С каждой минутой туман густел, а ветер крепчал. Фео тяжело было лететь в качающейся корзине. Быстро улетучилась надежда, что оборотни справятся с бурей — стихия побеждала. Внизу кипело море, а гигантские волны походили на снежные горы. Когда и драконы не смогли совладать с ветром, Шакилар поднял остров. Море возмутилось от такого святотатства и попыталось землю вернуть на дно, но и здесь принц вмешался. Высокий берег щетинился скалами, что стали щитом от шторма.

— Рановато для таких бурь, — произнёс Хоуфра, — чай, не середина зимы.

— Как теперь добираться? — спросил Шакилар.

— Мне нужны помощники. Я, конечно, сильный, но один не справляюсь.

Он посмотрел на сородичей, но ни один не откликнулся. Даже Ядула отстранилась, хотя из всех выглядела наименее болезненно.

— Ну! Вас спасли, теперь помогайте! Хоть немного! — взвыл Хоуфра, но вой его утонул в свисте ветра.

Фео мерещилось, что приближался Океан Штормов, что слышал его шепот. Демон искал себе подобного, но Скверна сгорела от огня Аймери, злой разум сгинул. И Океан шелестел, недовольный.

— Буря со стороны Нанрога. Эллариссэ опередил нас, — Лу Тенгру смотрел вдаль сквозь белёсую мглу.

Мимолётное облегчение сменилось тревожным ожиданием. Молчали все, и каждый будто надеялся, что другой решит.

Фатияра опустилась на колени и перед собой положила посох. Тот окутало благодатное сияние, и оборотни, как зачарованные, потянулись к нему.

— Я не могу исцелить ваши тела сильнее, но буду говорить через дух. Внемлите!

Очень плохо Фео понимал, что происходило дальше. Лоза, обвивавшая посох, засияла, как и цветы, в которых скрылся Гранатовый Камень. Оборотни сидели, скрестив ноги, и покачивались из стороны в сторону в странном трансе. Только Миро и Сумая остались в стороне, прижавшись друг к другу. Сначала Фео махнул им рукой, но они лишь отвернулись.

— Царевна всех позвала, — сказал он и коснулся плеча Сумаи.

Та встрепенулась.

— Этот свет пугает нас. Тем, кто во льдах, он причиняет боль.

Неслышно приблизилась Фатияра. Аурой весны она была окутана, глаза её — как солнце, утопленное в кофейной гуще. Все тянулись к Фатияре здесь, среди бурь, но только не Миро и Сумая.

— Свет вывел вас из Даву и будет оберегать дальше. Он страшен только для демонов, но вы — Живущие.

— В Даву мы были в беспамятстве. Но сейчас…

Не слушая возражений, Фатияра взяла отверженных за руки и повела к посоху. Но лишь на пару шагов их хватило. В бешеном испуге они вырвались и птицами взвились в бушующую высь.

— Поймаю! — крикнул Хоуфра и взлетел в соколином обличье; за ним прыгнул в пустоту Лу Тенгру.

— Обоих вернут, не волнуйся, — произнёс Шакилар, положив ладонь на плечо Фатияры.

Поздно. Взгляд её померк, и солнечная рыжина ушла из облика. Фатияра стала блёклой, как и всё кругом, а посох не согревал. Сникли только-только воодушевившиеся оборотни.

Лу Тенгру вернулся первый, держа за крыло рогатого стрижа. Второе крыло путами прижало к трепещущему тельцу.

— Ей больно! — крикнула Фатияра.

Она кинулась к стрижу, но тот сам лёг в её ладони. Пальцами Фатияра коснулась белой птичьей грудки, и свет жизни устремился к сердцу. Повинуясь неведомому зову, Фео приблизился и погладил стрижа, ощутив, как угасает боль в маленьком тельце. Сумая всё-таки приняла дар фениксов.

— Я будто в бездну смотрю. Океан мглы… как у Ии, — прошептала царевна.

Фео одёрнул руку, но тут же устыдил себя. Никакое откровение не стоило подобной слабости.

— Это не демон, даже не близко, но некто… непонятный мне. Сколько таких там, в ледниках?

Стремительно темнело, а Хоуфра и Миро не возвращались. Лу Тенгру искал их всевидящим взором, но буря слепила его.

— Эллариссэ сдвигает день, — прошипел он. — В Нанроге теперь не только зима, но и ночь.

Все оборотни ахнули. Ядула поднялась, и все повернулись к ней.

— Братья, — сказала она, — наш долг — помочь тем, кто кровью освободил нас. Для того соберитесь и всю силу, какая осталась в ваших душах, направьте на усмирение бури. Только у родного берега мы сумеем сразиться за будущее.

На её зов откликнулись, и Фео подумал, что Ядулу-таки уважают сильнее, чем Хоуфру. Или же чары царевны растопили их сердца и вернули смелость. Ветер действительно ослаб, и Лу Тенгру, вжав голову в плечи, телепортировался. Через пару мгновений вернулся с обмороженными Хоуфрой и Миро. Фатияра кинулась к ним. Оказались живы, и Фео впервые за несколько дней улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он Ядуле, когда обоих удалось отогреть.

Она скривилась и промолчала. Вновь завязался узел в груди Фео.

Оборотни продолжали усмирять бурю, чтобы полёт стал возможен. Пользуясь передышкой, Фео подошёл к Сумае. Та наблюдала, как ест ослабший брат, и не сразу заметила, что за спиной кто-то есть, а когда повернулась, взглянула отрешённо.

— Как он? — поинтересовался Фео.

— Стараниями царевны фениксов жить буду, — ответил за сестру Миро.

–Хорошо.

— Слышал, тебе Ядула легенду рассказывала, что меж их селений ходит? — вдруг спросил он.

Фео кивнул.

— Красивая сказка об искуплении. Вот только почва под ней червивая, как и души многих, кто сейчас шторм усыпляет. Сиана и Гайэрана не родители так нарекли, а оборотни обозвали, чтобы забыть настоящие имена. Охотились братья не на простых нерп, а на отверженных, и не сколько ради шкур, а чтоб проучить и загнать обратно во тьму. За это были братья прокляты: онемели и в одном облике оказались заточены. Только не изгнали их, а на родной земле охотились на них бывшие сородичи как на отверженных, ушедших с ледника. Никогда в нас оборотни не увидят равных, даже если весь мир погибнет, даже если все Великие Духи спустятся на Землю и прикажут. Никогда.

— А что в итоге с братьями случилось? — не выдержал Фео.

Он должен был посочувствовать отверженным, но не смог. Когда облако прольёт дождь, напоит землю — оно растворяется. Нет бесконечной силы, бесконечного мужества и выдержки. Всё кончается. Из Фео черпали слишком долго.

— Они искупили грех перед собой и Духами, но не перед оборотнями. Не смогли погасить старую вражду, которую лелеют все в Нанроге. Для кого-то ненависть — смысл жизни, а ненавидеть отверженных легко.

Миро всё время смотрел в сторону Хоуфры, и, чуть окрепнув, подошёл, чтобы сказать тихое: «Спасибо». Стоя рядом, они были довольно похожи друг на друга, почти как Фео на Гиддеона, только черты отверженного смазывали сходство. «Всё оборотни похожи, — отмахнулся Фео, — я бы одно племя от другого никогда не отличил».

Уже перед отлётом к нему подошёл Шакилар.

— Ты был героем в Даву, и тебе снова предстоит им стать. Только ты можешь сдержать чары Времени Аватара. Теперь у нас нет права на ошибку, если потеряем ещё один артефакт — не победим.

Фео ожидал другого слова — «погибнем», но отчего-то Шакилар не произнёс его.

«Может, пережить надеется? Его государь не объявил войну Аватару, а те драконы, что с нами — подданные фениксов. Что помешает Шакилару отступить, если он увидит, как безнадёжна борьба? Эллариссэ его не убил, как и Фатияру. Скажет: «Прощу», — и те народы вернутся под его власть. Только я один рискую по-настоящему, только мне отступать некуда».

— Горы самоцветов, наши копи и равнинные богатства — всё загребут себе человечьи руки. Род людской будет разрастаться, пока не займёт Хавинор от края до края — с юга на север, с запада на восток. Численностью они превзойдут фениксов, эльфов, драконов и оборотней вместе взятых, потому что такой подарок им сделал Неру в обмен на короткую жизнь — то описано подробно в свитках Айюнэ, что хранились в царских архивах ещё до предательства Оссэ и Казни Мира.

Посол говорил много, время от времени поправляя съезжающее на нос пенсне. Унгвайяр слушал, иногда поглядывая в лежащие перед ним прошения. Постукивал пальцами по столешнице, в которой под смолой застыла красота даров эльфийской земли: все виды шишек, сушеных цветов и ягод кружились в причудливом вихре, оттеняя собой великолепный лунный камень — шестирогий полумесяц. Ещё один символ единства, придуманный Унгвайяром.