Прямо ему в лицо, не отрывая от него взгляда. Кажется, сейчас кто-то ещё в этом кабинете взорвётся. Гордей подходит и отбирает у меня наушники, вытащив прямо из ушей.

Эй, это мои аирподсы!

Открываю рот надерзить ему, но он жестом руки приказывает мне захлопнуть его. И прячет наушники в карман.

— Получишь, когда решишь тест на пять.

Значит — никогда. Потому что я его решать не собираюсь. Ставлю наобум галочки в ответах и протягиваю ему листок. Он не смотрит в него и кладёт на стол за своей спиной. Протягивает ещё один бланк. Точно такой же.

— Я сказал на пять, — цедит сквозь зубы злобно.

От его тона у меня мурашки по телу побежали.

Ну, пожалуйста! Хнык… Я не хочу на олимпиаду. У меня соревнования скоро.

Тренер — не ты, он нянчиться не будет. Рявкнет так, что сердце в пятки уходит. Вот его я боюсь, точнее трепетно уважаю. Филипчук — мужик строгий, у него не забалуешь. С ним бы я такое, как сейчас, себе не позволила.

Мягкотелый ты, Калинин. Заорал бы, что ли для приличия.

Нет? Ну и дурак.

— Макс, рожай быстрее, мы с тобой уже здесь вдвоём полчаса сидим. Все давно решили и ушли.

— Тест сложный, — бубнит, подпирая ладонью щёку.

— Не ври. Для тебя — это орехи.

— Не говори про еду, я есть хочу, — переваливается на другой бок.

— Вот ответишь, и поедем, поедим куда-нибудь.

— Не хочу я, — ноет, положив голову на парту.

— Есть не хочешь? — давлю на слабое.

— Кушать я хочу. Тест твой решать не хочу. Нахрена мне эта олимпиада? — возмущается, прикрывая лицо рукой.

— Так причина только в этом? — усмехаюсь.

— Да. Некогда мне на слёты ботанов ездить. У меня скоро соревнования одни за другими будут, — потирает затылок.

— Не хочешь — не надо. Толку от этих олимпиад мало, если только не всероссийская победа. Но я тебя так быстро до такой не натаскаю.

Макс быстро ставит галочки в правильных ответах и подаёт мне листок.

— Можешь, когда хочешь.

— Да, я ещё кое-что умею, — подходит ко мне, поднимается на цыпочки и целует в губы.

— Вау! Прямо здесь? И не боишься?

Подсаживаю её на стол, обхватываю лицо руками и целую. Моя сладкая любимая девочка сводит с ума одним прикосновением губ.

— Макс, не шали, — чувствую, как её рука проникает ко мне в карман.

— У тебя кое-что моё, — забирает наушники.

— Кстати, это был перебор, — шепчу в губы. — Ты мешала другим…

— Прости, но мне было скучно. Давай ты дашь мне список тем, и я буду приходить только на те занятия, что мне интересны.

— Нет. Ты будешь ходить на все, — рывком прижимаю к себе и снова целую.

Мы теряем счёт времени и всякий страх, забывая, где находимся. И поплатились за это. Краем уха улавливаю отчётливый стук в дверь.

Фак! На пороге Селезнева.

— Я шапку забыла, — произносит сдавленно, глядя на нас.

Она находит её под партой и направляется обратно к выходу, молча уходит, покосившись на нас и долбанув дверью.

— Попадос, — отпускаю любимую.

— Она давно знает. Это Селезнева была тогда летом на реке, — откровенничает Максим.

Охренеть!

— И как давно ты уже в курсе?

— Она через неделю мне фотки скинула. Шантажистка… Думаешь, почему я её до сегодняшнего дня не трогала? Это была сделка. Я молчу, она тоже.

— Зачем сегодня тронула? Ты нас подставляешь.

— Пусть не лезет на мою территорию, — злобно скалится. — Поехали есть, у меня тренировка через два часа.

— Подожди меня внизу, сдам ключи и приду.

— Окей, только не долго, иначе я съем тебя, — прошлась пальчиками по моей груди.

А она не такая уж и невинная. Или быстро учится?

— Почему вы ненавидите с Селезневой друг друга? — спросил у Макс в кафе.

Старая мысль помирить их ещё жива.

— Не порть аппетит, я не хочу это вспоминать, — сжала челюсти.

— Вы были подругами, но почему-то поссорились.

— Мы дружили всего год. А потом она поступила, как конченая сука. Я не прощу такое.

— Что произошло, Макс? — взял её легонько за руку.

— Это неприятная, даже мерзкая история, — скривила губы.

— Расскажи… Пожалуйста…

Она долго смотрела на меня, а потом заговорила:

— Мне было четырнадцать. Мы год уже жили в этом городе, сначала меня родители отправили учиться в восьмой лицей.

— Я там учился.

— Ну да, школа для отпрысков толстосумов. Там я проучилась месяц, ездить в неё было далеко и неудобно, поэтому меня перевели в нашу школу. Тут я познакомилась с Селезневой, сошлись на фанатской любви к одной группе. Не спрашивай какой, я уже переросла увлечение ей.

Однажды после школы пошли к ней домой через парк, решили срезать путь напрямую, по дорожке, которой мало кто пользовался, — она сделала паузу. — Из кустов вышел мужик в плаще на голое тело, достал свой… и начал дроч… Пфф, — засмущалась. — От увиденного я вросла в землю. А Селезнева оказалась шустрой и сбежала, оставив меня с ним одну. Я просто стояла и смотрела, как он это делает, а в голове крутилась мысль: что если потом он на меня накинется? Но не убегала, не знаю почему… Тогда я не знала про таких больных. Слышала, но подробностями не интересовалась. Они не нападают на жертв, им важен процесс созерцания их изврата. В общем, он кончил и свалил. А я стояла и понимала, что меня сейчас морально поимели. Это не порно втихаря от родителей посмотреть, это перед моими глазами было.

Но это не самое страшное… Селезнева побежала не домой, а в школу и рассказала всё директорше. Меня потом ещё долго таскали по врачам, психологам, проверяли моё физическое и душевное здоровье. Одноклассники издевались и смеялись. Да и вся школа тоже… В один прекрасный день я не выдержала и оттаскала Крякву за патлы посреди школьного коридора. А на следующий пошла и записалась на тайский бокс. Я два года тренировалась и искала этого извращугу в парке, когда нашла — отметелила так, что, надеюсь, он забыл, как лысого на людях гонять. Когда вышла на него, кстати, он перед двумя маленькими девочками прибором своим тряс. Им лет по десять всего было…

— Охуеть!.. Прости, вырвалось, — поднял руки в оправдание.

— Ничего. С тех пор мы и не дружим больше. С мальчишками проще, они не предают.

— Она же хотела как лучше, — попытка переубедить.

— А сделала только хуже. Мне пришлось пройти через тучу унижений. А потом добиваться уважения кулаками. Парни быстрее, кстати, подобное забывают и проникаются к тебе дружбой.

— Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. Кто-то всегда хочет большего — любви.

— До недавнего времени я верила, но сейчас не уверена…

— Из-за Фролова?

— Из-за тебя! Я друга потеряла. Он не разговаривает со мной, даже не смотрит в мою сторону.

— И зачем? Ты только ранишь его. И вообще, мне не нравится ваше общение. Я ревную, — посмотрел строго.

— Я как-то пережила ту белобрысую из Сочи и ничего, — напомнила мне.

Она меня будто в дерьмо мокнула.

— Я был свободен и активно боролся со странной одержимостью тобой. Я тогда и понятия не имел, что влюбился.

— Неужели никогда не влюблялся?

— Влюблялся, — снова вспомнил об Аньке. — Но всё было по-другому. Да и плохо я с ней обошёлся, сейчас очень об этом жалею.

Плохо — это слабо сказано. Как скотина поступил.

Аня пришла к нам в середине учебного года в девятом классе. Маленькая, миленькая, скромная. Я сразу влюбился, даже устроил так, чтобы мы сидели за одной партой. Год я по ней вздыхал, пытался проявлять активность, приглашал в кино и погулять, но она всегда отказывала. Я стал специально общаться с другими девчонками, сосаться с ними на переменах на её глазах, но она лишь молчала и отворачивалась. И я плюнул на эту любовь, стал вести разгульный образ жизни. Странно, но чувства быстро сошли на нет.

После выпускного в одиннадцатом родители сняли для всего нашего класса загородный дом, и мы поехали отмечать праздник туда. Алкоголь лился рекой…