— Но так больше продолжаться не может. Пора вернуться в реальность, — продолжаю гнуть свою линию я, не обращая внимания на вопрос.

— Я тебя не понимаю, — хмурит брови, демонстрируя морщину на переносице.

— Эрик, мне больно это говорить…Но будет лучше, если мы поставим точку, — тихо констатирую я.

— Какую еще точку? Кому будет лучше? — болезненно реагирует Эрик. Он не кричит, но от его голоса по телу пробегает ледяной холод. — Саша, если ты не хочешь ехать в Америку, мы не поедем. Что-нибудь придумаем, — Отматывает разговор назад Эрик, пытаясь в очередной раз разрешить проблему. Он выглядит очень встревоженным, но старается держать себя в руках.

— Ты меня не слышишь, — чувствую, как кровь отливает от моих щек.

— А что ты хочешь, чтобы я услышал? — говорит сам не свой. — Чтобы поверил в этот бред?

— Это не бред, — смотрю Эрику в глаза. — Нам лучше расстаться. Прости.

Не знаю, как мне хватает духа произнести это. Эрик проводит рукой по лбу, волосам, подбородку. Потом приближается ко мне, берёт за плечи и впивается взглядом. Он похож на раненного зверя.

— Что ты такое несешь, Саша?

Я стою будто кукла, не в силах пошевелиться. Мир превратился в сплошное белое пятно, мысли разбегаются в разные стороны.

— Ты что, действительно этого хочешь? — вены на висках Эрика вздулись и пульсируют.

— Хочу, — ледяным тоном отрезаю я.

Молчание.

— Не понимаю. Почему?

Смысл вопроса доходит до меня не сразу — слышу лишь набор звуков. Сердце колотится как сумасшедшее. Выхода нет. Мне придется сказать это. У меня не должен дрогнуть ни один мускул, иначе он ни за что не поверит и не отпустит меня. Собираю всю волю в кулак.

— Потому что я не люблю тебя, — выдавливаю из себя я.

Эрик замирает, долго и пристально сверлит меня взглядом. Между нами нет и десяти сантиметров. Вижу нездоровый блеск в его глазах. Мне становится не по себе.

— Этого не может быть, — отрекается от моих слов Эрик. — Я тебе не верю.

— Я не люблю тебя. — Как будто со стороны слышу свой голос. Жесткий. Безразличный. Мне самой становится страшно от того, как я это сказала. Не шевелюсь. Эрик стоит как вкопанный. Даже забывает моргать. Наконец, разжимает пальцы, отпускает меня и отшатывается, будто пьяный. Бросает леденящий взгляд, от которого мою душу разрывает на части. Смотрит несколько секунд, а после разворачивается и уходит.

Мне нужно догнать его, схватить за рукав, признаться, что всё сказанное страшный обман. Обман во спасение. Но я гляжу ему вслед и не делаю ничего. Эрик уже далеко, я едва различаю силуэт. Оцепенение не отпускает меня. Слёзы градом катятся по окаменевшему лицу. Стою на месте минуту, час, вечность…Сколько времени нужно, чтобы похоронить собственную жизнь?

— Прости меня, любимый. — Сами собой льются из уст слова. Их слышит только шелестящий ветер. — Я люблю тебя больше всего на свете. Больше жизни.

Не понимаю, как добираюсь до дома. Светло или темно на улице? Сухо или промозгло? Есть вокруг люди или ни души? Я ничего не осознаю, не вижу, не чувствую.

День сменяет ночь. Ночь — день. День — ночь. Ночь — день…

Это конец.

Ровно две недели я существую без Эрика. Говорят, со временем становится легче. Не знаю. Моя боль как изводила меня на “десятку”, так и изводит. Пожалуй, она даже слегка прогрессировала за то время, что я лежала и медленно умирала в своей квартире. Я взяла отпуск, ни с кем не общалась и игнорировала звонки.

Раздается звонок в дверь. Делаю вид, что меня нет дома. Я не готова ни с кем разговаривать и не собираюсь открывать. Звонящий не сдается. С каждой минутой дребезжание становится всё противнее. Даже подушка, натянутая на голову, не помогает. Я начинаю тихо изнывать от злости. Что за ерунда происходит!

— Уйдите, — еле слышно бормочу я. — Меня нет дома.

Невыносимый человек за дверью нажимает на кнопку без перерыва. Мой мозг сейчас взорвется. Через силу поднимаю свою тушу из кровати. В дверь начинают колотить. С трудом доползаю до двери и открываю. На меня смотрит Маша. Она медленно меняется в лице. Мне хочется нарычать на Точилину, но я лишь издаю какой-то нечленораздельный звук и медленно тащусь обратно к кровати. Подруга протискивается мимо меня в прихожую. Закрывает дверь, пока я бреду назад в постель. Маша так громко шебуршит, что я натягиваю одеяло на голову, лишь бы ее не слышать. Не хочу ни с кем разговаривать, даже с подругой. Машу не заботят мои желания — она бесцеремонно заходит в спальню и усаживается на кровать.

— Ты похожа на живой труп, — пытается задеть меня Маша.

— А ты на демона из преисподней, — еле слышно отбрыкиваюсь я.

— Когда ты последний раз ела?

— Не помню.

Маша вздыхает и удаляется на кухню. Через какое-то время в нос бьют ароматы готовящейся еды — жарящихся яиц, помидоров и специй. Начинаю дремать. Маша теребит меня за плечо:

— Ешь.

— Я не голодна.

— Если ты сейчас же не съешь всё до последней крошки, я вызову скорую и тебя заберут, — голос у Маши грозный и недовольный.

Смотрю ей в глаза, посылая полный презрения взгляд. Я знаю, она не шутит. На меня нападает паника. Приподнимаюсь и беру тарелку. Засовываю кусок в рот, лишь бы Маша отстала.

— Ты меня пугаешь, Лаврова. С каких пор ты стала мямлей?

— Отстань, Точилина. — Медленно жую. — И омлет ты пересолила.

— Что за ерунда происходит? Ты что, не понимаешь, что творишь?

— Что я творю? Я в отпуске.

— Такой отпуск может закончиться в могиле! Ты посмотри на себя, какая тощая стала. Разве хоть один мужчина на свете того стоит?

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Знаешь что? Пока ты тут чахнешь, твой Эрик цветет и пахнет. Он явно отлично кушает. А ты во что превратилась? В привидение! — зло смотрю на Машу. Как она смеет говорить мне про Эрика? Ее слова, словно пчёлы, прорываются в мой мозг и больно жалят. Неужели он хорошо выглядит? Неужели совсем не страдает? Глаза наполняются слезами.

— Зачем ты приехала, Маша? Добить меня? — откладываю тарелку.

— Затем, чтобы ты очухалась наконец! Придушила на корню эту размазню и вернула нормальную Лаврову!

— Я не могу, Маша. Лавровой больше нет. Осталась только размазня.

Маша садится рядом со мной, набирает в грудь воздух и начинает говорить самым спокойным тоном:

— IT-global хочет взять у тебя и Эрика большое интервью с фотосессией во вторник. Ты станешь персоной месяца. Они приедут в офис LifeLab. Ты понимаешь, что это значит? — Маша хватает меня за плечи и пристально смотрит в глаза. — Я не могу представить им вместо красавицы чудовище!

IT-global — самое влиятельное издание в сфере информационных технологий. Попасть туда мечтает любая высокотехнологичная компания. Такая публикация открывает очень многие двери. От изумления у меня открывается рот.

— Немедленно выбирайся из своей помойки и иди в душ. — Маша подходит к окну и распахивает рамы на полную. В комнату врывается поток свежего воздуха.

— Маша, неужели ты серьезно?

— Серьезнее некуда. Хватит разлеживаться. Я вижу проблески Лавровой. Давай воскресим ее из мертвых.

Маша подходит ко мне и помогает встать. А потом неожиданно притягивает к себе и крепко обнимает.

— Всё будет хорошо, девочка моя. Всё будет хорошо, — приговаривает подруга, поглаживая по спине. — Ты со всем справишься.

Как же мне не хватало, чтобы меня обнял и пожалел близкий человек. Начинаю шмыгать носом и наружу прорываются рыдания.

— Спасибо тебе, — обнимаю в ответ свою маленькую, но такую сильную Машу. Какое счастье, что она у меня есть.

Маша провозилась со мной словно нянька все выходные. По клубам, к счастью, не таскала, но выгуливала и постоянно заставляла есть. Два килограмма ко мне снисходительно вернулись, но по параметрам я теперь могу сойти за манекенщицу. Точнее за ее жалкое подобие, поскольку выгляжу не благородной ланью, а тощей, измученной лошадью. Чтобы привести мою внешность в порядок перед предстоящей фотосессией, требуются радикальные меры: Маша записала меня к визажисту и с трудом подобрала в шкафу подходящий наряд — вся одежда на мне теперь висит.