— Не думаю, что твои выводы убедят защитников.

Саша расстроенно кивнула. Задумалась.

— В Музеоне в последнее время появлялся кто нибудь, кроме меня? — вдруг спросила она.

— Нет.

— Тогда смотри: оскураты служат Утробе. Так?

Савва кивнул.

— Ты говоришь, у Утробы должен быть помощник. Так?

— К чему ты клонишь?

— Если кроме меня никто не появлялся, то либо кто-то из муз перекинулся в азуму…

— Вряд ли. За этим следят альбинаты. Они бы знали.

— Вот! — торжествующе объявила Саша, — Тогда получается… что?

— Кто-то из драгоценных, ты хочешь сказать? — нахмурился Савва.

— Извини. Да.

— И зачем нам это?

— Ну… Если исходить из того, что я посредник, то…

— Кто-то не хочет, чтобы ожил источник?

— Получается так. Или кто-то не хочет, чтобы это была я.

— Лев?

— Или Декаденция.

Савва рассмеялся.

— Ты чего?

— Представил себе Декаденцию рядом с оскуратом. Нет. здесь нужен кто-то покрепче.

— Лев подходит идеально! Надо поговорить с защитниками! Показать им, что мы обнаружили.

— Отличная мысль. Представляю себе, как ты заявляешься в башню защиты с термосом! А с чего ты взяла, что они тебе поверят? — спросил Савва. — Они решат, что ты выдумываешь всякую ахинею, чтобы снять с себя подозрения. Да еще проникла на место преступления. За одно это тебе влетит.

— Мы проникли. — скромно напомнила Саша.

— Ну, обоим влетит. Это дела не меняет. И, кстати… — он посмотрел на нее в упор, — ты забываешь еще одну вероятность.

— Это какую же?

— Ты сама могла все это проделать.

— Я?!

— А почему нет? Ты появилась в городе при странных обстоятельствах, рассказываешь какие-то сказки, доказать ничего не можешь. Кто знает, что у тебя на уме.

Саша сникла.

— Да, — согласилась она печально. — Неудивительно, что мне никто не верит.

— Почему — никто? Клара тебе верит, Бэлла, Филибрум. Я.

— А ты почему?

— Потому что… надо быть гениальной актрисой, чтобы так притворяться.

— А я?

— А ты не умеешь. У тебя все на лице написано.

— Это обидно. Но спасибо за доверие.

— Не ходи в башню. — вдруг сказал Савва. — Только навредишь себе.

— Но что же мне тогда делать? — растерянно спросила она у груды щепок на полу.

— Беги отсюда. — серьезно ответил он, — Уезжай, пока не поздно.

Саша метнула на него злобный взгляд.

— Уезжай. — мягко повторил Савва, — Так будет лучше.

Она вздохнула.

— Да, это было бы лучше. Только ехать мне некуда.

Бэлла выгребла из печки угли. С трудом разогнулась, потирая поясницу, подошла к окну, застыла, печально глядя на запущенный сад. Унылое зрелище. Вечером жуки-фонарщики спасают положение, сад выглядит сказочно, как когда-то, а днем… Грустно и стыдно. Глаза бы не глядели.

Она вдруг нахмурилась, настороженно всматриваясь в заросли жасмина.

— Показалось. — пробормотала она, подхватила ведерко с углем и захромала к двери. Вышла из дома, спустилась с крыльца и вдруг остановилась, осторожно поставила на землю ведро, замерла. Ноздри ее едва заметно вздрагивали. Прикрыв глаза, Бэлла медленно повернула голову налево, постояла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь. Одуряющий аромат жасмина висел над садом, что в нем можно уловить? Кого учуять?

Она повела головой вправо, постояла немного, открыла глаза и решительно двинулась по правой дорожке вглубь сада. Там, в жасминовом сумраке притаился садовый домик, сложенный из серого камня. Позади домика слышались звуки непонятной возни, постукивание, легкий шорох и невнятное бормотание. Осторожно и тихо, насколько ей позволяла больная нога, Бэлла обошла домик и ахнула.

На земле валялось старое одеяло, на нем разложено по цветам несколько камешков — охра, кусочки угля, обломки кирпича.

Марк самозабвенно рисовал на серой каменной стене темноволосую женщину вполоборота.

— Ты что ж такое творишь? — грозным шепотом спросила Бэлла.

Марк сильно вздрогнул, выронил уголь, кинулся было в кусты, но, узнав Бэллу, застыл на месте, виновато понурился.

— Опять за старое? Сказала — нельзя! — прошипела Бэлла, переводя гневный взгляд с художника на его творение, — Сцапают альбинаты — хорошо будет?

Человек поморщился, резко замотал головой.

— Я… я видел ее. Вчера.

— Не ее ты видел! — отрезала Бэлла, — Дочка это ее, ясно?

— Знаю. Дочка. А она тоже была. Раньше…

— Была, не была… Не твоего ума дело! Хоть бы и была.

Марк вцепился в свои спутанные космы перепачканными углем и охрой руками, несколько раз дернул.

— Ну тихо, тихо! — Бэлла отвела его руки, смахнула разноцветную пыль со склоненной головы. — Ладно. Сиди тут и ни гу-гу! Жди. За водой пойду и еще кое за чем.

Марк послушно опустился на землю, скорчился, обхватив колени. Бэлла погрозила ему кулаком и скрылась в кустах. Он проводил ее взглядом исподлобья, потом искоса, украдкой посмотрел на портрет. Руки его беспрестанно, неосознанно двигались, хватали и ломали мелкие палочки, выдергивали пучки травы, комкали складки одеяла. Наткнулись на кусок охры. Марк озадаченно посмотрел на него, будто в первый раз увидел, поднялся с земли, воровато оглянулся и быстро пририсовал темноволосой женщине на стене несколько веснушек. Отступил на шаг. Лицо его просветлело, морщины на лбу разгладились.

— Вот так…вот — тихо бубнил он, — теперь похожа…

Он снова опустился на траву рядом с одеялом и принял прежнюю позу как раз в тот момент, когда из-за кустов появилась Бэлла. В одной руке она несла ведро с водой, в другой — большую тряпку. Она поставила ведро, покосилась на портрет, сердито сверкнула глазами.

— Думал, не замечу?

Художник смущенно склонил кудлатую голову.

— Так больше похоже…

— Да, рассказывай мне! Уж я получше твоего понимаю, похоже-не похоже. Бери тряпку! Резким, почти злым движением она разодрала тряпку пополам, одну половину швырнула Марку, другую обмакнула в ведро и, не переставая что-то невнятно ворчать, принялась смывать портрет со стены. Марк заплакал.

— Ох! Забыла совсем.

Из кармана передника Бэлла извлекла бутылочку из темно-зеленого стекла и протянула Марку.

— На-ка, хлебни, полегчает.

Марк тихо размазывал по щекам черно-желтые слезы.

— Пей, говорю! — Бэлла зубами выдернула пробку, поднесла склянку к губам художника. — Ну пей, пей, золотой, полегче станет!

***

Сашины надежды не оправдались. Жилище Кассандры не таило в себе никаких секретов. Небольшая гостиная, спальня, простая до аскетичности кухня. Минимум мебели, ни картин, ни фотографий, ни безделушек. Саша заставила себя пошарить по шкафам и комодам. Но и в их полупустых недрах не удалось обнаружить ничего, кроме идеального порядка. Дом скорее напоминал отель, тщательно прибранный после отъезда последнего гостя. Удивительно безликий дом.

— Что же за человек такой — Кассандра? Как ей удавалось жить, не оставляя следа? — недоумевала Саша.

Савва только пожимал плечами в ответ. Видно было, что ему страшно неуютно здесь, и что он сто раз пожалел о своем легкомысленном согласии.

И вот последняя комната. Единственная из всех, она была заперта на ключ, и Саша приберегла ее на десерт. Совесть к этому моменту умолкла окончательно. Нужная отмычка нашлась быстро, замок мягко щелкнул, открылся легко, будто родным ключом. Что ж, ничего удивительного. Все замки в Музеоне — работа Платона Леонардовича, и в его руках ключи от всех дверей.

Саша вошла первой и остановилась на пороге. Комната была битком набита вещами, будто сюда стащили все, что не понадобилось. Вдоль стен выстроились пирамиды сундуков, коробок, ящиков. Возле наглухо зашторенного окна громоздилось что-то похожее на верблюда, укрытого куском ткани. Под тканью обнаружился большой стол, а на нем — загадочный аппарат, вроде тех, что у них в кабинете химии. Возгонка? Перегонка? Рядом на столе аккуратно составлены колбы всех форм и размеров.