— Это именно то, что ты хотел сказать после его гибели?

Жёлтым и сияющим стал глаз Драголин. Звонко лопнула металлическая нить, став в тонких пальцах иглой. Воздух стыл от ледяного гнева.

— Я говорю о том, что было ярко в нём, чем он запомнился Живущим. Он спас меня в Ливнере. Ценил жизнь, всех пытался понять и объединить. Я не ладил с Гилтианом, но видел, как остальным с ним легко. В нём не было императорского чванства.

— В день его смерти мне казалось, что луна погасла и стало темнее, чем этой ночью, — вдруг прервала его Драголин. — Прежде я волновалась лишь за принца, думала, что жизнь моя закончится, если он уйдёт, но она закончилась раньше. Гилтиан не отступил — трижды он бросился на Аватара. Никакие раны не остановили.

Лу Тенгру уставился на неё с недоумением. Чувства к Нэйджу — да Неру с ними, она принца растила, но в голосе её звучали странные нотки, заставившие забыть холод гнева. Так, как она, сам Лу Тенгру мог сказать о Ситинхэ.

Всё прояснилось, но оставалось непонятным. Почему Гилтиан? Да как бы ни был говорлив и притягателен, он рядом с ней — мальчишка! Им не о чем беседовать, они в разных мирах обитали. «Драголин сошла с ума, — подумал Лу Тенгру, глядя на её повязку на глазу. — Паучиха повредила её разум». Что угодно во вселенной было правдоподобнее этих отношений, если он верно разгадал её чувства.

«Видимо, Нэйджу это раньше меня понял. Они отходили и что-то разъясняли, наверняка, о драконьих традициях. Что ж…»

— Драголин, слушай, я провожу тебя до города. Укройся там. Ты не восстановишься быстро, а я не могу тебя стеречь.

— Я знаю, — уже бесцветно ответила она: её настроения менялись быстрее картинок в калейдоскопе, и это настораживало Лу Тенгру. — Но я дракон, а драконы не забиваются в норы от страха.

— Я не могу тебя стеречь! Сейчас ты для меня — обуза! Отдохни и вернешься, когда сможешь сражаться снова!

— Обуза…

Она больше не смотрела на Лу Тенгру, а будто вообще застыла, превратившись в изваяние. Но так продолжалось лишь полминуты. Вновь она оживилась и гордо подняла голову.

— Знаешь, что это? — кивком указала она на чёрный клинок.

Лу Тенгру хотел сказать, что меч Корсун, но, вглядевшись, не узнал его. Тот был длиннее, звонче, его присутствие отравляло душу, выворачивало её. Только Драголин могла подолгу терпеть его. Новый же клинок был выкован, несомненно, из Скверны, но словно собственный яд сдерживал, не пытался одурманить или иначе навредить.

— Это Ия-оборотница — вторая Финниат. Её заточили в Даву и превратили в перводемонессу, затем она по своему желанию стала мечом. Эллариссэ её хотел отнять у меня. Для чего? Думаю, её измученная душа привлекла его, ведь сколько лет он желал исцелить демона. Это шанс… зажечь корону, но, что важнее, знак для нас: сердце Эллариссэ ещё не разорвано. Аватара нужно убить сейчас, для того я здесь.

Лу Тенгру кивнул, принимая здравость её рассуждений и наблюдая, как вьётся в её руках алхимическая нить. Драголин — сильная воительница, оставить её в стороне — глупость, но не оправившуюся от ран бросить в бой — ещё большая. И было ещё что-то, не дававшее Лу Тенгру покоя, но он не мог сказать, что именно. Некое смутное ощущение, почти незнакомое прежде, мешавшее прежним идеям и расчётам, которыми Лу Тенгру руководствовался раньше.

— Госпожа, Эллариссэ почти не знал Гилтиана как племянника, вот и не разорвал сердце этим убийством. И всё же ударил насмерть лишь на третий раз, а тебя он тоже дважды пожалел. Не искушай судьбу. Эллариссэ убьёт тебя и тогда станет демоном. Ты ему ближе, чем Гилтиан. Может, оно и к лучшему для нас, если сила Аватара пропадёт, но, думаю, не этого желает Неру. Тем более ты ранена, у тебя не хватит резвости.

— У меня не хватит резвости?

— Не умаляю твоих достоинств, но лучше эльфа никто с другим эльфом не совладает. Я убью Эллариссэ. Мой промах не обратит его в демона, а надежда на победу есть, пусть и малая.

— Он владеет той же силой, что и ты, а мощь его многократно больше. Ты себя загубишь, если промахнёшься.

— Пусть, — махнул рукой Лу Тенгру.

Дальше они сидели молча и грели руки о тёплый кристалл. Лу Тенгру не ждал, что госпожа начнёт его разубеждать, да и не сомневался: она всё поняла и наверняка с Ситинхэ успела побеседовать. Тысяча лет великожречества… невыносимо долго. Лу Тенгру чувствовал тяжесть лет, наполненных скитаниями, битвами и ухмылками Сагариса, раз за разом ускользавшего от удара, а звезда, освещавшая путь, уплыла на другой край вселенной.

— Нет, Лу Тенгру, ты не умрешь. Если мы защитим Секиру, от империи Нэти эльф должен подняться в Аберон. Ты — Воин Света, другой тебя не заменит.

— Если всё получится, то и подниматься не придётся.

Видимо, госпожа всё же заметила пляску теней на его лице, смурной вид и едва уловимую черту, выдавшую надежду на утешение. Он один. Только для одной Ситинхэ он бережет мир, в котором для него самого нет ничего.

В иглу теплее, обогреть её проще пещеры, но Лу Тенгру сильно устал, на руках унося Драголин к городу, и пару раз подумывал вернуться. Уж такая воительница нигде не замерзнет, а ему ещё долго метаться в этой ледяной пустоши, выискивая, высматривая. Может, удастся выгадать момент и ударить Аватара. Лу Тенгру желал его гибели. От собственных рук или нет — неважно, только чтобы его больше не существовало, чтобы ему воздалось за сломанную жизнь Лу Тенгру.

В конце узкого коридора Шакилара и Фатияру ожидало самое страшное.

— Положи копьё, убогий, или этот оборотень умрёт! Тебя тоже касается, феникс! — прогрохотал Сагарис, и раскатистое эхо прокатилось под сводами пещеры.

Демон поставил ногу на олений череп, надетый на голову отверженного. Косматый проводник, сородич поваленного, взвыл, но Шакилар рукой подвинул его назад, заодно прикрывая собой и Фатияру.

— На что ты рассчитываешь? — продолжил Сагарис. — Я всё равно быстрее тебя, ты ничего мне не сделаешь. Лучше спаси свою жизнь и остатки своей прогнившей империи.

Оборотень под его ногой зарычал, но Сагарис надавил сильнее, почти впечатывая лицо отверженного в камень.

Шакилар не смел дрогнуть, держался прямо, хотя тревога пыталась связать в узлы внутренности. Даже встреча с Аватаром не была столь жуткой, хотя и на кону стояло куда больше. Но рядом был Гилтиан. Без него Шакилар ощущал собственную смертность, то, что может проиграть.

— Ты в меньшинстве, а запросто сбежать из этих пещер не выйдет. Отпусти оборотня. Это первое. Второе — говори, где Секира и что с ней стало.

— Какой ты смелый, маленький принц, — прошипел демон.

Красную молнию поглотило Пламя Земли, но сквозь руки Шакилара прошёл разряд. На миг принц растерялся, и вокруг него вспыхнуло зелёное пламя, отрезав коридор от залы. Боль ослепила, и Шакилар рухнул на колени, а сверху на него легла Фатияра, исцеляя.

— Туши, туши! — гремело над ними.

Вдруг стало сыро и дико холодно. Шакилар открыл глаза, которые защитил драконьими веками. Вскочил, стряхнув с себя Фатияру. Холод ослабил едкое пламя, и косматый оборотень кинулся на Сагариса. Отвлёк от собрата, дал ему подняться, и вместе они навалились на демона, жаля его морозом. Вспышка — и косматый рухнул.

Шакилар метнул копьё быстрее, чем смерть настигла второго оборотня. От крика затряслась пещера. Сагарису разодрало крыло и прибило к камню, но через боль демон вырвался, и, забыв про оборотня, кинулся на Шакилара.

Раздался треск. В этот раз лозы посоха Фатияры поглотили молнию, а сама она, покачиваясь, смотрела только на Сердце Руны. В нём оживал огонь.

Сагарис попятился, скалясь, а Шакилару до меч-копья ещё добраться было нужно.

— Уползай, демон, — грозно произнесла Фатияра.

Он скрылся в расщелине, раненный и опозоренный. Его жертва ещё не успела остыть, и как не пыталась Фатияра пробудить в ней жизнь — бесполезно. Красная молния убивала мгновенно.

Утерев лицо рукавом, Шакилар посмотрел на незнакомого оборотня, видом напоминавшего Ойнокорэйта, разве что заросшего мхом. Отверженный похрипывал, и Шакилар догадался, что оплакивал сородича.