Думаешь, я мечтал потерять голову от пацанки? Нет, никогда. Я думал, что встречу и влюблюсь в милую, скромную девушку, а не оторву без страха и совести. Женюсь, родим детей. Обязательно дочку, чтобы платьица, рюшечки, бантики, косички. А что мне светит с Макс? Я даже нарисовать картину наших отношений не могу, а семью и подавно. Не вижу я нас вместе.

С ней, как на пороховой бочке, с горящим фитилём в жопе — неизвестно когда рванёт. Сегодня она тихая и задумчивая, а завтра пойдёт витрины бить. И ведь не переделаешь уже, если сама не захочет.

А она не хочет… Это точно.

Чем больше думаю о ней, тем больше хочется вернуться в прошлое, на сутки назад. Снова почувствовать, как она обвивает руками мою шею, издаёт слабый стон от поцелуев. Не сопротивляется, когда трогаю и ласкаю её грудь.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Хватаюсь за голову и пытаюсь вытряхнуть её оттуда. Не помогает — плотно засела, как заноза. И нет, Славян, не в заднице. В голове, под кожей, в каждой клеточке… В каждом вдохе и выдохе, стуке сердца и мысли.

Похоже, я реально влюбился. Надо же было так влипнуть. Убежать уже не получится. От себя тем более не убежишь. Выхода два — смириться или бороться. Со вторым тоже проблема. Бороться с собой или бороться за неё. С кем? Конкуренции вроде нет.

Дурак ты, Дэй! С Макс придётся бороться, она в своих чувствах никогда не признается.

Два дня жила со спокойной душой, Калинин не доставал. Слегка кивал головой, если пересекались где-то в коридорах колледжа, или чуть улыбался краешком губ. Даже на обществознании не задирался ко мне и делал вид, что я такая же, как все, ученица, и не писал мне сообщений с желанием приехать.

Псих излечился или это временно, до следующего обострения? Пусть будет первое. По крайней мере, я надеюсь. Скоро в параноика превращусь, подпрыгивая на звуках телефона и моля всех кого можно, чтобы только не он. И Гордей молчит… Можно перекреститься.

Ты серьёзно?

Напрасно расслабилась. У того, кто там, на небесах, видимо какие-то свои планы, и они ни черта с моими не стыкуются.

Калинина я застукала у себя дома, сидящим за столом, распивающим чай с тортиком в компании матери и рассматривающим альбом с моими детскими фотографиями.

— Вот и Сима со школы вернулась, — растянулась улыбкой мама. — Будешь с нами чай? Гордей пришёл навестить Валентину Игнатьевну, она приболела, а я пригласила его к нам в гости.

Бросила уничтожающий взгляд на Калинина.

Что улыбаешься как дурик? Смешно тебе? Не пустили в окно, значит, пойдём напролом через дверь?!

Мать по тебе прётся. Не как от мужика, а как от варианта спихнуть дочь. Ну, мне так кажется… От такого зятя она бы точно не отказалась.

Выкусите! Ничего у вас не выйдет.

— Меня Макс зовут, — огрызнулась, выдергивая из его рук альбом. — У меня тренировка через полчаса, так что обойдусь без растижопы.

— Максим! — строгий окрик матери в спину. — Извините, — повернулась к Гордею.

Нашла перед кем извиняться. Знала бы ты, какие слова он мне говорил и где трогал, мам, гнала бы его сраным веником отсюда.

Хлопнула дверью своей комнаты, сделала пару глубоких вдохов и достала из шкафа рубашку и джинсы, переодеться на треню, не в форме же идти.

Успела надеть штаны и накинула рубашку, когда в дверь постучали.

— Не-ль-зя, — проговорила сдавленно, увидев, что в комнату уже вошёл Гордей. Повернулась к нему спиной и трясущимися руками начала застёгивать пуговицы. — Тебя учили вваливаться без приглашения?

— Твоя мама сказала, что нужно постучать, про нельзя входить ничего не было.

— Значит, она упустила самоё важное…

Чёртовы пуговицы! Почему вы не застигаетесь?

— Я разговаривал с Верой Юрьевной по поводу твоего внеклассного обучения, она считает это хорошей идеей, — его голос прозвучал ближе.

Он ко мне подкрадывается?

— Я уже сказала, ходить я на них не буду, — с трудом застегнула пару пуговиц на груди.

Да и хрен с ними! Пусть так будет — решительный поворот лицом к Калинину.

— Я тебя всё равно уломаю, — нагло улыбается.

Звучит двусмысленно.

— Прикольная у тебя комната. С одной стороны стена почёта, — показывает на дипломы, кубки и медали. — С другой — стена Ануки. Полное отрицание того, что сила есть — ума не надо, — подходит к шкафам с книгами, которыми забита вся стена и берёт несколько по очереди. — А судя по тому, что ты не спрашиваешь значение этого выражения, то знаешь о чём я.

— В курсе… Видела её.

— История, психология, классика. Где романы о любви? — снова улыбается, поворачиваясь ко мне.

— Война и мир, Евгений Онегин, Дубровский. Чем вам не угодили? В них есть про любовь.

— Я не про них, Макс, — подходит ближе. — Унесённые ветром, Поющие в терновнике. И что там ещё?

— Я такое не читаю, — смотрю на него снизу вверх, в глаза.

В горле пересохло. Его близость убивает всё моё самообладание.

— Почему? — загадочная улыбка.

— Мне не нравится…

Он рассмеялся.

— Пуританка ты, Макс. В средние века померла бы старой девой.

— По этому вопросу тебе лучше с моей бабулей пообщаться. Она тоже считает, что меня никто замуж не возьмёт. Не люблю я про любовь. А в средние века меня бы выдали замуж насильно, даже не спросив, — попробовала отвернуться от него, но он вдруг схватил меня за руку и развернул к себе.

— Что ты делаешь? — раскрыла ошарашено глаза, его ладони скользнули по моей талии и сцепились в замок на спине.

— Пуговицы надо застёгивать, а не соблазнять этим, — провел пальцем по животу от груди, оставляя только одну руку на моём позвоночнике, которой слегка погладил кожу. — Я же говорил — каждый сантиметр твоего обнажённого тела сводит меня с ума. Так что советую тебе носить тот дурацкий свитер каждый день… — приложился губами к моей шее.

— Отвали! — оттолкнула его и прижала руку к месту поцелуя. Горит. — У меня только прошлые засосы прошли. Не хватало ещё, чтобы мать нас застукала.

— Ты сама сказала, она без разрешения не войдёт. Макс, я соскучился… — опять притянул к себе.

— А я как-то не очень, — попытка оттолкнуть провалена, он сцепил руки так, что обездвижил мои.

Он псих! У него раздвоение личности. Один тихий и правильный, второй — с сорванной кукушкой.

Ты же знаешь, Макс, что раздвоение не так проявляется. Просто давит в себе истинную личину — наглую и хамоватую.

Зачем?

Только подонки оставляют здоровых потомков… Глупость конечно, но иногда я с ней согласна.

Тем временем он уже нашёл мои губы и жёстко впился в них. Вцепилась в него с желанием двинуть локтём, пусть отвяжется, но получилось совершенно противоположное. Ноги подкосились от горячей волны, которая словно молния прошлась по моему телу, и я почти рухнула на пол. Но он поддержал…

— Неужели я такой сногсшибательный? — прошептал в губы, на секунду отрываясь от них.

— Нет…

— А мне кажется — да. Ты словно измотанный противник виснешь на мне, — снова поцелуи, разжигающие страсть.

Мелкими шагами подталкивает меня к кровати, и мы падаем на неё. Несколько минут ещё целуемся, но в голову приходит осознание — мы в моей комнате, а за дверью мать. Выворачиваюсь из-под него и вскакиваю.

— Рехнулся? Там мама, — пытаюсь выровнять дыхание.

— Окей… Давай встретимся после твоей тренировки, — встаёт и подходит ко мне, протягивая руки для объятий.

— Нет! Я не буду с тобой встречаться! — уворачиваюсь.

— Просто пообщаемся. Обещаю…

— Ты вот это реально сейчас? — усмехаюсь. — Ты в моём доме, при моей маме сдержать себя не можешь. Что будет, останься мы наедине?!

— В чилауте я же себя сдерживал. А был пьян…

— Ты? Да если бы я тебя за руки не держала, в трусы бы забрался.

— Тебе нравилось, — подошёл вплотную.

Я растерялась. Впервые мне нечего сказать. Просто он прав… Мне понравилось, но признаться в этом — показать свою слабость. Моя пауза расценена им, как молчание, то есть знак согласия. А это провал. И нужно найти способ вывернуться из этой ситуации. Но у меня его нет. Увы…