— Решила за друга отомстить? — кто мешает нам поговорить во время боя, мы здесь одни.
— Мне больше делать нечего?! За свои поступки пусть отвечает сам. Он не маленький, а я ему не мамочка, — ударяет локтём мне в живот.
— А позавчера ринулась к нему, — блокирую удар.
— Ты прекрасно знал, что он не устоит против тебя. Ты синяк его видел?
— Видел. Мне не понравился разговор, который вы вели, — поворачиваюсь, наблюдая за ней, пока она кружит вокруг меня.
— Не надо было подслушивать, — замах ногой, но я отклоняюсь.
— Извини, случайно вышло.
— Ты вёл себя, как ненормальный. Это ревность? — вскользь по щеке.
— А если так? — отбиваю её удар коленом.
— Ты сказал " любимая девушка", — напоминает.
— Серьёзно? Не помню… — улыбаюсь, увиливая от ответа, за что получаю нехилый удар с ноги в плечо. — Ауч!
— Шевелите задницей, Гордей Петрович! Пока я вам её не отбила. Не нужно меня жалеть.
— Не хочу портить красивое личико. Оно мне нравится.
— Вам ещё до него достать нужно, — очередной разворот и удар ногой.
Больно…
Хватит! Надоели мне эти игры.
Уворачиваюсь, подныриваю под неё и кидаю на маты, разводя и фиксируя её руки и ноги.
— Всё, звездочка, бой окончен.
Макс дёргается, в попытках освободится, но я держу мёртвой хваткой.
— Это не по правилам.
— Межполовой бой — тоже не по правилам, — смотрю ей в глаза.
Потом взгляд скользит по её фигуре, задерживаясь на животе. Кровь начинает сильнее шуметь в голове.
— Носи закрытые майки, твой пресс слишком хорош, вызывает бурные фантазии.
— Не смотри, если тебя штырит от него, — пытается освободиться, даже зубами скрипит.
— Не могу, он мне нравится с первого дня, как увидел.
— Да я помню — пялился на меня в лагере постоянно.
— Не постоянно, не преувеличивай, — смеюсь, а сам склоняюсь к ней, будто отжимаюсь. — Макс, что ты ко мне чувствуешь? — спрашиваю зачем-то.
— Сейчас? Желание хорошенько тебе врезать. И сделаю это, когда освобожусь, — злится.
— Не делай вид, что не понимаешь.
Она вдруг расслабляется и смотрит прямо в глаза.
— Не знаю… Со мной раньше такого не было, — честно, мне нравится, что она всегда такая откровенная.
— И со мной… Но рядом с тобой всегда бабочки в животе.
— Психологи, кстати, говорят, что это признак токсичных отношений, — умничает.
— Перестань читать всё, что тебе попадается на глаза, — хмурюсь, а сам смотрю на её губы.
Вот они в паре сантиметров всего, бери и целуй. И я целую… Заставляю приоткрыть рот и проникаю языком внутрь. Отпускаю её руки и обнимаю за талию, устраиваясь между раскинутых ног.
Чёрт! Эта поза сносит голову.
Мы так близко, я чувствую её, а она меня. В данный момент я очень жалею о своём обещании, что не буду подталкивать Макс к близости. Я хочу её так, как никогда и никого. Всегда желание возникало к девушкам в то время, когда мы были уже готовы к сексу, а тут даже мысли заводят. А думаю я о ней почти всегда.
Опускаю руку и погружаю её под резинку шорт, сжимая ягодицу. Ловлю в своих губах её слабый стон. Провожу по внутренней части бедра до промежности. Она вздрагивает и начинает трепетать. Легкие поглаживания через ткань. Макс закидыет голову и я вижу, как сглатывает.
— Нравится? — шепчу на ухо.
— Это что-то новое…
— Ты себя когда-нибудь ласкала?
Она в мгновение трезвеет, приподнимается на локтях и глядит, широко открыв глаза.
— Я похожа на больную?
Отпускаю её и сажусь рядом.
— Причём здесь это? Любить своё тело — это нормально. Ты же наверняка это читала.
— Теория и практика — разные вещи. Ты, я так полагаю, себя регулярно " любишь", — брезгливо отодвигается от меня.
— Иногда…
Из-за тебя, между прочим! Но Макс знать это не обязательно.
Она встает, чтобы уйти с ринга и направляется к канатам, снимая перчатки.
— Макс, я не хотел тебя обидеть! — кричу в след.
— А я на больных онанистов не обижаюсь, — кидает на ходу и скрывается за дверью раздевалки.
Поговорили, блин! Вот кто тебя за язык, Калинин, тянул?!
Глава 31
Саундтрек: Даша Эпова — Осень
На дворе ночь, а я у дома Макс гипнотизирую её окно. Какого хрена я здесь? Просто не могу уснуть, если не увижу. Чего проще — позвони и попроси выйти? Не спит ведь, виден свет лампы. Но я стою и кручу долбанный телефон в руке, боясь набрать её номер.
Сыкло!
" Макс, выйди на улицу".
Сообщение улетает адресату. В ответ:
М: " Ты время видел? Что я маме скажу? "
Я: " Под окнами кто-то мяукает… Макс, пожалуйста".
М: " С ума сошёл? Глупее причины я не слышала".
Я: " Придумай что-нибудь".
В окне появляется на пару секунд её силуэт и исчезает.
Ответа нет.
Через пять минут она, как вор, крадучись выходит из подъезда.
— Ты нормальный? Ночь на дворе, — шепчет, подходя ко мне.
— Темнота — друг молодёжи.
— Ага, в темноте не видно бьющих рожи. Надеюсь, ты ко мне после процедуры "любви" приехал, — издевается.
— Ты мне это ещё долго припоминать будешь?
— Конечно. Ты мне напрямую сказал, что дрочишь.
— Фу, Макс! Слово-то, какое противное!
— Зато в самую точку. Прости, но у меня с этим большие проблемы, ненавижу тех, кто " это" делает, — брезгливо ведёт носом.
— Значит всех. Все этим занимаются. За исключением тебя. Но ты у нас святая.
— Представь себе! Я такой херней не страдаю и как-то не умерла, — грубо.
— Вам девушкам проще…
Мой запал на ссору вдруг пропал, я не за тем сюда приехал. Окинул её взглядом, по лицу поползла улыбка. На ней милая девчачья розовая пижама с серым зайкой и теплые тапочки с заячьими ушками. Ободочка на голове только не хватает. Вместо него два хвостика. Чёрт, сейчас она похожа на настоящую девочку.
— Чё ты лыбишься? — смотрит на себя и запахивает куртку, которая одета поверх пижамы.
— Миленько, — давлю смех. — Зря закрылась. Тебе идёт.
— Дома холодно, отопление ещё не дали.
— Я понял, — хихикаю.
— Да иди ты! — обижается и собирается уйти.
— Стой, ну не уходи. Обещаю, я больше не буду, — хватаю её за руку и возвращаю. — Мне нравится, правда… Просто я привык видеть тебя в другой одежде, более мужской что ли. А тут такая девичья пижама. Твой образ жизни совершенно не вяжется с твоей одеждой.
— Это мамин подарок… Она обижается, если я не ношу то, что она дарит, — оправдывается.
— А если я тебе что-нибудь подарю, ты наденешь? Я люблю кружевное бельё на девушках, — пытаюсь заставить её смутиться.
— Не надену!
— Почему? — тяну её к себе за руку.
Она холодная. Беру обе ладони в свои и дышу в них, чтобы согреть.
— Оно неудобное, — смотрит на мои действия.
— Уже надевала? Удивляешь. Пойдём в машину, там печка.
— Нет. Я лучше домой пойду, — вытягивает свои руки из моих.
— Не отпущу, — обнимаю и прижимаю к себе.
— Ведёшь себя, как школьник, — упрекает меня.
— Это плохо? — утыкаюсь носом в её шею и слегка целую.
От неё пахнет малиной.
— Не знаю…
— Подумаешь немного инфантильный. Все мужики такие, — слегка прикусываю мочку уха, она громко вздыхает.
Обнимает меня за пояс и просовывает руки под кофту. Вздрагиваю от её обжигающе холодных ладоней. Какая разительная перемена. Началось всё с обвинений, что я онанист, а теперь сама прижимается ко мне.
— Заморозить меня решила?
— Немного. Ты такой тёплый, — неожиданно ласково. — Пошли ко мне, — ошеломила своим предложением.
— А Вера Юрьевна?
— Она спит…
— Хорошо… Это что-то новенькое.
— Только сразу предупреждаю — ничего не будет!
— А зачем тогда зовёшь? — улыбаюсь.
Я и не планировал ничего такого.
— Холодно здесь.
Поднявшись в квартиру, тихонько прошмыгнули мимо спальни мамы Макс в комнату. Там тепло, в углу греет обогреватель.