Френкель спустя годы говорил, что своего текста «Марша» в точности не помнит, но видит, что теперь он сильно изменён. По скромности поэт называл себя не столько автором, сколько «родоначальником» этой песни.

С «Марша красной кавалерии» Климента Ефремовича Ворошилова станут называть первым красным офицером. Этим признавался его высокий военный приоритет среди комсостава Красной армии.

Почему пальма первенства была отдана именно Ворошилову? Возможно, потому, что он был командиром РККА, раньше никак не связанным со старой Русской армией. И ещё потому, что он — настоящий народный военный вождь, понятный каждому красноармейцу. Он родился и вырос в рабочей среде низовой, буйной Российской империи. Его, простого шахтёрского парня, на военный путь поставила революция. Поставила не случайно. С. М. Будённый говорил о Ворошилове: «Бой — это стихия, что неотступно привлекала его. Там он дышал полной грудью». М. К. Левандовский: «В боях под Ростовом я видел его (Ворошилова. — Н. В.) всегда впереди всех».

Впервые комсостав Советской Республики был назван красными офицерами в приказе Реввоенсовета от 14 февраля 1918 года (то есть чуть ранее официального создания Красной армии) в связи с выпуском курсов по подготовке революционных командиров. Затем прошли выпуски 1-х Петроградских кавалерийских — 1 августа и 1-х Петроградских пехотных курсов — 15 августа 1918 года. Все выпускники — бывшие унтер-офицеры (сержанты) царской армии и лишь один, самый заслуженный из них, георгиевский кавалер Александр Ильич Трасков, был вахмистром (старшиной). В списке выпускников он значился красным офицером номер один.

Когда была создана регулярная Рабоче-крестьянская Красная армия, её командный состав, красных офицеров стали называть красными командирами — краскомами. Со временем первых красных офицеров забыли. Впоследствии большинство из них были репрессированы, в том числе и Трасков.

И вот появился новый красный офицер номер один, им был назван Ворошилов.

В период становления советской власти мнения о Ворошилове были противоречивыми.

Андрей Евгеньевич Снесарев, военный руководитель Северо-Кавказского военного округа и командующий отрядами, оборонявшими Царицын, в своей докладной записке на имя председателя Высшего военного совета писал: «Товарищ Ворошилов как войсковой начальник не обладает нужными качествами. Он недостаточно проникнут долгом службы и не придерживается элементарных правил командования войсками»[3].

Снесарева поддержал Ленин, выступая на VIII съезде РКП(б) в 1919 году. Он сказал, что Ворошилов виноват в приверженности к старой партизанщине, не может и не хочет бросить её.

А белоказачий журнал «Донская волна» в феврале того же 1919 года отзывался о нём иначе: «Нужно отдать справедливость Ворошилову, что если он не стратег в общепринятом смысле этого слова, то, во всяком случае, ему нельзя отказать в способности к упорному сопротивлению».

Унизительную характеристику Ворошилову даст глава РВС, нарком по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий: «Ворошилов есть фикция. Его авторитет искусственно создан тоталитарной агитацией... Он остался тем, чем был всегда: ограниченным провинциалом без кругозора, без образования, без военных способностей и даже без способностей администратора»[4].

Ворошилов всегда стоял поперёк горла наркому Троцкому. Особенно он противился категоричным военным установкам Льва Давидовича во время обороны Царицына. В ответ на его распоряжения обычно телеграфировал в РВСР:

«Я считаю нужным исполнять те приказы, которые считаю правильными».

Присылаемых Троцким на Царицынский фронт военспецов Ворошилов отправлял «отдыхать» на баржу, чтобы не мешали.

1920—1925 годы ещё не были временем полновластия Сталина в РККА, не говоря уже обо всей стране. Поэтому он не мог повлиять на искусственный рост военного авторитета Ворошилова и тем более дать указание, чтобы признать его «первым красным офицером» РСФСР, а потом СССР.

Думается, было просто угодно Провидению, чтобы Покрасс и Френкель совершенно без чьего-либо веления написали песню «Марш красной кавалерии». И пошло гулять по стране «с нами Ворошилов, первый красный офицер».

После «Марша» появились новые песни о Ворошилове:

В 1935 году в СССР было введено высшее воинское звание «Маршал Советского Союза». Его получили Василий Константинович Блюхер, Семён Михайлович Будённый, Климент Ефремович Ворошилов, Александр Ильич Егоров, Михаил Николаевич Тухачевский. Ворошилова среди них сразу выделили, его стали называть «Первый маршал».

В 1930-е годы Сталин уже слыл Хозяином страны, и Ворошилов был под полным его влиянием. Он входил в самое ближайшее окружение вождя, считался его другом.

Теперь, наверное, были основания говорить о том, что авторитет Ворошилова раздувался тоталитарной агитацией.

От порога сторожевой будки до колеи «железки» — саженей десять, не больше.

Будка взгромоздилась на косогоре, внизу проходила Екатерининская железная дорога — участок между станцией Переездная и разъездом Волчеяровка. Неподалёку раскинулись сёла Бахмутского уезда Екатеринославской губернии, ближе всех Верхнее, Боровское, возле них протекала река Северский Донец.

Будка разделялась на две половины. Одна отводилась под всякий инвентарь, считалась технической, другая жилая — с окном, печкой — комнатка три на три метра.

В 1880—1881 годах на железнодорожной ветке Переездная — Волчеяровка путевым обходчиком работал Ефрем Андреевич Ворошилов. 37-летний Ефрем со всей своей семьёй обитал в тесной сторожке: женой Марией двадцати четырёх лет, детьми — сыном Иваном, ему шёл девятый год, и дочерью Катериной семи с половиной лет.

Семья пребывала в крайней бедности, перебивалась с хлеба на воду, едва сводила концы с концами.

Зимой 4 февраля (22 января по старому стилю) 1881 года она пополнилась третьим ребёнком, Мария родила второго сына. Во время крещения в церкви священник нарёк младенца Климентом. «Имя греческое, означает Милостивый, — сказал он родителям. — Господь даст ему благоденствие, поведёт по праведной стезе, а к вам придёт преуспеяние».

С рождением Клима преуспеяние в семью Ворошиловых не пришло, наоборот, нужда придавила ещё сильнее...

Климент Ефремович Ворошилов в своей книге воспоминаний «Рассказы о жизни», вышедшей в свет в 1968 году, напишет: «Давнее-давнее время — последние десятилетия XIX века. Немеркнущие картины родной природы — степные просторы Украины, Северский Донец, совсем не похожие друг на друга берега этой живописной реки. Здесь, на стыке Харьковской и бывшей Екатеринославской губерний (ныне Луганская область), суждено мне было родиться в бедной трудовой семье и провести свои детские годы — такие холодные и голодные и в то же время — такие светлые и радостные в моём ребячьем восприятии. Они оставили в моей душе неизгладимый след»[7].