И началось невообразимое. Ожившие, прекрасные до умопомрачения музы танцевали под ароматным дождем. Они визжали, хохотали, прыгали в кратер, набирали в ладони инспирию, брызгались ею друг в дружку, в альбинатов. А те стояли, ненужные, как старые фонари, не знали как им, беднягам, быть. Расшалившиеся музы подхватили их и закинули в фонтан. Главный кричал что-то об отчете, о решении Верховного Хранителя — никто его не слушал.

— Придется Главному Защитнику писать новый отчет. — усмехнулся Филибрум, стоя в дверях библиотеки с небольшим сундучком подмышкой. С легким поклоном он вручил сундучок Кларе.

Она щелкнула замочком, извлекла на свет простую гладкую, мягко светящуюся серебром чашу и вручила ее Саше.

Смущенная внезапной тишиной и всеобщим вниманием, Саша зачерпнула искрящегося вдохновения. Призывая на помощь бессмертных хранителей, чтобы не споткнуться о какой-нибудь булыжник в исторический момент, она приблизилась ко Льву.

Тот попятился, мотая взлохмаченной гривой и не сводя горящих глаз с золотистых искр, танцующих над чашей.

— Не валяй дурака. — устало сказала Саша.

— Я не заслужил. — пробурчал Лев.

— Сил нет с тобой препираться. Заслужишь. Пей.

Под радостные крики и аплодисменты Лев осушил чашу.

Сколько ни купайся в инспирии, а усталость возьмет свое. В разгаре всеобщего веселья, Сашу вдруг потянуло в сон. Стараясь не привлекать ничье внимание, она ускользнула сквозь калитку в Кларин сад с единственной мыслью — рухнуть в кровать.

“О, Бессмертные хранители, пусть мне никто не помешает!” — взмолилась она, входя в дом.

Но бессмертные хранители не всесильны. Сашу поджидала непреклонная Бэлла, и ванна с травяными мешочками исходила паром. Отвертеться было невозможно. Если Бэлла говорит надо — значит надо.

У Саши еле-еле хватило сил выбраться из ванны и напялить на себя что-то широкое и длинное, приготовленное ей Бэллой. Не без труда разобравшись с воротом и рукавами, она робко вышла в кухню, понимая, что роскошной трапезы ей не миновать. Если Бэлла решила кого-то накормить, то даже Пегас не спасет избранного.

Но Бэлла не собиралась тащить ее за стол. Она праздно сидела на табурете посреди кухни, боком ко входу. При Сашином появлении она поспешно встала, шагнула к печке, схватила совок и кочергу и начала выгребать угли, которых там не было. Саша успела заметить, что глаза ее красные и мокрые.

— Бэлла, не плачь. — беспомощно попросила она. Сил не было смотреть на плачущую Бэллу.

— Вот еще, плакать! Дым в глаз попал! — Бэлла хлопнула дверцей холодной печки, отошла к окну. Саша тихонько подошла, обняла Бэллу. Та резко повернулась и неловко, неумело прижала Сашу к себе. Оттолкнула, сердито отвернулась, потерла рукой глаза.

— Ешь давай. — она не глядя мотнула головой в сторону стола, уставленного мисочками и горшочками.

— Можно я потом? А то усну головой в тарелку…

Бэлла не стала ее уговаривать.

— Иди, спи. Набирайся сил. Проснешься — будем думать, как тебе помочь. Лев сказал, всех соберет. Уже Альбинатов предупредил… Сказал, если понадобится, Поганую яму наизнанку вывернет.

Голос ее звучал тускло и невесело. Она снова отвернулась к окну, украдкой вытирая глаза.

Саша вздохнула. Утешить Бэллу ей было нечем. Она застенчиво обняла ее и тихонько вышла. Пошатываясь, зевая, путаясь в длинной рубашке, вскарабкалась по лестнице и вошла в комнату, с которой совсем недавно прощалась навсегда.

— Кроватка моя… — сонно пробормотала Саша, слабой рукой натягивая на себя одеяло. Последнее, что она успела ощутить, это теплый мохнатый бок Молчун, приятно щекочущий ее пятку.

— Пришла, вредная кош…

Сон накрыл ее как меховая шапка.

***

Она проспала весь остаток дня и всю ночь. Проснулась ранним утром, до восхода солнца. Молчун сладко дрыхла поперек кровати, заливисто похрапывая. Прелесть какая! Будет, чем дразнить нахалку. Комната тонула в полумгле, но Саша чувствовала себя бодрой, окончательно отдохнувшей и полной сил. Дело сделано, Музеон на месте, Магнус избран. Настала очередь Клары выполнить свое обещание.

Спать больше не хотелось, делать в комнате было нечего. Саша тихонько оделась и выскользнула из дома в сумрачный сад.

Так тихо… Птицы еще не проснулись? Саша припомнила, что ни разу не слышала здесь птичьего щебета. Раньше это ее не занимало, не до того ей было, а сейчас вдруг показалось важным. Почему?

Саша неспешно шла по дорожке, рассеянно вертя эту мысль в голове, и вдруг обнаружила, что бредет уже по колено в траве, а в нескольких шагах сквозь пышные розовые кусты проглядывает калитка. Незнакомая.

Заплетаясь ногами в высокой траве, Саша подошла к калитке. А она будто ее и дожидалась. Отворилась тихонько, без скрипа, без шума.

Это все еще сад или уже лес? — гадала она, бесшумно ступая по пушистой, шелковой травке, как снегом заметенной россыпью мелких белых цветов. Деревья пышные, стройные, между ними воздух и свет, и ни клочка противного мха. И тишина здесь не душная и тревожная, как в мертвом лесу, а хрупкая, прозрачная.

Солнце тем временем поднималось, и будто золотая пыльца посыпалась на листву, на траву, на Сашу. И запели птицы. Вот где они прятались! Но их по прежнему не видно — как Саша не вертела головой, она не могла обнаружить ни одной. Но ее это не смущало, она шла себе и шла, слушала птиц, грелась на солнышке и ни о чем не думала. И вот перед ней чудесная, золотисто-зеленая полянка.

Посреди нее — Дерево. То самое, нарисованное на стене ее комнаты, уничтоженное когтистой Светланиной лапой.

Она ничего не забыла, она не может ошибиться! Дерево, а на нем птицы. Много птиц. Каждая поет свою песенку — кто-то простенькую и незатейливую, кто-то выводит трели и фиоритуры, а вместе получается прекрасная музыка. Саша как завороженная приблизилась к дереву. На нижней ветке сидит птица — зеленая с радужными крыльями. Ее птица. Сидит и поет.

Счастье накрыло волной, затопило сердце. Ее птица поет. Саша не может расслышать песенку в общем многоголосье, но она еще успеет, у нее есть для этого целая жизнь. А сейчас она просто порадуется тому, что ее птица спаслась, нашла свой дом и вновь запела.

Легкий шорох послышался за спиной. Обернулась — никого. Мерещится? И снова шелест шагов по траве. Ей не мерещится! Она побежала назад. Может быть… Вдруг… Нет. Это Бэлла. Ждет ее возле калитки.

— Бэлла, ты одна? Никого не видела? Мне показалось…

— Саша, вставай, к тебе пришли! — отвечает Бэлла и трясет ее за плечо. Саша открыла глаза.

Бэлла. Настоящая, не во сне. Лицо встревоженное.

— Кто? Что? Пора? — Саша вскочила с кровати, запутавшись в одеяле.

— Карл Иваныч пришел. Савва пропал.

Савва! Они даже парой слов не перекинулись с того вечера. Вчера она видела его на площади посреди всеобщего веселья. Он прожигал ее глазищами, но так и не решился подойти. А потом она забыла, устала, уснула.

Она быстро оделась, сердито ворча, что мол, Карл Иваныч завел дурацкую привычку бежать к ней, чуть что с Саввой не так.

Карл Иваныч был всклокочен, взъерошен и небрит. Саше показалось, что со дня их последней беседы он не только не причесался, но даже к зеркалу не подошел.

— Скрипка на месте? — с ходу спросила она. — Репетирует где-нибудь.

— Скрипки нет. Я бы не волновался, но… — Карл Иваныч протянул Саше запечатанный конверт, в котором чувствовалось что-то твердое. — Здесь ваше имя. Разумеется, я не стал открывать, принес вам. Прочтите, пожалуйста — просил он, дергая болтающуюся на ниточке пуговицу на пальто.

Саша разорвала конверт и темно-красный прозрачный камень скользнул ей на ладонь. Она удивленно уставилась на него, и только через несколько секунд до нее дошло, что это не ее камень стал красным.

— Его кулон! — воскликнул Карл Иваныч. — Зачем он оставил его вам?