— Сама ты в прошлый раз чуть в обморок не грохнулась. Так что выбирай: моя рука или кресло, — подергал бровями.

— Только не кресло, — подхватываю его под руку.

Чувствую себя в нём инвалидом. Пока я ещё способна ходить самостоятельно.

На нас косятся, а у медсестринского поста шушукаются. Разнесла уже всем.

— Борис Васильевич, слухов не боитесь? — спрашиваю его в лифте.

— О нас? В такое только сумасшедший поверит! — смеётся.

— Вы плохо знаете женщин, они способны найти то, чего нет на самом деле. А высосать из пальца могут что угодно.

— Да мне-то что боятся? У меня жениха нет.

Вот гад! Радуйтесь, что Дэй сейчас вас не слышит.

— И про меня столько слухов ходит по больнице, что я уже отрастил толстую броню, которую ничем не прошибёшь, — повел меня через выход в небольшой сквер у клиники.

На пороге снимаю маску, в нос ударяет запах цветущей сирени, и я втягиваю его полной грудью, он кружит голову. Цветы мне не разрешают в палате, боятся аллергических реакций. Так что только так.

Проходя мимо куста сакуры, ловко ловлю кончик веточки с цветами и отламываю. Пахнет яблоками. Ммм…

Наша скамейка в затишье и на солнце пустая. Здесь проводим по паре часов в день, когда погода позволяет. Днём со мной любой, у кого есть время, вечером — с Дэем. Желательно поближе к темноте, чтобы можно было целоваться, больше позволить себе ничего не можем, нам запретили иметь близость.

Борису Васильевичу кто-то позвонил, и он отошёл в сторонку поговорить, размеренно вышагивая вдоль дорожки туда-сюда. Я достаю свой телефон. Надо кое-что прочитать по школьной программе для подготовки к экзаменам. По истории меня Гордей натаскал, а вот литература пока хромает. Есть несколько книг, которые нужно обязательно проштудировать.

Вопрос допуска ещё под вопросом, смогу ли я их сдать чисто физически, не потеряв сознание. Но я его добиваюсь.

— Борис Васильевич! — быстрым шагом приближается к нему помощница. — Я вам дозвониться не могу, занято всё время.

Он отрывается от разговора и смотрит на неё с раздражением. У него там, судя по подслушанному, обсуждается техническое обновление хирургического отделения.

— Что тебе? — прикрывает телефон рукой.

— Из лаборатории позвонили. Есть полное совпадение.

Он округляет глаза, смотрит на меня и улыбается.

— Сиди здесь и никуда не уходи! — командует и почти бегом устремляется к зданию больницы.

Помощница за ним.

Куда ж я денусь! — возвращаюсь к чтению.

С больничной парковки слышен рокот мотоцикла. А спустя время замечаю, что по направлению ко мне идёт Лёва с пакетом и каской в одной руке, вторую прячет за спиной. Высокий, широкоплечий, красивый. Медсестрички все глаза готовы сломать, когда он здесь появляется.

— Это тебе, — протягивает тюльпаны. — Дома на клумбе сорвал. Мать ворчать будет, но пофиг…

— Спасибо! — принимаю букет. — Меня будут ругать, но заверяю — завянут они в моей палате и не сегодня.

— Как ты? — садится рядом, положив руку на спинку скамейки.

— Держусь… Какой у меня вариант?.. Лучше расскажи, как дела в лицее.

— Обычно… Да! Мы додавили Селезневу, и она сдала вчера анализы. Пришлось лично ей мозги вправлять.

— Не надо было. Гнобить Крякву — это моя прерогатива. А тут все взъелись, что она отказалась.

— Теперь ей будет легче жить. А то девочки у нас сама знаешь какие.

— Догадываюсь…

— Я тебе кое-что принёс, — подаёт пакет.

В нём импортные лекарства и витамины, необходимые мне.

— Ты сдурел?! — ошалевше смотрю на него. — Они ж кучу бабла стоят!

— Батя был в командировке в Вене, я попросил его купить.

— Сколько должна? Я верну.

— Забудь! Считай подарок, — отмахивается.

— Не думала, что буду радоваться как ребёнок таблеткам, — смеюсь, хватаясь за лицо. — Но это реально крутой подарок.

— На здоровье! Я побегу, у меня тренировка. Послезавтра бой на чемпиона.

— Я буду держать за тебя кулаки, — сжимаю демонстративно.

— А я за тебя, — быстро целует в уголок губ и сбегает, оставив меня с открытым от удивления ртом.

— Макс! — удивлённый голос сзади.

— Да, Борис Васильевич? — поворачиваюсь к нему, пытаясь сосредоточить расфокусированный взгляд.

— Мы нашли донора!

Саундтрек: Гузель Хасанова — Не плачь

— Что это? — широкая улыбка озаряет бледное лицо Макс, вошедшей в палату.

— Романтический ужин, — отодвигаю стул, обложенный подушками, чтобы она села.

— В больнице?

— Какая разница где, — помогаю сесть. — Завтра операция и надо подсластить пилюлю.

— Наркоз общий, мне нельзя есть, — осматривает тарелки.

— Чуть-чуть…

— Спасибо! — берет за руку. — Ты из меня девочку делаешь.

— Я из тебя женщину сделал, что я девочку не сделаю, — усмехаясь, пожимаю плечами.

— Гад! Какой ты гад! — шлёпает по плечу.

— А завтра сделаю мамой, — притягиваю к себе за шею и целую. — Спасибо, что была решительной и упёртой.

— Я боец, бьюсь до последнего вздоха, — слегка касается своими губами моих. — Мы так и не выбрали имя.

— Я тут подумал… Как тебе — Ева? Первая женщина…

— Не первая, — умничает Макс.

— Отбросим предысторию!

— Мне нравится. Что оно означает? — складывает голову на руки.

— Дающая жизнь.

— Отличное имя! Я согласна…

Ужинаем почти в тишине, но нам и не нужно ничего говорить, за нас глаза всё сделают. Просто смотрим друг на друга и топимся в той нежности и любви, что плещется внутри у каждого. Слова излишни, кроме "люблю", которое я повторяю по десять раз на дню. Если вдруг нам отпущено мало времени, то пусть знает, что я с ней до последнего.

Но я гоню эти мысли поганой метлой из своей головы. Завтра роды, пара недель на восстановление, а потом Макс и донора ждут в московской клинике для пересадки. И мы все молимся, чтобы всё прошло успешно. Бабуля моя уже сотню свечек в церкви за здоровье обоих поставила.

Я приглашаю Максим на танец, она немного неуклюже из-за живота топчется на месте. Музыку включаем в наушниках, поделив их по одному, чтобы не беспокоить других пациентов. Мне разрешено здесь жить только потому, что мой дядя главный и палата платная.

"Не плачь… Ещё одна осталась ночь у нас с тобой… Ещё один раз прошепчу тебе: "Ты мой"… "

— Всё будет хорошо, Макс…

Очень хочется прижать её к себе так, чтобы у обоих дыхание сбилось от нехватки воздуха. Но там, в животике, моя дочка, мой маленький ангелочек, которому, не смотря на все протесты Максим, завтра придётся появиться на свет.

"Сама не знаю, как позволила себе, чтоб ты любовь мою забрал в тот час, когда тебя увидела и прошептала: "Да"…"

— Люблю тебя, — вжимаюсь губами в горячие и влажные губы Макс, повторяя слова песни. — Моя на век…

Я знаю длину коридора у кабинета дяди Бори. Ровно сто сорок восемь шагов. Пять раз проверил и захожу на шестой круг. Ермолаенко и мои родители сидят в кабинете. Вера Юрьевна в предобморочном состоянии, мама с корвалолом, отцы с коньяком. Все на нервах.

Дядька сказал, что операция быстрая, что ж так долго-то тогда?!

Смотрю на часы. Прошло полтора часа.

Если повернуть за угол и пройти немного, то можно попасть к операционному блоку, но меня оттуда санитарка выгнала, чтобы полы ей не топтал.

Я на таком взводе, что если ко мне подключить динамо-машину, можно электричество получать. Ещё и мысли херовые всё время в голову лезут.

— Угомонись, тигр! — подходит Полозов. — Пошли, покурим, — тянет меня за шкирку к боковой двери на улицу.

Там уже Славка с Линой сидят на высоком бордюре клумбы, держатся за руки. Вроде встречаются, но я не уточнял. Не до них как-то было… Он тоже нервно курит, глубоко затягиваясь. Протягивает пачку, беру сигарету и прикуриваю.

Горький дым обжигает лёгкие, давлю кашель и делаю ещё одну глубокую затяжку.