«Ужас»
Приходит в публичный дом клиент и требует девочку. Та заходит в номер, через несколько мгновений выскакивает и кричит: «УЖАС!!! УЖАС!!!» Заходит следующая – опять выскакивает и кричит: «УЖАС!!! УЖАС!!!» Так одна за другой в номере перебывали все проститутки, и все в один голос: «УЖАС!!! УЖАС!!!» Мадам, видя, что страдает имидж заведения, наводит марафет и идет в номер сама. Час нет, два нет, наконец, выходит, поправляет прическу и произносит: «Ну – ужас. Но ведь не «УЖАС!!! УЖАС!!!»
Этой же цели служат психотерапевтические пародии, которые я пишу для отреагирования собственных отрицательных чувств, а также использую на группах как средство обратной связи (см. гл. 5). Непристойность как выражение гнева
Классическое богохульство берет свое начало еще в пещерном периоде жизни человека и с тех пор работает эффективно.
Милтон Эриксон
Гнев – еще один лик нашей тени, сильное чувство, которое человека учат подавлять в самом раннем возрасте из-за его разрушительного воздействия на других людей. Однако, будучи подавленным, гнев оборачивается против самого носителя этого чувства, что в большинстве случаев вызывает психосоматические проявления. Таким образом, человек оказывается в противоречивой ситуации: гнев нельзя подавлять (ведет к психосоматике), но нельзя и выражать (ведет к социальному осуждению). И что же делать, когда хочется ругаться матом?
Э. Берн считает, что это не выход: «Выкрикивание непристойностей может кое-кому принести облегчение, но это лишь подтверждает факт, что слова имеют особую психологическую нагрузку. Ребяческая теория, что стоит только наговорить достаточно грязных слов, и все будет хорошо, не работает, как выясняется лет пять или десять спустя. Это изначально подход неудачника»54.
Это правда, и я с ней абсолютно согласна – сквернословие для отреагирования гнева имеет как свои плюсы, так и множество ограничений. Однако для разового отреагирования этот метод может оказаться весьма и весьма действенным. В доказательство приводим два примера работы с гневом М. Эриксона, который творчески подходил к использованию ненормативной лексики в своей психотерапевтической практике. «Прусский гнев»
Одна женщина из Калифорнии доставила к М. Эриксону в Финикс (Аризона) своего мужа, который в результате инсульта был полностью парализован и не мог говорить. Она рассказала, что ее муж, которому шел шестой десяток лет, год назад перенес инсульт и уже в течение года неподвижно лежал на койке в университетский больнице. Его обычно показывали студентам как безнадежного больного, рассказывая в его присутствии о том, что он полностью парализован, не способен говорить, и все, что можно сделать, это дождаться окончательной смерти.
Еще она рассказала, что ее муж – прусский немец. «Он очень гордый человек. Он сам создал свое собственное дело. Он всегда был очень активным человеком и страшно много читал. Всю свою жизнь он был очень властным. А сейчас я вынуждена смотреть на то, как он лежит в кровати целый год совершенно беспомощный, его должны кормить, мыть и разговаривать с ним, как с ребенком. Каждый раз, когда я приходила к нему в больницу, я видела взгляд смертельно оскорбленного человека, исполненный ярости. Они сказали мне, что это безнадежный случай, и я спросила мужа, сказали ли они ему то же самое. Он утвердительно моргнул». Это было единственным его средством общения, которое у него оставалось.
Слушая ее, М. Эриксон принял к сведению, что его будущий пациент был пруссаком: властным, несдержанным, очень умным и компетентным, и что в течение этого года он оставался живым, испытывая невероятный гнев. Когда пациент с большим трудом был доставлен, М. Эриксон сел перед этим мужчиной, который беспомощно лежал в кресле, молчал и мог только моргать, и начал говорить с ним очень грубо:
«Значит, вы пруссак, а все пруссаки невероятно глупы, самодовольны, невежественны и животно тупы. Они считали, что смогут завоевать мир, и они разрушили свою собственную страну! Нет таких эпитетов, которых бы заслужили эти ужасные животные. Они просто недостойны жить! Мир стал бы гораздо лучше, если бы все они ушли на удобрения».
Увидев, какой гнев разгорался в его глазах, М. Эриксон продолжил оскорблять его, собирая все грязные выражения, которые только приходили в голову: «Вы используете милосердие людей, вас кормят, о вас заботятся, вас купают и стригут вам ногти. Кто вы такой, разве заслуживаете всего этого? Ведь вас нельзя даже сравнить с умственно отсталым преступным евреем!» И т. п. Прощаясь, М. Эриксон велел пациенту вернуться завтра, при этом употребив слово «come bruck», которое по-английски означает: 1) вернуться, 2) прийти в себя, обрести прежнюю форму.
Он пришел в себя прямо тут же, воскликнув: «Нет!»
М. Эриксон сказал: «Итак, в течение года вы не разговаривали. А сейчас, стоило мне назвать вас грязной нацистской свиньей, как вы начали говорить. Вы вернетесь сюда завтра, чтобы узнать, кто вы такой на самом деле!» Он ответил: «Нет, нет, нет!»
Далее М. Эриксон описывает произведенный его ругательствами эффект:
«Я не знаю, как это у него получилось, но он встал на ноги. Ошеломив свою жену, он шатаясь вышел из кабинета. Она хотела броситься за ним, но я ее остановил. „Сидите, в самом худшем случае он может всего лишь упасть на пол. Если он сможет доковылять до машины, то это будет именно то, что вам нужно“. Шатаясь, он пробирался из дома и даже спустился по лестнице и в конце концов сумел вползти в машину. Мои сыновья наблюдали за ним, готовые в любой момент прийти на помощь».
На следующее утро они снова приехали. Мужчина шел, пользуясь только помощью жены. М. Эриксон сказал:
«Знаете, вам стоило вчера пережить весь этот ад, чтобы сегодня самостоятельно зайти в мой кабинет. Чтобы сказать хоть одно слово. А сейчас проблема состоит в том, как мне заставить вас говорить, ходить, наслаждаться жизнью и читать книги. Мне совершенно не хочется снова быть таким грубым. Но вы совершенно не верили в себя, и я повел себя достаточно неприятно для вас, чтобы не оставлять вам другого выхода, кроме протеста. Я надеюсь, что сейчас мы сможем стать друзьями. Давайте начнем восстанавливать ваши способности, хотя бы к некоторым видам нормальной деятельности. Вы понимаете, что я могу заставить вас говорить, оскорбляя вас, но я считаю, что вы вполне можете ответить мне „да“, если я задам вам какой-нибудь приятный вопрос. В свете уже достигнутого нами и учитывая, что целый год вы находились в состоянии полной беспомощности, я считаю, что вы захотите, чтобы я продолжал помогать вам. Теперь вы можете ответить „Да“»55.
Комментарий
Д. Хейли пишет, что свои действия в этом сеансе М. Эриксон считал неортодоксальными. Неортодоксальным является то, что психотерапевт, вопреки этике психотерапии, использует по отношению к клиенту оценочные высказывания, среди которых употребляются даже бранные слова. Однако в данном случае именно этот факт – факт оценочного воздействия с помощью бранных слов – и оказывается целительным, так как вызывает сильнейшую эмоциональную реакцию клиента, вернувшую ему активность.
Для М. Эриксона в работе с этим пациентом было весьма важным учитывать его национальность. Он пишет: «Пруссаки – это уникальные существа. Они могут быть крайне властными и невероятно чувствительными к тому, что они считают оскорблениями. Я работал с прусскими немцами. Они требуют огромного уважения по отношению к себе, и образ собственного Я у них пронизан самоудовлетворенностью. Этот человек подвергался невыносимым оскорблениям в течение года, находясь в больнице. Но мне удалось показать ему, что такое настоящее оскорбление, и он отреагировал»56.
Действительно, в больнице, где пациент пролежал до этого целый год, он испытывал глубочайшее чувство унижения. Как сказала о нем его жена, «я видела взгляд смертельно оскорбленного человека, исполненный ярости». Однако выразить эту ярость напрямую он не имел возможности, потому что оскорбление и унижение, наносимые ему всем укладом больничной жизни, также имели косвенный характер. М. Эриксон, также принадлежащий к системе медицинского обслуживания, первый из врачей сделал оскорбление явным, открытым, довел его до кульминационной точки, так что ответная реакция также смогла состояться. Поэтому в данном случае роль бранных слов оправданна и уместна.
