евреям со стороны населения, недовольного новым режимом. Того же эффекта достигала пропаганда, создавая образ еврея — хорошего коммуниста, что лишь укрепляло в массах уверенность в тождественности этих двух понятий. Так, в рассказе «Коммунисты», опубликованном Петроградской правдой, пленный Яков Гаммерман геройски ведет себя перед лицом белого офицера. Два других коммуниста — украинец и, очевидно, эстонец (Петерсон) — поддерживают еврея и гибнут вместе с ним. Пропагандистский фильм «Борцы за светлое царство 3-го Интернационала», специально снятый петроградскими кинематографистами по сценарию 3.Гринберга, был также направлен против антисемитизма и имел туже идейную основу.
Массовое переименование улиц и площадей, предпринятое Петросоветом в 1918 г., только подлило масла в огонь, так как часто новые названия давались в честь евреев — лидеров международного коммунистического движения и погибших в ходе революции российских евреев-большевиков. Михайловскую площадь и Михайловскую улицу переименовали в площадь и улицу Фердинанда Лассаля, одного из основоположников европейского социализма. Бывшую Городскую думу назвали Домом Лассаля, а рядом с Думой установили ему памятник. Литейному проспекту присвоили имя Володарского, ему же поставили памятник напротив Исаакиевского собора. Большой проспект Васильевского острова стал проспектом Фридриха Адлера, австрийского социалиста, убившего премьер-министра своей страны. Имя Урицкого получил Таврический дворец, где еще недавно большевики разогнали Учредительное собрание. Адмиралтейскую набережную и Адмиралтейский проспект переименовали в набережную и проспект Семена Рошаля. Дворец Великого князя Сергея Александровича стал дворцом Нехамкеса. Открывшийся в Петрограде Коммунистический рабочий университет был назван именем Зиновьева.
Британский историк Эдуард Карр отмечает, что Зиновьев «ничего не понимал в природе политической власти и в управлении людьми. Ему не хватало и природного такта, который иногда сопутствует простодушию». Бестактность «хозяина города» давала, видимо, немало поводов для антисемитских настроений. Так, в разгар голода и гражданской войны, в марте 1919 г., Петросовет объявил конкурс на лучший портрет «деятелей наших дней» в живописи, скульптуре и гравюре. В списке предложенных «деятелей», кроме Ленина, Луначарского и немецкого коммуниста Карла Либкнехта, все остальные были евреями: руководительница путча коммунистов в Берлине Роза Люксембург, Володарский, Урицкий, Троцкий и, конечно, сам Зиновьев. Победителям были обещаны большие премии по 15 тыс. рублей. Для сравнения отметим, что сажень дров в конце 1918 г. стоила 300 руб.
В октябре 1919 г., когда возникла реальная возможность захвата Петрограда армией генерала Н.Юденича, в городе вновь резко усилилась погромная агитация, а в захваченном белогвардейцами пригороде Гатчине произошел еврейский погром. Многие петербургские евреи ожидали белых со смешанными чувствами: с надеждой на избавление от коммунистов и со страхом перед насилием толпы. Эту амбивалентность использовали власти, привлекая еврейскую молодежь в Красную армию. В своем выступлении на 2-й конференции евсекций председатель ВЦИК М.Калинин сказал: «Еврейская мелкая буржуазия должна знать, что только советская власть защитит ее от погромов».
Разруха и лишения
Прозрачная весна над черною Невой Сломалась, воск бессмертья тает, О если ты звезда — Петрополь, город твой, Твой брат, Петрополь, умирает!
Осип Мандельштам, 1918.
Не только и, может быть, не столько особая «еврейская» политика советской власти определяла условия существования еврейского населения Петрограда в послереволюционные годы, сколько катастрофические последствия введенного в первой половине 1918 г. «военного коммунизма». Результатом новой политики стало повсеместное снижение производительности труда на фабриках и заводах. Разорение Петрограда усиливалось его прифронтовым, фактически осадным положением. Экономика и промышленность города, ориентированные на огромный морской порт, то есть на экспорт зерна и на импорт сырья, топлива и западной техники, не могли нормально функционировать в условиях блокады. К апрелю 1918 г. в городе было закрыто 265 заводов. В марте-апреле правительство начало эвакуацию тридцати крупных военных заводов. Только с января по апрель число занятых рабочих сократилось на 117 тысяч. В начале 1920 г. из 47 крупных металлообрабатывающих предприятий работало лишь 16.
Перенос столицы в Москву снизил ценность Петрограда в глазах правительства, что отразилось в ухудшении снабжения и коммунального обслуживания его жителей. Периодически возникавшая опасность сдачи города стала, не исключено, дополнительной причиной резкого сокращения подвоза сюда продовольствия из внутренних районов страны. Ходили слухи, будто Троцкий приказал прекратить подвоз припасов, чтобы они не достались неприятелю. Уже зимой 1917—1918 гг. Петроград производил на наблюдателя впечатление мертвого, окоченевшего города:
Базальтовая остывшая Венеция стояла недвижимо. Я вошел в Гороховую, как в обледенелое поле, заставленное скалами... Невский Млечным Путем тек вдаль. Трупы лошадей отмечали его, как верстовые столбы. Поднятыми ногами лошади поддерживали небо, упавшее низко... «Так отпадает необходимость завоевать Петербург», — подумал я.
В мае хлебный паек составил 1/4 фунта; но и его временами уменьшали вдвое. В июне Петроградский комиссариат продовольствия ввел «классовый паек» для различных групп населения: 1-ю категорию — для рабочих тяжелого физического труда, 2-ю — для остальных рабочих и служащих по найму, 3-ю — для лиц свободных профессий, 4-ю — «для нетрудовых элементов». В голодные осенние месяцы 1918 г. и зимой 1919 г. по карточкам 4-й, а иногда и 3-й категории выдача продуктов прекращалась. Так, например, на 15 и 16 сентября 1-я категория получила 1/2 фунта рыбы и 2 штуки сельдей, 2-я — 4 штуки сельдей, 3-я и 4-я категории не получили ничего. «Нетрудовые элементы» испытали на себе марксистский принцип «Кто не работает, тот не ест». Зиновьев пообещал со временем перевести буржуев на одну размолотую солому.