— Мальчик?

— Ты с ним только что разговаривала.

— Савва! — ахнула Саша. Обернулась — площадь пуста. Пироскаф идет вниз по реке. На нем Савва. Она совсем о нем забыла. Как же так…

— Ты его знаешь? У тебя, я смотрю, полный город знакомых.

— Нет. Он просто помогал мне… искать тебя.

Саша сунула руку в карман, вытащила красный камень на черном шнурке, надела на шею.

— Это что за штучка? Откуда?

— Нашла.

Мама взяла камень в руку, посмотрела на свет, залюбовалась.

— Гранат. Волшебной красоты. Будет тебе талисман.

— Да. — вздохнула Саша, пряча камень под куртку.

— Вот только паром мы с тобой пропустили! — расстроилась мама. — Теперь два часа дожидаться. Пошли дальше гулять. Но теперь ни на шаг от меня! За руку пойдешь.

— Ну мам! Мне что, пять лет?

— Да. — отрезала мама. — Кстати, где твой рюкзак?

Рюкзак… Саша оглянулась на Калитку. Нечего и думать вернуться за рюкзаком. Ни с кем не попрощалась. Никому ничего не сказала. Просто взяла и пропала.

Она вытерла глаза.

— Потеряла. Оставила, а его сперли.

— Ты что, плачешь? Из-за рюкзака?

— Я не из-за рюкзака. — прошептала Саша. — Там… паспорт остался.

— Ничего страшного. Новый сделаешь.

— Тем более там фотография отвратительная. Ты на ней как кикимора.

— Что?!

— Новый, говорю, получишь. Вытри глазки. Смотри, кошка какая, белая, пушистая!

— Это Молчун. Она не кошка. — машинально ответила Саша.

— Что?

— Давай теперь проболтайся от счастья…

— Ну… она пасть разевает, а не мяукает. Значит Молчун. — нашлась Саша.

— А почему не кошка?

— Ну-ка, ну-ка, соображай… Голова садовая!

— Ты посмотри на ее физиономию! Слишком наглая даже для кошки.

— Девяти жизней не хватит, чтобы научить тебя манерам, — проворчала Молчун.

— Ну что ты, она очень милая, — улыбнулась мама и почесала анимузу за ушами. Та прищурила глаза от удовольствия. — Молчун. Ей подходит.

— Мам… Давай возьмем ее с собой!

— Неплохо бы меня для начала спросить.

— Саш… Я как-то не готова. Да и потом — она здесь живет.

— Ну пожалуйста… Ну подумай хотя бы. До следующего пироскафа.

— Ладно, посмотрим.

“ И ты подумай — подмигнула Саша анимузе. — И предупреди всех. Скажи, что я их всех люблю.”

ДНЕВНИК САШИ

“ Мы дома! Сколько раз я открывала тетрадку на чистом развороте и выводила эти слова, не касаясь карандашом бумаги. Мечтала о минуте, когда смогу написать их по-настоящему. И вот минута настала.

Мы дома.

Светланин морок растаял без следа. Никто ничего не помнит. Даже папа. Правда вчера он неожиданно спросил меня, куда подевалось нарисованное дерево с птицами. Застал врасплох. Я растерялась и брякнула, что оно мне надоело, и я перекрасила стену. Папа расстроился.

— Жаль, красиво было.

— Папа… Я нарисую что-нибудь еще!

Папа улыбнулся, грустно так.

— Ты выросла. Смотри, как изменилась! И когда успела? Теперь ты сможешь нарисовать только что-нибудь взрослое. А я так любил этих милых, корявых птичек!

Вон оно что! Он их, оказывается, любил! А сколько было ворчания! Я снова пишу. Все подряд — рассказы, сказки. Кое-что посерьезнее замышляю. И мне теперь не нужно ничье разрешение и одобрение. Теперь у меня есть я — и поддержать могу сама себя, и дать пинка, если понадобится. Мой талант, каким бы маленьким и скромным он ни был, не зависит ни от кого. Только я за него отвечаю. И пробить ему дорогу могу только я.

Я обязательно напишу обо всем, что со мной случилось. Обо всем, что живет пока глубоко внутри, не дает мне спать, погружает в прострацию в самый неподходящий момент.

Думаю о них постоянно.

Я ведь даже не успела со всеми попрощаться. Никто не понял, куда я пропала. Надеюсь, никто на меня не обиделся, не ищет не скучает.

А я скучаю по ним. Страшно скучаю!

Пытаюсь угадать — что мастерит Платон Леонардович? Удалось ли ему соорудить лифт в библиотеке, или Филибрум так и карабкается со своей больной ногой по крутым лестницам?

А что у Бэллы на ужин? Или она бросила надоевшую готовку и собирает травы, сочиняет чудодейственные отвары, как давно мечтала?

Что с Марком? сумеет ли Бэлла ему помочь? Или он так и бродит по Самородью с пером в голове?

Вернулась ли Клара к своему саду? Или он так же печален и заброшен, а она как может помогает Льву?

Когда я думаю о Льве, то к мыслям примешивается беспокойство. Не совершила ли я ошибку, отдав ему чашу Магнуса? Но с другой стороны — а кому еще я могла ее отдать? Тем и утешаюсь.

Савва. О нем я стараюсь не думать. Мне кажется, если я начну, то и он где-то там, в Праге, или в Вене станет думать обо мне. А ему нельзя. Да и мне не надо бы. Но мысль о нем всегда сидит во мне как заноза и колет в самый неподходящий момент. Надеюсь, пройдет со временем. И гранат на черном шнурке станет просто украшением. И пусть Молчун сколько хочет называет меня тупицей!

Когда я гуляю по Арбату, то поглядываю на ряженых с опаской — а вдруг один из них прячет в кармане письмо для меня? И честно признаюсь себе — я мечтаю об этом.

Но чувствую, если снова возникнет в моей жизни город муз, то уже не отпустит меня. Если я окажусь там, то останусь навсегда. А мне пока нельзя. У меня еще целая куча дел. И одно из них скачет прямо сейчас у меня под окном.”

***

Саша захлопнула тетрадь, вытянула из-под шкафа шахматную доску, прихватила для достоверности пару коробок из-под обуви и выскочила из дома. Быстренько сбежала по лестнице и с видом человека, измученного тяжелой, бессмысленной работой, вышла из подъезда, прижимая к себе пирамиду коробок.

Ее вечный недруг и тайный обожатель Петька осваивал очередной кульбит на самокате.

Саша сделала вид, что в упор его не видит и направилась к мусорке.

— Че, припахали? — радостно крикнул Петька ей вслед.

— И тебе добрый день, — вежливо поздоровалась Саша через плечо и отправила первую коробку в мусорный бак.

— Где так долго была?

— А ты что, заметил? — насторожилась Саша. Светланин морок на Петьку отчего-то не подействовал.

— По делам ездила, — бросила она небрежно и запустила вторую коробку вслед за первой. Пришел черед ящика с шахматами. Петька нахмурился.

— Погоди, ты это выкинуть хочешь?

— Да вот думаю — может дворникам оставить? Пусть играют.

— Сама не умеешь, что ли?

— Умею, а толку-то? Все равно не с кем.

— Спорим, обыграю?

Саша обдала его презрительным взглядом.

— Ты? Меня?

— Спорим? На щелбан.

— Давай лучше сразу тебе по лбу дам. — предложила Саша.

— В три хода мат поставлю. Спорим?

— Пф! Окей. Играем. — Саша кивнула в сторону скамейки.

Петькины глаза вспыхнули весело и жадно. И тут же погасли.

— Батя в окно увидит. Пропишет мне…

— Хочешь — пошли ко мне.

— А предки твои ничего не скажут?

— Скажут. “Здравствуй, Петя”. — Саша сунула шахматы ему в руки и направилась к подъезду.

Петька просиял и бросился следом, забыв о самокате.

***

В заметенном пылью, озаренном низкой луной, грустном городе, маленькая птичка приоткрыла глаз и шевельнула крылом. И послышался нежный, едва уловимый звук, похожий на хруст льдинки в теплой воде. И прекрасные, печальные глаза Эолы засветились радугой. Тоненькая, извилистая трещинка пробивала себе дорогу сквозь стеклянный колпак.