Немало бойцов погибло в тот день...[194]

А это свидетельство Тюленева. Он описывает бои у Больших Салов. Сражение здесь длилось в течение двенадцати часов. На 6-ю дивизию белогвардейцы бросали не только конницу, но и танки, бронеавтомобили. Начдив Тимошенко лично водил полки в атаки и контратаки. Под яростным нажимом первоконников белые начали беспорядочный отход. Они бежали в сторону станции Гнилоаксайская. Путь на Ростов был открыт[195].

Крупная группировка белых оказалась плотно обложенной красными войсками с запада и севера; с юга её подрезал Дон.

На исходе 8 января 4-я кавдивизия Городовикова ворвалась в Нахичевань, 6-я Тимошенко и 33-я стрелковая Левандовского — в Ростов-на-Дону.

«Вечерний Ростов, — вспоминает один из участников прорыва в город И. Зиберов, — был освещён ярким электрическим светом. В нём находилось множество различных военных ведомств и тыловых частей контрреволюционных сил Юга России. Белогвардейский гарнизон беспечно праздновал второй день Рождества Христова... Я очень хорошо помню, как на северо-западной рабочей окраине Ростова выбегали из дворов дети, женщины и мужчины. Ребята со сверкающими от радости глазами подбрасывали вверх шапки, женщины, восторженно приветствуя нас, размахивали платками... С лиц бойцов исчезала усталость от длительных напряжённых боёв... Где-то на окраине раздалось несколько выстрелов. Но никто не обратил на них внимания — стрельба была обычным делом в те времена... Гулкий цокот сотен конских подков заполнял улицы. Потоки красной конницы растекались по городским кварталам»[196].

В течение 9 января конармейцы и стрелки 33-й дивизии выбивали с улиц и переулков города белогвардейские части, гоня их за Дон. К утру следующих суток Ростов полностью перешёл в руки красных войск.

В РВС Южного фронта и одновременно в Москву ушли донесения, подписанные Ворошиловым, Будённым, Щаденко, с докладом, что Ростов освобождён, деникинцы вытеснены на левый берег Дона. Также отмечалось: в ходе боёв Конармией взято в плен более 10 тысяч белогвардейцев, захвачено 9 танков, 32 орудия, около 200 пулемётов, много винтовок, сабель, амуниции и снаряжения. В городе белыми оставлено большое количество складов с различным имуществом.

Реляции носили исключительно победный характер. Насчёт же того, что конармейцы, освободив донскую столицу, устроили в ней настоящий погром, в донесениях не было ни единого слова. Между тем здесь приходится подчеркнуть: жители, к великому сожалению, пострадали от преступных деяний будённовцев не меньше, а, наверное, даже больше, чем в ходе боевых действий за Ростов.

Сразу с появлением конармейцев и в последующие дни город захлестнули беспорядки, грабежи, насилие. Александр Яковлевич Пархоменко, назначенный комендантом, не только не противостоял этому, сам был нередко застрельщиком беспредела. За пьяный дебош ревтрибунал приговорил его к расстрелу. Орловский отметил в своём дневнике: трибунал фронта нашёл в лице Пархоменко виновного, с которого можно спросить за все бесчинства, что творились в Ростове после его взятия. Спасло его от позорной смерти заступничество Сталина и Орджоникидзе.

Особенно горячо встал на защиту Пархоменко член РВСР и Реввоенсовета Юго-Восточного фронта Серго Орджоникидзе. Его солидарность с Александром Яковлевичем была объяснима — он тоже грешил пьянством. Буквально несколько дней назад Орджоникидзе получил неприятную телеграмму от Ленина:

«5 января 1920 г. Секретно.

Т. Серго!

Получил сообщение, что Вы и командарм 14-й пьянствовали и гуляли с бабами неделю... Скандал и позор! А я-то Вас направо и налево нахваливал! И Троцкому доложено... Ответьте тотчас: Кто Вам дал вино? Давно ли в Рев. военном совете пьянство? С кем ещё пили и гуляли? — тоже — бабы? Можете по совести обещать прекратить или (если не сможете) куда Вас перевести? Ибо позволить Вам пить мы не можем... Командарм-14 — пьяница? Неисправим? Ответьте тотчас. Лучше дадим Вам отдых. Но подтянуться надо. Нельзя. Пример подаёте дурной.

Привет. Ваш Ленин»[197].

Шестые сутки 1-я Конная пребывала в Ростове.

Командующий Кавказским фронтом Василий Иванович Шорин издал директиву, в которой Конармии приказывалось захватить плацдарм на левом берегу Дона в районе станицы Ольгинской и села Батайск[198]. Последующая задача: выход на линию Кущевская — Староминская — Ейск.

От устья Дона до Батайска белую оборону занимал Добровольческий корпус Кутепова. В него входили четыре дивизии: Корниловская, Дроздовская, Алексеевская (соответственно генерал-майоров Николая Скоблина, Владимира Витковского, Александра Третьякова) и Марковская полковника Александра Блейша. Ещё кутеповскому корпусу были приданы Кубано-Терский корпус генерал-лейтенанта Сергея Топоркова и кавалерийская бригада генерал-лейтенанта Ивана Барбовича. Корпус Топоркова в боях за последний месяц понёс весьма значительные потери и по численности личного состава теперь представлял собой скорее бригаду. Барбович до недавнего времени командовал 5-м Конным корпусом, который на две трети был выбит красными, из-за чего его преобразовали в отдельную кавалерийскую бригаду.

Вверх от Батайска располагались корпуса Донской армии генерал-лейтенанта Владимира Ильича Сидорина: до Богаевской — 3-й Донской (командир генерал-майор Адриан Гусельников), затем до Семикаракорской[199] — 2-й Донской (командир генерал-лейтенант Александр Секретов) и от Семикаракорской до Цимлянской[200] — 1-й Донской (командир генерал-лейтенант Терентий Стариков). 4-й Донской корпус (командир генерал-лейтенант Александр Павлов) держался на линии Батайск — Цимлянская в качестве подвижного резерва.

Вот против этих белогвардейских сил и должна была выступить 1-я Конная армия в связке с 8-й армией Г. Я. Сокольникова и 9-й А. К. Степиня. Тем не менее она, отягощённая награбленным добром ростовских «буржуев» и погрязшая в пьяных разгулах, решать поставленную Шориным задачу не очень спешила.

Однако невыполнение требований директивы командующего фронтом было чревато тяжёлыми последствиями.

4-я и 6-я кавдивизии сделали несколько попыток атаковать белых, но из-за отсутствия должной согласованности с соседней 8-й армией овладеть хорошо укреплёнными белогвардейскими позициями не сумели.

Со второй половины января начались непривычные для главного зимнего месяца дневные оттепели. Погода часто менялась — то яркий солнечный день с нулём на термометре, то метель, переходящая в непроглядную пургу. В этих погодных условиях болотистые низины, схваченные небольшой толщей льда, покрытые снежными простынями или водяной плёнкой, становились для кавалерии труднопреодолимыми. Лошади скользили, проваливали лёд и застревали в холодном иле. Всадники превращались для противника в беспомощные мишени.

Будённый вспоминал, что наступлению на Батайск, Ольгинскую совершенно не благоприятствовала местность. Он неоднократно заявлял командующему фронтом, что для конницы эта местность губительна. При форсировании Дона Конармия попадала в болотины, даже в засуху едва проходимые. Накануне боевых действий, в ноябре, поймы рек Дона и Койсуга были затоплены водой. В декабре они замёрзли. С началом боёв артиллерия обеих сторон почти ежедневно превращала эти топи в сплошное месиво грязи, льда и воды. Потом, конечно, ночной мороз снова сковывал это месиво, но перемещаться по нему назавтра было опасно...

В книге «Пройденный путь» Будённый писал, что 17 января во время наступления на Ольгинскую Конармия даже в пешем строю не смогла развернуть свои части в боевой порядок, не имела возможности использовать ни артиллерию, ни пулемёты. «В этот день мы с Ворошиловым лично водили бойцов в атаки, несколько раз врывались на окраину станицы Ольгинской, но всякий раз наши атаки захлёбывались в ураганном огне белогвардейцев... Не имея успеха, Конармия к ночи отошла на исходное положение».