На следующий день, 30 августа, ГКО «в связи с объединением командования войск Северо-Западного направления и Ленинградского фронта» упразднил Военный совет обороны Ленинграда «с передачей его функций Военному совету Ленинградского фронта».

3 сентября 1941 года Василий Фомич Коньков ехал через весь Ленинград на Дворцовую площадь, где располагался бывший штаб главнокомандующего Северо-Западным направлением Маршала Советского Союза Ворошилова, а ныне Ленинградского фронта. Он не узнавал города, который некогда поражал его прекрасными площадями и дворцами. На перекрёстках дыбились надолбы, окна первых этажей зияли амбразурами для стрельбы из пулемётов и пушек, в небе неподвижно зависли аэростаты...

Так начинается глава «Легендарный Невский пятачок» книги воспоминаний генерал-майора В. Ф. Конькова «Время далёкое и близкое», командовавшего в Великую Отечественную войну под Ленинградом 115-й стрелковой дивизией, затем Невской оперативной группой и в последующем ставшего заместителем командующего 1-й гвардейской танковой армией[309].

Он ехал на доклад к маршалу. Думал: о чём докладывать Ворошилову? 115-я стрелковая дивизия вела тяжёлые бои под Выборгом, и вот теперь, к концу августа, бесславно отошла к Ленинграду. Хотя дрались с фашистами не хуже других, врагу от бойцов его дивизии досталось крепко. Но потери людей очень большие, за них предстояло держать строгий ответ.

В памяти Конькова всплыла встреча с Климентом Ефремовичем перед войной под Серпуховом. Тогда маршал произвёл впечатление деятельного, очень энергичного человека, военачальника с живым умом и твёрдым характером. Как он выглядит сейчас, когда обстановка вокруг Ленинграда такая тяжёлая — город в смертельной опасности?

Главнокомандующий принял комдива без проволочки, сразу же. Он показался Василию Фомичу тревожно-озабоченным, с печатью болезненной усталости на лице. Ворошилов вяло пожал Конькову руку, произнёс:

— Прибыли — хорошо. Доложите о состоянии дивизии.

Выслушав доклад, сделал некоторые замечания и отметил, что 115-я дивизия воевала неплохо. Василий Фомич облегчённо вздохнул.

— Вашей дивизии, товарищ Коньков, — сказал маршал, — следует срочно быть на Неве. Там созревает нестабильное для нас положение, противник устремился к Ладожскому озеру, хочет изолировать от него город. Зайдите к начальнику штаба Попову, он уточнит вашу новую боевую задачу.

Коньков обрадовался, что вновь встретится с человеком, который уже однажды покорил его своим обаянием, доступностью, широтой кругозора. Это было в марте 1941 года. Со штабными и полковыми командирами Василий Фомич возвращался из-под Выборга, где проводилась рекогносцировка местности. До отхода поезда ещё оставалось время, люди толкались на станционном перроне. Вдруг в окружении порученцев и охраны подошёл командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Он приветливо со всеми поздоровался и, обращаясь к Конькову, предложил:

— Товарищ генерал-майор, нам, кажется, по пути, прошу вас в мой вагон.

Это сразу расположило комдива к Попову. Василий Фомич с удовольствием принял предложение. Ехать в одном вагоне вместе с командующим округом предстояло несколько часов. Во время поездки Коньков чувствовал себя свободно, общался с высоким начальством, как он пишет в книге «Время далёкое и близкое», без робости. Попов оказался хлебосольным хозяином — вместе пообедали, не обошлось без ста граммов...

От Ворошилова Коньков отправился к начштаба фронта. Маркиан Михайлович встретил старого знакомого с большой теплотой... Дивизия Конькова сосредоточилась в районе Невской Дубровки и получила трёхдневный отдых. За это время она пополнилась находившимися там двумя истребительными батальонами народного ополчения (4-й и 5-й) и несколькими отдельными танковыми и артиллерийскими подразделениями. Ей предстояло в связке с другими частями, в частности морской пехоты, оборонять рубеж на правом берегу Невы от Овцина до Ладожского озера. Здесь предполагался прорыв 39-го моторизованного корпуса генерал-полковника Рудольфа Шмидта, на который германское командование возложило задачу «поставить точку» в окружении Ленинграда.

5 сентября Ворошилов побывал в 115-й дивизии.

— Надеемся на вас, Василий Фомич, — сказал маршал Конькову, осмотрев наиболее уязвимые участки обороны. — Держитесь упорно...

Бойцы дивизии Конькова держались стойко. Только остановить Шмидта они не могли. 39-й корпус немцев вышел к Неве с юга и перерезал железнодорожное сообщение с Ленинградом. 8 сентября его части взяли Шлиссельбург и тем замкнули блокадную удавку вокруг Северной столицы.

Танковые и моторизованные дивизии вермахта усиливали нажим на обороняющиеся советские части, которые под их натиском то здесь, то там оставляли отдельные участки укреплённых позиций. Гитлер поставил задачу войскам группы «Север» выйти к южному берегу Ладожского озера и замкнуть кольцо окружения вокруг города. Ставка требовала от командования фронтом стоять насмерть, любой ценой удержать немцев на подступах к Ленинграду.

В Директиве за № 001513 Военному совету Ленинградского фронта она не скупилась на порицающие ноты:

«Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончать с героями отступления? Ставка последний раз разрешает вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда»[310].

Основными силами фронта на тот период являлись: 8, 23 и 48-я армии, Копорская, Южная и Слуцко-Колпинская оперативные группы, во временном подчинении находился Балтийский флот. В дальнейшем в состав фронта будут входить и другие войсковые объединения.

4 сентября руководство Ленинградского фронта было вызвано на переговоры с Москвой по прямому проводу.

«— У аппарата Сталин, Шапошников. Здравствуйте.

— У аппарата Ворошилов, Жданов. Здравствуйте, товарищ Сталин и товарищ Шапошников.

Сталин. Я бы хотел, чтобы больше никого не было у аппарата, кроме вас.

Ворошилов, Жданов. У аппарата, кроме нас и двух телеграфистов, никого нет.

Сталин. Первое. Нам не внушает доверия ваш начальник штаба (Речь шла о М. М. Попове. — Н. В.) как в военном, так и в политическом отношении. Найдите ему сегодня же замену и направьте его в наше распоряжение.

Ворошилов, Жданов. Есть, будет сегодня же в точности выполнено.

Сталин. Второе. В Тихвине стоят две авиадивизии — 39-я и 2-я, обе они находятся в вашем распоряжении, но они не получают от вас заданий. В чём дело, неужели вы не нуждаетесь в авиации?

Ворошилов, Жданов. Для нас это неожиданная и приятная новость. Сегодня нам начальник штаба ВВС фронта доложил, что Тихвинский аэродром маршалом Куликом[311] забронирован для каких-то специальных целей и наши фронтовые авиачасти получили приказание от Кулика оттуда убраться. Нас никто не информировал об авиадивизиях в Тихвине, предназначенных нашему фронту. Сегодня же будут отданы соответствующие распоряжения.

Сталин. Вы нас не поняли. Обе эти авиадивизии являются вашими старыми дивизиями. Ваш фронт просто не знает или забыл об их существовании. Это характеризует бывшего командующего Северным фронтом, а ныне начальника штаба Ленинградского фронта, а также командующего ВВС Ленинградского фронта. Вы просто не знаете или не знали, а теперь от нас узнаёте, что в районе Тихвина, а не в самом Тихвине сидят ваши две дивизии, которые до сих пор не получали заданий. Кулик нашёл эти дивизии. Вот как обстоит дело.

Ворошилов, Жданов. Нет, мы не забыли о существовании этих дивизий, но эти дивизии получали и получают задания от начальника воздушных сил, и только нелётная погода последних двух дней мешала использовать эти дивизии. Кулик потребовал от этих дивизий перебазироваться в другое место. Всё.