Я выполняю его просьбу. И снова возвращаюсь к нему на ноги. Подаю пакетик.

— Нет-т. Это придётся сделать тебе, — произносит протяжно. — У меня лапки, — показывает гипс.

— Я… Никогда…

— Вот и научишься, — целует для храбрости, заставляя меня отбросить стеснение.

Дрожащими руками пытаюсь открыть упаковку. Не получается, она падает. Калинин хихикает, подхватывает и зажимает в зубах.

— ДёВгай, — сквозь зажатые челюсти.

Действительно выходит открыть. Пустой пакетик Гордей сплёвывает на пол.

— А теперь нежно надень.

Блин! Серьёзно? Прикоснуться к тебе там? Одно — чувствовать тебя в себе, а совсем другое — взять в руки то, чем ты это делаешь.

Киваю головой и немного отодвигаюсь, чтобы было пространство.

Он и должен быть такой большой?

Твердый, как камень, понятно, но как я могла в себя вместить такого? А ещё он очень горячий и пульсирует.

Неуклюже раскатываю презерватив по члену, немного защемив крайнюю плоть, на что Гордей слегка фсыкает.

— Всё нормально! — видит мой испуг.

— Прости…

Он только сильнее начинает целовать меня, поджигая мою кровь, как бензин. Она быстро по цепочке от губ разливается по моему телу и сжигает.

— Приподнимись немного, — шепчет Дэй.

Я послушно поднимаю попу, он направляет свой член в меня, а потом резким движение заставляет сесть. Меня пробивает боль. Второй раз тоже больно? Мне никто про это не говорил.

— Тсс, — держит меня, чтобы я не слезла с него.

Боль утихает, остается слабое жжение, но и оно проходит после порции новых ласк моей груди.

— Теперь вверх и вниз, как на лошадке, — выдыхает слова Гордей.

Я слушаюсь и снова выполняю его наставления. От этих движений немного больно, но не критично. А когда я начинаю течь от его покусываний кожи, так и вообще всё проходит. Только наслаждение струится по телу. Шумы и все звуки пропадают. Я слышу только наши синхронные стоны и хлюпание. Неужели мой организм способен выделять столько влаги?

Гордей откидывается спиной на кровать, оставляя меня одну продолжать страстную скачку. Он не смотрит, его глаза закрыты, а зубы то и дело прикусывают со стонами нижнюю губу.

Как понять, что он на грани? Когда придёт его оргазм? Мой вот-вот взорвёт моё тело на атомы. Интуитивно начинаю двигаться быстрее, чтобы достигнуть пика, дыхание, и без того сбивчивое, начинает прерываться. Я дышу через раз. Жарко, очень жарко… Пот течёт по всему телу ручьём.

Я слышу усиление стонов Гордея, они словно болезненные. Останавливаюсь и смотрю на него. Ему больно?

— Не тормози, — умоляет. — Чуть-чуть осталось…

Я продолжаю выступать в роли наездницы и через минуту мы оба кончаем.

В этот момент мой мозг просто накрывает какой-то взрывной волной. А Гордей громко стонет и заставляет меня сесть на него ещё глубже, из-за этого у меня в конвульсиях дергаются ноги.

Чёрт! Какое-то сладкое сумасшествие, отключающее реальность.

Не понимаю, почему я так этого боялась…

До Нового года всего четыре дня осталось. Вчера мне сняли гипс, и я почувствовал себя более-менее нормальным человеком. Несмотря на моё ущербное состояние, когда организм пытается жить по-новому, распределяя функции отсутствующего органа по другим, я решил не сидеть последние дни года дома, а выйти на работу, провести заключительные тесты перед каникулами. Не скажу, что сильно скучал на больничном, но ощущение дня сурка уже появилось. Только вечерами, когда приходит Макс, мои будни окрашиваются в цвета радуги.

Славян уже бесится из-за того, что после службы ему приходится ехать на ужин к родителям и зависать там допоздна, чтобы не мешать нам, наслаждаться любовь. А мы наслаждались ей сполна…

Макс — ученица что надо. Всего несколько дней и из зажатой невинности превращается в развратную искусительницу. В пределах разумного, конечно. Все радости секса я ей пока не могу показать.

Но это всё равно такой несравнимый ни с чем кайф, что я от одной мысли возбуждаюсь, как пионер.

— Гордей Петрович, поздравляю с возвращением в наши ряды! — произносит торжественно директор на всю учительскую.

— Спасибо, Лидия Федоровна!

Все такие доброжелательные, даже немного сковывает.

— Я рада, что вы поправились, — подходит ко мне Светлана Михайловна.

— Спасибо! — отрываю взгляд от журнала, в который смотрю, чтобы улыбнуться ей. — Не совсем ещё всё в норме, но уже можно жить, как обычные люди.

Она смотрит на меня с волнение. Видно, как её грудь высоко и часто вздымается.

Твою ж мать! Ну, обрати ты внимание на кого-нибудь другого, я — дохлый номер.

Но поговорить с ней откровенно у меня язык не поворачивается. Лучше уж пусть живёт мечтами, чем руки на себя наложит. Почему-то мне кажется она из слабовольных.

— Коллеги, сегодня новогодняя ёлка у выпускников и первокурсников, не забываем про дежурство. Помним — алкоголь и сигареты запрещены. А то они ничем не погнушаются, — дала наставления директриса.

О, да! Я в одиннадцатом классе на новогоднем вечере напился в хлам, потом ещё день вертолёты ловил, а ночью звал Ихтиандра из унитаза и маму.

Хотел бы и я сейчас так же отрываться, не думая о том, что обо мне подумают. Всё же, кажется, учащиеся нетрезвы. Если честно, я и не следил строго за их моральным обликом и тем содержимым, что они пронесли в сумках в колледж. Сам бы поступил на их месте точно также.

— Скучаешь? — приваливается к стене рядом Макс.

— Немного… Жду, когда эта вакханалия закончится, и мы поедем домой.

— Я тебя разочарую, но отсюда мы едем к Петрищеву тусоваться дальше. У него родители свалили и у нас «корпоратив», — хитро косится.

— Издеваешься? — поворачиваюсь к ней.

Внутри начинает зарождаться ревность.

— Нет, — проводит легонько пальцем по моей рубашке, оставляя на коже под ней горящий след. — Лина хочет поехать, не могу я её одну оставить. Должен же кто-то приглядеть за ней и сохранить для твоего брата.

— Вот пусть сам и следит. У него самого сегодня корпоратив на работе. Кто бы за ним присмотрел, наверняка оторвётся по полной, со всеми вытекающими последствиями.

— Ты должен его остановить.

— Как ты себе это представляешь? За хер его держать? Я ему брат, но у нас не настолько близкие отношения.

— Пошляк!

— Какой есть… Пойдём ко мне в кабинет, пока все здесь, — шепчу ей на ухо.

— С ума сошёл?! — качает головой. — На нас и так косо смотрят.

— Так ты мне сразу под рубашку залезь, а не только поглаживай, — опускаю глаза на её руку, покоящуюся на моей груди.

Она её резко отдёргивает, словно обожглась, и осматривается. Смешно. Какая же ты ещё глупая и несдержанная.

— Это на автомате… — прячет глаза.

— Я так и подумал, — давлю смех.

— Гордей Петрович, можно пригласить вас на танец? — подходит и, краснея, спрашивает Метлина.

Я бросаю взгляд на Макс, но она делает вид, что минуту назад не пыталась меня соблазнить своими ручками. Выражение лица равнодушное и скучающее.

Ах, ты вот так!

— Да, идёмте, — соглашаюсь на предложение Светланы, чем повергаю Макс в шок.

— Сама виновата, — отвечаю только губами на её немой вопрос "какого хрена?"

Видела бы она сейчас себя, её буквально разрывало от ревности. Надулась, как рыба фугу, только колючек нет.

Всё же я веду себя максимально этично и не позволяю себе грязных танцев, которые мы устраивали с Макс в клубе. Уф, там был пожар! Светлану даже обнимаю не за талию, а держу руку на уровне лопаток.

— Вы действительно очень тесно дружите с Максим, — выдаёт Светлана.

Знала бы ты насколько тесно. До слияния тел…

— Да, наши родители давно и крепко дружат.

— Мне кажется, она относится к вам не как к другу, — покрывается румянцем.

Господи, где таких наивных делают?!

Какая дружба? Я в подобные вещи не верю. Мужчины держат женщин во френдзоне только в одном случае: когда не будет никого подходящего рядом — они трахнут подругу.