Она положила руку на плечо. От огромной страшной раны остался широкий розоватый рубец — вечное напоминание.

— А в них, — Фатияра кивнула в сторону оборотней, — тьма и боль такие, что порой я забываю, что отверженные — не демоны. Это страшно, Ночжа. Если они отрекаются от разума, то их свет меркнет. Мне им нечего сказать, я даже для Аватара слов правильных не нашла.

— Ты не одна. Я буду с тобой и помогу тебе.

Пальцами Шакилар гладил её рану, и золотые огни плясали в его обсидиановых глазах. Во взгляде же таилась нежность. Фатияре одно время казалось, что драконы — те же камни, из которых сделана их бронь, но уже в чернильных линиях, выведенных на белоснежной, ракушечного цвета бумаге она увидела чуткость и тонкость народного духа. Переписка с наследником Ливнера поначалу была обязанностью, частью обучения, но вскоре Фатияра ощутила, как расцветает, подобно дикому шиповнику, улыбается, видя печать императора. Письма шли долго, но минуты, что Фатияра проводила за их чтением, стоили вечности.

«Я всегда тебя буду любить», — написала Фатияра однажды, затем, застеснявшись, как маленькая девочка, спрятала письмо в стол и много дней думала, отправить ли. Жизнь фениксов очень долгая, и, думалось, что слова не пропадут — всегда успеешь их произнести. Но однажды в царском саду Фатияра встретила Диларам. Старшая царевна прогуливалась под цветущими вишнями и почти растворялась среди белых лепестков. К племяннице повернулась не сразу, только после оклика. И тут Фатияра заметила в её руках свиток с драконьей печатью. Не имперской, попроще.

«Ты тоже переписываешься с драконом?» — спросила тогда Фатияра.

Диларам кивнула.

«С Дер-Су, да? Который спас тебя?» — вопрос был задан прежде, чем Фатияра успела его обдумать. Тень легла на лицо Диларам, а лепестки посыпались на её плечи.

«Она все ещё любит его. Уже две тысячи лет. Поэтому не вышла замуж. А я-то думала…»

В детстве Фатияра больше всего любила историю об отважном князе, бросившемся за возлюбленной с высокой башни. Он не мог превратиться в дракона, но Неру даровал ему крылья, увидев, как велика его любовь, и что он готов не только умереть ради неё, но и жить. Уже потом Фатияра узнала, кем был тот герой, и как всё случилось на самом деле, и настоящее оказалось прекраснее выдумки, пусть и немного печальнее. Судьба разъединила любящие сердца, злобный деспот не дал князю остаться с любимой.

Тут острая тоска кольнула сердце Фатияры: никогда она не будет вместе с Нэйджу. Для своих государств они — единственные наследники, ни один не уйдёт. Глядя на Диларам, стоило бы отречься от чувств и не обрекать себя на муки, но Фатияра вместо этого бросилась в свои покои. Судьба вмиг показалась хрупкой, и, если не бросить нить на другой конец пропасти, может, и не будет уже шанса связать два сердца. Любовь иногда сильнее времени, но стоит ей указать путь, проложить тропу.

«Я тоже всегда буду любить тебя».

Ни разу в жизни Фатияра не пожалела и сейчас ощутила, как окрепла её любовь. Такие простые слова, каждый их может сказать любому, но так редко звучат они, а весят больше всех земных сокровищ.

— Правда?.. Это здорово… именно ты помог Ие. У тебя получится.

— У нас обоих получится.

Фатияра смотрела только на Шакилара и уже растворилась в темноте его глаз, как вдруг кто-то засипел почти над ухом.

— Я отведу вас к теням, — произнёс О-рон; будто только этого и ждал.

Остальные отверженные продолжали заниматься своими мелкими делами, не обращая внимания на феникса и дракона. В их маленьких тёмных глазках едва тлела мысль. Через пару десятков лет разум окончательно потухнет, и расписные тарелочки превратятся в миски, а потом и вовсе будут раздавлены. Фатияра дрогнула. Ей стало холодно, хотя кровь ещё грела и не иссякли солнечные силы феникса.

«Что сказать им? Как вытащить на свет, пробудить дух?» Отчаяние — то, чего больше всего боялась Фатияра, то, что внушала Паучиха, вынуждая отказаться от настоящей жизни ради грезы. Только Фатияра знала, что её мечта осуществится. Тогда, на площади Имерлиха, она не сомневалась. Теперь же перед ней — тысячелетний лед в сердцах, мгла непроницаемая. И только Шакилар поддерживал в ней веру, что она не ложно убедила себя в собственном могуществе.

Они поднимались к леднику, и каждый шаг давался всё тяжелее. Фатияра чудовищно устала. Попросилась бы к Шакилару на плечи, но совестно было. Он сам заметил, как еле-еле она идёт и посадил на спину. Обняв крепкую и длинную шею, Фатияра размякла. Ей думалось, что не по подземельям её носят, а через ручьи в горной долине, чтобы царевна не поскользнулась и не изранила себе ноги.

— Кто здесь? — резко спросил Шакилар.

О-рон завертел головой, а Фатияра прижалась всем телом к доспеху принца.

— Ты накаляешься, — шепнул Шакилар, и она чуть умерила чувства, боясь его обжечь.

Из-за поворота выглянул некто сгорбленный и дрожащий. На его лице запеклась кровь, волосы потемнели, заплыл один глаз. Фатияра бросилась к оборотню, но он ударил её по руке, не дав себя коснуться. Уже через миг возле его горла блеснула пика.

— Не надо, — сдавленно произнесла Фатияра, и уже обращаясь к оборотню:

— Я помогу.

— Вы тут ничем не поможете, — косясь на пику, он сплюнул в сторону, показав, что часть зубов выбита. — Ещё не поняли, с кем имеете дело? Лучше уходите, а нам дайте на родине спокойно умереть.

— Вы не умрете, — ответила Фатияра. — Мы уже один раз прогнали Аватара из Даву, выгоним и из Нанрога.

— Дурная царевна, он ушел, потому что захотел. Ему всех нас чуть-чуть жаль, и, может быть, кто-то останется жив, если не попадется ему на пути. Вы лучше не сделали. Из-за вас зима накрыла эту землю. Возвращайтесь в свои страны или Аватар вас уничтожит.

— Не смей так говорить с её высочеством! — прорычал Шакилар, но прикосновением Фатияра успокоила его.

— Позволь мне исцелить тебя.

И снова потянулась к оборотню, медленно и осторожно. Даром убеждения Фатияра не владела, но ощущала в себе иную силу. Может, как и всякий феникс, источала свет Древа, которого жаждали все Живущие. Она узнала оборотня, летела с ним в одной корзине. Истощенного, с трясущейся челюстью и слипшимися от жира волосами.

— Мы должны были умереть там, чтобы холод не тронул наш дом. Теперь умрём здесь. Дайте нам сделать это спокойно. Аватара не победить. Проклятие не победить.

— Можно попытаться. Не побеждает лишь тот, кто не борется.

Фатияре показалось, что она видит себя в день боя с Паучихой. Ещё вдохновленная, ещё не потерявшая веру в лучший исход и то, что нынешняя жизнь — прекраснейшая. Искры летели из-под её ладони, сжимавшей посох.

«Если я простого оборотня не смогу убедить, куда мне соваться к демонам? Отступлю — проиграю».

— Живущие сильнее всех на свете, — спокойно и даже мягко произнёс Шакилар. — Не только мы поможем вам, но и наши народы. Все мы воюем за право жить.

— Кто ты, чтобы говорить за драконов?

— Тот, кто защитит их.

Вновь Фатияра заметила, что слова Шакилара сильнее действуют на собеседника. Оборотень чуть расслабился и позволил-таки Фатияре коснуться себя.

— Вы очень могущественные, — тихо сказал он, — только всё равно ничего не выйдет. Проклятие снимет только примирение всех оборотней, а такого не будет никогда. Я по своей тетке знаю.

— Тетке? — спросила Фатияра.

— Ядуле.

Это последнее, что он произнёс перед тем, как рухнуть без памяти прямо на руки царевне.

Слепой прыжок в одиночку — огромный риск, но Фео не выбирал: он боялся только демонов. Их не встретил. Сразу после телепортации бросило в лихорадку, ноги подкосились, и животом Фео упал на сундук.

В землянке ещё слышался запах сухих трав. Всего несколько дней среди зимы — и она уже казалась бесконечной, а всё за её пределами вспоминалось как сон или наваждение. Фео сжимал кристалл, отогревая пальцы, которые в серебристом свете Осколка походили на демонические. Одна мысль тянула за собой другую, и вот будто бы снаружи скреблись мертвецы Сагариса или тени проклятия, но сдвинуться, чтобы противостоять им, не было сил.