— Если она не покажет себя, и ты не уверишься, что она желает блага и вам, и всем Живущим, можешь ударить меня медвежьей лапой.

— Вот теперь в чужую семью лезет. На кой нам эта дурь? — оборотни расхохотались, но никто на них внимания не обращал.

Миро больше не походил на полузверя. Гнев угас, уступив место разуму Живущего, что замечалось и в чертах, и особом блеске глаз. Только демоны вечно накрыты тенью Скверны, и то, бывает, удаётся пробудить их душу.

— Спасибо, — тихо произнёс Миро сначала на первичном, затем на колдовском; то же повторила и мать, и сестра, и в стенах дома будто прочли молитву.

— Мы все будем, — повторил Фео, повернувшись к оборотням-стражам.

Стражи даже спорить не стали, только крепко сжали ритуальные копья.

«Тишина больше не бережёт Чашу», — колоколом звучали слова в голове Фео. Здесь действительно было очень тихо. Любопытные выглядывали из окон и дверей, иногда, пригнувшись, из-за низких оград, что казалось забавным и одновременно навевало тоску.

Перед выходом Фео успел ещё раз мельком приметить Ша-Цу, который подрезал гигантский пожелтевший папоротник. Поверх белых одежд он успел натянуть фартук садовника. Что же это за полуподводное царство такое? Фео подумал, что, очутись он вдруг в Абероне, то был бы меньше удивлён. Вокруг всё как во сне молочно-белом, с редкими вкраплениями других цветов. Нет неба, нет настоящего света. Тягучий сон, но пробуждение всё же должно наступить.

Ноги заныли. Не так мучительно, как после тоннеля в Ливнере или долгого перелёта, но уже ощущалась усталость. Будь возможность телепортироваться, Фео воспользовался бы ей, но от оборотня-великана услышал, что должен идти со всеми и представлен будет по традициям племени. Фео не спорил. Ему главное — правителя увидеть и найти правильные слова, чтобы убедить подняться на поверхность и сразиться за общее будущее.

«Тишина не бережёт Чашу».

Судьба Ша-Цу не давала покоя. Может, он давно смирился и даже полюбил город, но… Фео вспомнил поход Ливнера на оборотней, и как тот был сорван кражей Пламени Земли. Князь Сого хотел, чтобы народы не воевали и ради этого пошёл на измену. Что будет, если он и Шакилар узнают о драконах? Фео мог бы смолчать, как решил молчать о предательстве Сильфы. Но честно ли это?

«Может, им всё известно. Раз была плата, она кому-то ушла, и вряд ли её утаили. Раз город не разгромлен, то драконы на такое согласны. Однако… Ша-Цу говорил, что его должны заменить, но никто не пришёл. Что-то в этом нечисто». Из-за мыслей становилось ещё тяжелее идти, ноги будто вязли в камне.

Миро шагал позади матери с понурым видом, но если и поднимал взгляд, то только на Фео. Мглы уже не было в полузвериных глазах, только боль. Фео очень хотел утешить и его, и не менее смурных Намунею и Сумаю, но не мог. Больше не нашлось слов, идущих от сердца, драгоценностей личных переживаний. Ненужные пояснения скорее убили бы смыслы, нежели раскрыли их. Впрочем, Фео не сомневался — Миро понял.

За ними цепью тянулись оборотни, и Фео заподозрил, что не просто любопытные, хотя старался часто не оборачиваться. Одеты они были побогаче тех, кто со двора наблюдал за гостями, впрочем, в Чаше Жемчугов бедности не было. Фео вспоминался Каталис, центр науки Силиндэ, но и там, бывало, мелькнёт грязный оборванец из числа пьянчуг. Вряд ли винному пороку, главному поводырю бедности, нашлось место в подводном городе. И всё же некоторые выделялись. Если они были местной знатью, так почему не жили возле дворца? Не могут же многие, как Намунея, быть в опале? Фео искал объяснение, но причиной виделись только местные порядки. Богачи равномерно расползлись по городу, не создавая ограждённых кварталов, в каких обитали дворяне столицы. Открытость понравилась Фео, и он немного оттаял по отношению к Чаше Жемчугов, хотя драконы не давали покоя. Он надеялся приметить их в числе оборотней, но, увы, но удалось. Возможно, они уже не так ярко выделялись среди горожан, будь Ша-Цу. в общей толпе, и то остался бы без внимания.

У оборотней подошва мягкая, а некоторые и вовсе принимали звериный вид, следуя за гостями. И молчали. Рыбья тишина, которая бережёт Чашу. Фео казалось, что оборотни любят болтать обо всём на свете в обличье Живущих, потому как в зверином безмолвны. Это же племя или не походило на сородичей, или Фео ошибался.

Дворец или, как его называли местные, сарай, отличался от прочих домов размером, хотя не был величавым гигантом, как Шантрат, не возвышался горделиво над всем миром, как замок императора драконов. Кромка крыши-воронки расписана золотыми узорами, арка входа и окна разрисованы сценами незамысловатого рыбьего бытия. В остальном — та же белизна камня. Но для себя Фео отметил, что дворец-сарай превосходит огромный чум верховного шамана, как обработанная руда превосходит необработанную. Да, рыбы, заняв пещеру, не кочевали, оттого строили монументально, быть может, подражая старшим народам в стремлении к вечности. Получалось достойно, и речи Ша-Цу о красоте города звучали правдиво. Но чумы отчего-то сильнее запали в душу.

Как и дом Намунеи, дворец правителя окружала низкая ограда, за которой коврами стелились мхи, наползая и увивая тотемные камни с грозными ликами водных Духов.

Встречать гостей вышел оборотень, утонувший в игольчатой, должно быть, из морских ежей, шубе и шапке настолько, что едва-едва были видны глаза.

— Это, что ли, человек? — проскрежетало из-под игл.

— Да, — пробасил в ответ страж. — С ним Наму и её отпрыски.

— Владыка дал добро на встречу. Но прежде, человек, расскажи, какие чары тебе доступны и оставь всё, что в твоих руках может стать оружием.

Фео ещё раз посмотрел на сарай. Двери тяжёлые, как и ставни на окнах. Может статься, что выпрыгнуть не получиться, и тогда Осколок не вернуть. Однако, по грозному виду стражи, он понял, что из него всё вытряхнут, если он начнёт брыкаться. Ведь главное — убедить правителя. С Осколком будет проще.

— Этот артефакт позволяет заглядывать в прошлое. Дар Силинджиума людям, — произнёс Фео, вынимая Осколок из чехла. — С его помощью я покажу правителю, что происходит на земле.

— Не только. Мы видели, как ты остановил Время, — вмешался страж, и Фео на это скрипнул зубами.

Оборотень в шубе покрутился, осмотрел всех, оттянул ворот, чтобы вдохнуть. Недолго короткий и довольно плоский нос был виден в море игл — утонул.

— Как интересно, — послышалось под шубой, — могущество Силинджиума… это у каждого народа такие штучки есть?

У Фео едва челюсть не выпала.

«Неужели они и про это не знают?! Если застали Казнь Мира, не могут не знать!»

— Да. Феникс Руна отдала душу и вечность за всех Живущих.

Он ответил негромко, но постарался так, чтобы слышали все. Двумя потоками оборотни огибали Фео и чуть замедлились, когда он заговорил. Всё же любопытство одолевало их, хоть они и держались будто бы отстраненно.

— За всех Живущих… ммм… — оборотень зашаркал, не зная, что сказать.

— Святыня — не оружие, — вмешалась Намунея. — В руках того, кто прольёт кровь, она станет проклятием.

— Это я знаю, — пробормотал оборотень.

— Фео не навредит правителю или кому бы то ни было ещё. Оставьте ему Осколок.

— Точно, — кивнул Фео.

–М-да, интересная история. Однако, видишь какая штука… на что этот человек способен, неизвестно… не убить, так похитить…

— Оставляй, — скомандовал гигант. — Или правителя не увидишь.

Вторя ему, резко захлопнулись врата прямо перед носом входящих. Те ошарашенно озирались, и, через несколько секунд догадавшись, в чём дело, холодно уставились на Фео.

Миро зарычал, но затих сам, без жестов матери или посторонних слов. Он шагнул вперёд, поравнявшись с Фео.

— Пусть, если вы опасаетесь, Осколок станет моим пером, а я всю беседу буду в птичьем обличье.

— Но… не думаю, что выйдет… — начал Фео, ощутив, так тревога сдавила горло. — Нечеловечьи тела он обжигает.